Август Стриндберг - Фрекен Жюли
Жан (опускается на колени, пародийно-рыцарски; поднимает стакан). Здоровье моей повелительницы!
Фрекен. Браво! А теперь целуйте туфельку, и все будет прелестно.
Жан колеблется, потом дерзко хватает ее ногу и легонько целует.
Фрекен (встает). Превосходно! Вам бы актером быть.
Жан (встает). Так больше нельзя! Фрекен! Вдруг войдут и увидят.
Фрекен. Ну и что?
Жан. Пойдут болтать, только и всего! А если бы фрекен знала, как они уже распустили языки…
Фрекен. Ну, например? Что же они говорят? Перескажите! Да сядьте же вы наконец!
Жан (садится). Не хочу вас огорчать, но они употребляют выражения… которые бросают тень такого рода, что… да вы же сами можете понять. Вы уже не маленькая, и если даму застают, когда она пьет наедине с мужчиной – пусть даже с лакеем – ночью, так уж…
Фрекен. Что – так уж? Да мы и не наедине, к тому же – Кристина тут.
Жан. Да – спит!
Фрекен. Так я разбужу ее. (Встает.) Кристина! Ты спишь?
Кристина (во сне). Э-э-э!
Фрекен. Кристина! Вот соня!
Кристина (во сне). Сапоги графу почищены… поставить кофе… сейчас, сейчас – ох-ох – пф…
Фрекен (дергает ее за нос). Да проснешься ли ты наконец?
Жан (строго). Нельзя беспокоить спящего!
Фрекен (резко). Что такое?
Жан. Кто весь день простоял у плиты, может и утомиться к ночи. И сон надо уважать…
Фрекен (меняет тон). Высокая мысль, и делает вам честь! Благодарю! (Протягивает Жану руку.) Пойдемте в сад, и вы нарвете для меня сирени!
Жан. Я – с вами, фрекен?
Фрекен. Со мной!
Жан. Невозможно! Никак невозможно!
Фрекен. Не пойму я ваших мыслей. Неужто вы что-то вообразили?
Жан. Нет, не я. Люди.
Фрекен. Что же именно? Что я влюблена в лакея?
Жан. Я человек не заносчивый, однако же ведь бывали примеры. Да и для людей нет ничего святого!
Фрекен. А вы аристократ, как я погляжу!
Жан. Да, аристократ.
Фрекен. Я лучше снизойду…
Жан. Не снисходите, фрекен, вот мой совет! Никто вам не поверит, что вы сами решили снизойти; всегда скажут, будто вы пали!
Фрекен. Я лучше вас думаю о людях! Идемте же, испытаем их! (Долго смотрит на него.)
Жан. А вы знаете, что вы очень смешная?
Фрекен. Возможно! Но ведь и вы тоже! Впрочем, все на свете смешно! Жизнь, люди – все ведь это одна грязь, и она плывет, плывет по воде, пока вдруг не начнет тонуть, тонуть! Мне часто снится один сон; вот отчего-то вспомнилось. Будто я взобралась на высокий столб, а спуститься нет никакой возможности, как гляну вниз – сразу голова кружится, а мне надо вниз, и броситься не хватает духу; держаться мне не за что, и я даже хочу упасть, да вот не падаю! И я не могу успокоиться, пока не спущусь вниз, вниз, на землю! А если спустилась бы вниз, на землю, мне сразу захотелось бы в нее зарыться… Бывало с вами такое?
Жан. Нет! Мне часто снится, будто я лежу под высоким деревом в темном лесу. И меня тянет вверх, вверх, на вершину, и чтобы оттуда оглядеть светлую округу, залитую солнцем, и разорить птичье гнездо, где лежат золотые яйца. И я взбираюсь, взбираюсь, а ствол такой толстый и скользкий, и до веток так далеко. Но я-то знаю, что мне бы только уцепиться за первую ветку, и там уж я поднимусь до самого верху легко, как по лесенке. Пока еще мне не случалось туда забираться, но я заберусь непременно – хотя бы во сне!
Фрекен. Но что это я? Стою тут и с вами о снах болтаю… Идемте же! Скорее в сад! (Берет его под руку, и оба идут к дверям.)
Жан. Эх, выспаться бы на девяти разных травах в Иванову ночь – и сбудутся все мечты! Фрекен!
Фрекен и Жан оборачиваются в дверях. Жан трет рукою глаз.
Фрекен. Дайте-ка посмотреть, вам что-то в глаз попало?
Жан. О, пустяки. Соринка. Сейчас пройдет.
Фрекен. Верно, это я вас рукавом задела; сядьте, сейчас я вам помогу! (Тянет его за руку и сажает на стул; берет в свои ладони его голову и запрокидывает ее назад; кончиком платка старается выудить из глаза соринку.) Тихо же, не шевелиться! (Бьет его по руке.) Слушаться, я сказала! Что это? Такой сильный, большой – и дрожит? (Щупает ему плечо.) С такими плечами!
