Александр Островский - Бедная невеста
Хорьков. Это дурно.
Милашин. Да вы представьте мое-то положение: каждый день ходит, чорт знает зачем!
Хорьков. Да вам-то что ж?
Милашин. Нет, как хотите, Михайло Иваныч, это мне ужасно неприятно.
Хорьков. Тут не об вас толк. Он может иметь очень дурное влияние на Марью Андревну. Я его давно знаю. Он еще мальчишкой был, сам к себе письма писывал да хвастался товарищам в пансионе, что от барышень получает. Если вы имеете влияние на Марью Андревну, так вы ее предостерегите: мне будет очень жаль, если она поверит этому пустому человеку.
Милашин. Хорошо, Михайло Иваныч. Покорно вас благодарю, что вы мне открыли глаза насчет этого человека. Я ей непременно скажу.
Хорьков. Да поверит ли она вам?
Милашин. Поверит, непременно поверит: она меня очень любит.
Хорьков. Едва ли, Иван Иваныч! Мне кажется, что она вас совсем не любит.
Милашин. Отчего вы так думаете? Разве я хуже других? Нет, уж извините! Вы меня не знаете: меня тоже женщины очень любят.
Хорьков. Ну, положим, что так. Только надо сделать поумнее, чтобы Марья Андревна не подумала, что мы из ревности хлопочем. Эх, не хочется мне с ним связываться-то только, а то бы я его сразу выгнал отсюда.
Милашин. Хотите, я это сделаю? Я буду в глаза смеяться над ним.
Хорьков. Из этого ничего не выйдет; Марья Андревна на вас рассердится, и только. А впрочем, что нам за Дело, пусть их как хотят! (Молчание.) Чудак этот Мерич! Мне случайно попалась тетрадка из его дневника да несколько писем, которые он писал нашей соседке, а та отдавала мужу; уж чего там нет!
Милашин. Одолжите мне этих писем на время.
Хорьков. На что они вам? Пожалуй, возьмите.
Милашин. Покорно вас благодарю! (Берет его за руку.) Вы меня очень обязали.
Хорьков. Да за что вы меня благодарите: я стараюсь об Марье Андревне, а не об вас, потому что очень люблю ее и принимаю в ней большое участие.
Милашин. И я люблю…
Хорьков. Я верю. Мерич может очень много вреда сделать Марье Андревне. Он человек совершенно без правил.
Милашин. Да и мне ужасно надоел: старается очернить меня в глазах Марьи Андреевы, мешает мне.
Хорьков. Пойдемте домой, Иван Иваныч; нам, кажется, нечего здесь делать.
Милашин. Нет, мне нельзя уйти; мне надобно здесь остаться. Марья Андреева, пожалуй, рассердится, что я ушел.
Хорьков. Не беспокойтесь, не рассердится; ей теперь не до вас: нынче Анна Петровна ждет какого-то чиновника, которого она хочет просить о своем деле. Что вы будете здесь делать?
Милашин. Пожалуй, пойдемте.
Уходят. С другой стороны выходят Мерич и Марья Андреевна.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕМарья Андреевна и Мерич.
Мерич. Прощайте, Марья Андревна.
Марья Андреевна. Куда вы? Мне будет скучно одной; посидимте здесь немножко. (Садятся.)
Мерич. Я слышал от Милашина, Марья Андревна, что вам сватают какого-то жениха.
Марья Андреевна. Да, Владимир Васильич, поминутно сватают то одного, то другого.
Мерич. И вы пойдете?
Марья Андреевна. Не знаю; но что же мне делать? Надо же выйти замуж,
Мерич. Ну, я с своей стороны не вижу никакой необходимости; разве вас что-нибудь заставляет?
Марья Андреевна. Много причин. Вы не знаете наших обстоятельств.
Мерич. Но, боже мой, неужели это так необходимо?
Марья Андреевна. Маменька говорит, что необходимо.
Мерич. Это ужасно! Пожертвовать собой! Что вы делаете, Марья Андревна! Вы созданы для того, чтобы любить и быть любимой. Красотой должны любоваться все. Вы не имеете даже права отнять у нас это наслаждение и на всю жизнь отдаться одному человеку.
Марья Андреевна. Вы все шутите!
Мерич. Нет, не шучу. Вы рассудите, Марья Андревна, что это за жизнь! Одна минута истинной любви дороже такой жизни… Ну, в деле сердца я бы не послушался маменьки. Для маменьки вы хотите губить свое счастье и счастье других. Какой еще вы ребенок!
Марья Андреевна. Да, если б это счастье было возможно для меня! А то мне нечего жалеть, нечего ждать! Меня никто не любит, я тоже никого не люблю,
Мерич. Вы никого не любите?
