Леонид Филатов - Сукины дети (сборник)
Д’Артаньян. Дело в том, сударь, что мы только сегодня прибыли в Париж…
Планше.…и не успели облюбовать себе местечко на каком-нибудь постоялом дворе…
Бонасье. Ни слова больше! Я понял вас, господа! С этой минуты вы – гости этого дома!
А чтобы не показаться вам голословным, я сейчас же спущусь в подвал и захвачу оттуда несколько бутылочек превосходного божанси.
Планше. Вот это дело, господин Бонасье! Я, пожалуй, отправлюсь с вами. Может быть, вам придет в голову захватить с собой что-нибудь еще, а ведь у вас только две руки, не правда ли?
Бонасье. (Тускло.) Вы очень любезны, сударь!
Планше и господин Бонасье уходят, Констанция и д’Артаньян остаются одни.
Констанция. Ах как мне благодарить вас за то, что вы для меня сделали!
Д’Артаньян. Это я должен благодарить судьбу за то, что она послала мне встречу с вами!
Констанция. Да будет вам, сударь! Ведь вы же меня совсем не знаете! За время нашего знакомства мы не успели сказать друг другу и трех слов!
Д’Артаньян. С той минуты, как я вас увидел, только эти три слова и вертятся у меня на языке, сударыня!
Констанция. В таком случае, отчего бы вам не сказать их сейчас? Говорите же, я слушаю!
В ту самую минуту, когда д’Артаньян, казалось, уже собрался с духом, чтобы произнести заветные слова, появляются Планше и господин Бонасье, нагружен-ные бутылками и всяческой снедью. Сообразительный Планше вовремя замечает, что кое-кому их шумное появление пришлось некстати.
Планше. (Хлопает себя полбу.) Дьявол!
Бонасье. Что вы имеете в виду, любезный?
Планше. Сыр!
Бонасье. Сыр?
Планше. Сыр! Ну конечно же, сыр! Чудесный лимбургский сыр, мягкий, как воск, и желтенький, как июльское солнышко!
Бонасье. Не хотите ли вы сказать, любезный, что нам придется еще раз спуститься в подвал?
Планше. Именно это я и хочу сказать, господин Бонасье! Судите сами, ну какой же приличный ужин обходится без лимбургского сыра!
Планше и Бонасье уходят.
Констанция. Так на чем мы остановились, сударь? Помнится, вы обещали сказать мне три таинственных слова…
Д’Артаньян. (В смущении.) Честно говоря, со шпагой я управляюсь куда легче, чем со словами…
Констанция. Итак, насколько я понимаю, вы передумали выполнить обещанное?
Д’Артаньян. Я имел честь родиться в Гасконии, сударыня, а гасконцы, как известно, не бросают слов на ветер.
Констанция. Так говорите же, я слушаю!..
Едва д’Артаньян, поборов свое смущение, открывает рот, чтобы произнести требуемые слова, как снова появляются Планше и Бонасье; в руках у последнего тяжеленный круг лимбургского сыра, смахивающий на здоровенный мельничный жернов.
Планше. (Снова хлопает себя по лбу.) Дьявол!
Бонасье. (Опасливо.) На что это вы намекаете, любезный?
Планше. На каплуна, господин Бонасье! На того самого розового каплуна, которого мы оставили зябнуть в подвале! Бедняга, надо думать, весь покрылся пупырышками.
Бонасье. Означает ли это, что мы с вами должны опять вернуться в подвал?
Планше. (Твердо.) Означает, господин Бонасье, означает! Необходимо сейчас же доставить окоченевшего бедолагу на стол! Право же, здесь ему будет веселее…
Планше и Бонасье снова уходят.
Констанция. Ну так где же ваши три слова, сударь? О, да я вижу, вы просто струсили!
Д’Артаньян. Если бы вы были мужчиной, сударыня, я бы вам доказал, что гасконцам незнакомо чувство страха!
Констанция. Но я не мужчина, и потому вам придется воздержаться от подобных доказательств, сударь!
Д’Артаньян. Честное слово, я не хотел вас обидеть, я только хотел сказать…
Констанция.…три слова, не так ли?
Д’Артаньян. Именно так, сударыня!
(Дуэт Констанции и д’Артаньяна о любви с первого взгляда и о трех словах, без которых в любви, видимо, никак не обойтись.)
Появляются Планше и Бонасье, галантерейщик, отдуваясь, тащит огромного каплуна. Планше замечает, что разговор между д’Артаньяном и Констанцией достиг кульминационной точки, и поэтому тут же незамедлительно хлопает себя по лбу.