Жан (предостерегающе). Фрекен Жюли!
Кристина проснулась и, вялая, идет направо, чтобы лечь.
Фрекен. Да-да, мсье Жан?
Жан. Attention! Je ne suis qu’un homme![20]
Фрекен. Будете вы тихо сидеть или нет! Ну вот! И вытащила! Целуйте ручку! Благодарите!
Жан (встает). Фрекен Жюли! Послушайте меня! Кристина ведь ушла и легла в постель! Вы в состоянии слушать?
Фрекен. Сначала целуйте ручку!
Жан. Послушайте!
Фрекен. Сначала ручку!
Жан. Ну, так пеняйте же на себя!
Фрекен. За что?
Жан. За что? Не ребенок же вы – в двадцать пять лет! Неужели вы не знаете, что играть с огнем опасно?
Фрекен. Мне не опасно: я застрахована!
Жан (смело). Нет, не застрахована! А если бы и так – рядом с вами легко воспламеняющийся предмет!
Фрекен. То есть вы, надо полагать?
Жан. Да! Не в том дело, что именно я, но поскольку я мужчина и молод…
Фрекен. И хорош собою… Какое, однако, богатое воображение! Быть может, вы Дон Жуан? Или прекрасный Иосиф! Да-да, я уверена, он прекрасный Иосиф!
Жан. Вы уверены?
Фрекен. Даже почти боюсь!
Жан смело подходит к ней и пытается обнять и поцеловать.
(Дает ему пощечину.) Не сметь!
Жан. Вы это в шутку? Или серьезно?
Фрекен. Серьезно!
Жан. Стало быть, и раньше серьезно было! Слишком уж вы серьезно играете, смотрите, это опасно! А мне играть надоело, и прошу меня уволить, я должен вернуться к моим обязанностям. Надо вовремя подать сапоги графу, а сейчас давно уже за полночь.
Фрекен. Оставьте вы эти сапоги!
Жан. Нет! Это моя служба, и я обязан ее нести, да я никогда и не метил к вам в развлекатели, и не буду никогда, я слишком хорош для этого!
Фрекен. Вы гордый!
Жан. В иных случаях да, в иных – нисколько.
Фрекен. Любили вы когда-нибудь?
Жан. У нас это слово не в ходу, но мне многие девушки нравились, а один раз в жизни я даже просто заболел из-за того, что одна девушка для меня была недоступна. Заболел, знаете ли, прямо как эти принцы из «Тысячи и одной ночи»[21] – не ел, не спал от любви!
Фрекен. И кто же была она?
Жан молчит.
Кто же была она?
Жан. А вот этого вы не заставите меня сказать.
Фрекен. Но если я прошу вас, как друга, как равного? Кто была она?
Жан. Это были вы!
Фрекен (садится). Прелестно!
Жан. Да, если угодно! И даже смешно! Это, понимаете ли, та самая история, которой я не хотел касаться, но теперь уж я все расскажу!
Знаете ли вы, каким кажется мир, если смотришь на него снизу? Нет, откуда ж вам знать! Он кажется чем-то похожим на соколов и ястребов, у которых не видно спин, ведь они парят в вышине! Я рос в доме статара, нас было семеро детей, и одна свинья на сером поле, где не стояло ни деревца! Но из окошка я видел стену графского сада и яблони за нею. Как райский сад. И злые ангелы с огненными мечами его стерегли. Я да и другие мальчишки тоже нашли, однако же, путь к древу жизни – вы презираете меня?
Фрекен. Ах, мальчишки вечно яблоки таскают.
Жан. Это вы только так говорите, а сами меня презираете! Ну да все равно! Как-то раз я пришел в райский сад вместе с матерью, лук полоть. Там, где начинался сад, стоял турецкий павильон в тени жасминов, весь в кустах жимолости. Я не знал, для чего служит этот павильон, но в жизни еще я не видывал такой красоты. В него входили, из него выходили, и однажды дверь оставили открытой. Я проскользнул внутрь и увидел на стенах портреты императоров и королей, а на окнах красные гардины с бахромой – ну, сами понимаете. Я… (отламывает ветку сирени и подает ее фрекен) в замке не бывал, ничего не видел, кроме церкви, но тут было красивей; и куда б ни уносился я потом в мечтах, всегда возвращался обратно – туда. И понемногу мной овладело желание хоть разок увидеть всю эту роскошь – словом, я прокрался туда, смотрел и дивился. И вдруг кто-то входит! Для господ в павильоне был только один выход, ну а для меня сыскался другой, и мне ничего не оставалось, как им воспользоваться!
Фрекен роняет ветку сирени на стол.