Марья Андреевна. Никого.
Мерич. И вас никто не любит?
Марья Андреевна. Мне кажется.
Мерич. В таком случае, другое дело. Но все-таки страшно пожертвовать собой расчетам других.
Марья Андреевна. Что ж делать-то! Я буду выбирать такого человека, который, имея состояние, удовлетворял бы несколько и моим требованиям.
Мерич. Откуда в вас такая положительность, такие практические правила?
Марья Андреевна. Нужда научит.
Мерич. Если вы решились, я не хочу поколебать вашей решимости; она делает вам честь. Но что, если б вы полюбили кого-нибудь, если б вам случилось встретить человека, который вас любит пламенно, со всем пылом юношеской страсти?
Марья Андреевна. Я не знаю, Владимир Васильич, но едва ли это случится когда-нибудь.
Мерич (меланхолическим тоном). Теперь, когда уж дело кончено, когда вы соглашаетесь пожертвовать собой для вашей маменьки, что, разумеется, очень похвально, я могу вам сказать, что я вас любил, Марья Андреева, любил страстно; я вас до сих пор люблю так, как никто вас любить не будет.
Марья Андреевна. Вы меня не обманываете, Владимир Васильич?
Мерич. О нет, нет…
Марья Андреевна. Вы меня не обманываете?
Мерич. Все клятвы, какие я знаю…
Марья Андреевна. Не нужно, не нужно… Ах, Владимир Васильич! Не обманывайте меня, ради бога! Вам так легко меня обмануть – я сама вас… люблю…
Мерич. Ангел мой! Я не верю своему счастью… Зачем же слезы! Марья Андревна! Машенька! Мери! (Целует руку.) Ну, взгляни на меня. Ты хороша! Ах, как ты хороша в эту минуту! Я бы желал, чтобы теперь весь свет тебя видел с этими слезами на глазах.
Марья Андреевна. Я, кажется, дурно сделала, что призналась вам.
Мерич. Отчего же дурно? Тебе совестно, что у тебя есть сердце, что ты выше всех этих бесчувственных кукол, которые хвастаются тем, что не любили никогда. Я могу оценить твою любовь.
Марья Андреевна. Я надеюсь. (Припадает к нему.) Ах, не смотри на меня, я, право, такая глупая; я думала, что у меня достанет твердости скрыть мою любовь.
Мерич. Да зачем же скрывать ее?
Марья Андреевна. Да, теперь уж, конечно, незачем. Напротив, теперь я хотела бы тебе вдруг открыть свою душу, чтобы ты знал, как много я люблю тебя.
Мерич. Зачем? Ты и так для меня дороже всего на свете.
Марья Андреевна. Нет, Владимир, нет, ты так меня не любишь, как я тебя люблю. Ты для меня все теперь, все, все! Ты веришь моим словам?
Мерич. А ты моим веришь?
Марья Андреевна. Не знаю: и хочется верить, и боюсь… С твоей стороны будет безжалостно обмануть меня.
Мерич. К чему эти черные мысли! Посмотри, вся природа нам улыбается. (Сидят несколько времени молча.)
Марья Андреевна. Ах, боже мой, я и забыла: нынче к нам хотел приехать чиновник какой-то. Маменька там хлопочет, велела мне одеваться хорошенько.
Мерич. Уж не жених ли какой-нибудь?
Марья Андреевна. Не знаю. Ты, впрочем, не бес-покойся. Я скажу маменьке, что не нравится… Уж как-нибудь сделаю.
Мерич. И скоро будет?
Марья Андреевна. Я думаю, скоро.
Мерич. Так я пойду, прощай. (Встают со скамейки.)
Марья Андреевна. Прощай. Когда же ты придешь? Приходи завтра поутру; маменьки не будет дома.
Мерич (целует ее). Приду, приду. Прощай! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕМарья Андреевна (одна, прислонившись к дереву). Он ушел! Хорошо ли я сделала? Мне и стыдно и весело. Что, если это только шалость с его стороны? Боже мой, как мне совестно за себя! (Молчание.) А если он любит в самом деле? Он всегда такой скучный, печальный. Он говорит, что до сих пор постоянно обманывался в женщинах. Ах, как бы мне хотелось знать, любит ли он меня… а я его очень люблю. Чего я для него не сделаю!… все, все, все!… (Стоит, закрывши лицо платком.)
Входит Дарья.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕМарья Андреевна и Дарья.
Дарья. О, чтоб вас! Сбилась с ног нынче день-то деньской… Барышня, а барышня! Где вы тут?