Планше. Дьявол!
Бонасье. (Агрессивно.) Что это вы зарядили трескать себя по лбу, любезный?
Планше. Гусиная печенка, господин Бонасье! Совсем выпала из головы эта гусиная печенка! А она такая славненькая, такая пряная, такая душистая, что без нее никакая закуска не полезет в горло!
Оба быстро уходят.
Констанция. (Неожиданно вскрикивает.) О Боже мой!
Д’Артаньян. Что с вами, сударыня?
Констанция. Я совсем забыла о моей бедной Королеве! А ведь она ждет не дождется известий о Бэкингеме и о подвесках. Прошу меня простить, сударь, но мне необходимо сию же минуту отправиться во дворец.
Д’Артаньян. (Галантно.) Позвольте мне проводить вас! Я полагаю, что столь поздняя прогулка по Парижу для женщины с вашей внешностью небезопасна!
Констанция. О, не беспокойтесь, сударь! Это ведь совсем недалеко, как вы имели возможность убедиться! А кроме того, если бы мы исчезли из дома вдвоем, муж стал бы ревновать меня к вам!
Д’Артаньян.…И имел бы на это все основания, сударыня!
Констанция. (Торопливо.) Ваша комната наверху. Чистое белье и полотенца вы найдете в шкафу. До встречи, сударь!
Констанция исчезает, и д’Артаньян остается один.
Д’Артаньян. Вот он, настоящий Париж! Сюда, искатели приключений! За одну ночь в Париже вы сумеете пережить столько неожиданностей, сколько вам не выпадет за всю вашу жизнь!
(Куплеты д’Артаньяна о том, что такое настоящий Париж в представлении настоящего мужчины.)
Ого! Сюда идут! Оказывается, мы с Планше еще не самые поздние гости в этом уютном гнездышке! Терпеть не могу подслушивать чужие разговоры, но, видно, в Париже так уж принято.
Д’Артаньян прячется за портьеру; секундой позже в гостиной появляются Рошфор и Миледи.
Миледи. Странно!.. Мне казалось, здесь только что кто-то был! Во всяком случае, я заметила, как за окном мелькнула чья-то тень.
Рошфор. Стоит ли обращать внимание на пустяки, Миледи? Сейчас необходимо как можно скорее арестовать эту интриганку Бонасье и узнать, где она прячет подвески!
Миледи. Т-с-с!.. Я слышу чьи-то голоса… Полагаю, будет лучше, если мы спрячемся за портьеру… Иначе мы рискуем спугнуть канарейку прежде, чем захлопнется клетка!..
Миледи и Рошфор прячутся за портьеру; входят Планше и Бонасье.
Бонасье. (Отдуваясь.) Предупреждаю вас, любезный, если вы еще раз надумаете хлопнуть себя по лбу, то делайте это так, чтобы я не видел!..
Планше. Дьявол! (С размаху хлопает по лбу господина Бонасье.)
Бонасье. (Оторопев.) Это как же вас понимать, любезный?
Планше. (Деловито.) Комар, господин Бонасье! Здоровущий комар! Вот уж никогда бы не подумал, что в Париже такая тьма комаров!..
Бонасье затравленно озирается по сторонам и вдруг замечает, что в гостиной нет ни д’Артаньяна, ни Констанции.
Бонасье. Эгей, любезный! А вы, я вижу, парень не промах!.. Решили обвести вокруг пальца старого добряка Бонасье, не правда ли?..
Планше. О чем это вы толкуете, сударь, ума не приложу…
Бонасье. Да полно вам прикидываться простачком! Покамест я без устали таскал вам из подвала всякую снедь, ваш хозяин преспокойно любезничал с моей женой!..
Планше. Э-э, вы плохо знаете моего хозяина, господин Бонасье! Для него женщина все равно что касторка! Бывало, как увидит какую-нибудь красотку, так его прямо с души воротит!..
Бонасье. Это от моей-то жены его с души воротит? Да знаете ли вы, любезный, что моя жена входит в первую десятку красавиц Парижа!
Планше. Уж не знаю, как у вас в Париже, господин Бонасье, а у нас в Гаскони на такую и смотреть бы никто не стал!
Бонасье. (Задыхаясь от возмущения.) Ах вот как, любезный, значит, вашему хозяину моя жена не пара? Ему подавай торговку с парижского рынка!.. Позвольте вам заметить, любезный, что у вашего хозяина испорченный вкус!..
Планше. Напрасно стараетесь, господин Бонасье! Как вы ни расхваливайте свою жену, а все равно не видать ей моего хозяина, как своих ушей!
