Георгий Горин - Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино)
Свифт задумчиво смотрел куда-то вдаль.
— Не слишком оскорбительно для человечества, ваше преподобие? Вспомните шутку ваших друзей: «Если б Свифт и вправду ненавидел людей, он бы не делал это так страстно».
Свифт встал, подошел к окну, прижал лицо к стеклу.
— Декан, вы отвлекаетесь, — тихо сказала Эстэр. — Я устаю. Очень трудно понять человека, который думает сразу о всем человечестве и о девушке за окном.
Свифт повернулся к ней лицом.
— Нет, сэр, я уже вам говорила, я не знаю, где Ванесса похоронена. Мы наводили справки, но безрезультатно… — Неожиданно Эстэр заговорила со злостью: — Между прочим, могила Стеллы находится здесь, у стены собора. Там третий день не меняют цветы. А ведь она так любила полевые цветы…
Раздался звон разбитого стекла. Камень, брошенный чьей-то рукой, влетел в кабинет и упал у ног Свифта. За окном послышался шум, смех и свист.
— Опять эти ужасные йеху! — воскликнула Эстэр. — Здесь небезопасно оставаться, ваше преподобие!
Свифт словно не слышал ее слов.
За окном мелькнула чья-то тень, раздался чей-то стон, за-тем дверь распахнулась, и доктор втащил в кабинет упирающегося Патрика.
— Да это не я, доктор! Не я… — бормотал Патрик. — Вам показалось…
— Показалось? — доктор вывернул карман камзола Патрика, несколько камней высыпалось на пол. — Показалось? — Он повернул гневное лицо к декану. — Еще бы немного, и этот негодяй переколотил бы здесь все окна!
Свифт подошел к Патрику, печально заглянул ему в глаза, потом, круто повернувшись, направился к выходу. Патрик бросился зa ним:
— Неправда, господин декан! Это не я. Это — они! Йеху! Я просто гнал их и махал руками, а доктору померещилось, что кидаю я…
Свифт вышел.
Патрик повернул к доктору лицо, полное отчаяния:
— Что вы натворили, сэр? Вы ранили декана в самое сердце. Доктор просто задохнулся от возмущения:
— Много наглецов я видел на своем веку, но такого… Эстэр подошла к Патрику:
— Оставьте нас одних, Патрик. Доктор, безусловно, ошибся, и я постараюсь его в этом убедить.
— Объясните все хозяину, мисс Джонсон, — тихо попросил Патрик. — Это — главное! У него утром был сердечный приступ.
— Постараюсь. Идите, друг мой. — Они обменялись красноречивыми взглядами, Патрик подобрал рассыпавшиеся камни, вышел.
Доктор секунду наблюдал за ним, потом торжествующе произнес:
— Так! Я все понял! Здесь — заговор!
— Вот как? — Эстэр с любопытством посмотрела на Доктора.
— Да! Заговор! Вы, мисс Джонсон… Этот мошенник слуга… Опекунский совет… Вы все хотите смерти декана. Мне намекнули сегодня, что здесь может произойти несчастный случай. Теперь я понимаю, кто его готовит.
Эстэр нахмурилась:
— Извините, доктор, я всегда была невысокого мнения о вашей догадливости. Наверное, потому, что вы из Ноттингемшира.
— Какого черта вы прицепились ко мне с этим Ноттингемширом?
— Говорят, там чрезмерные туманы и район сильно отстает в своем развитии. Поэтому, умоляю вас, не будьте категоричны! Вы находитесь в необычном доме, общаетесь с неодномерными людьми. Не торопитесь делать о них выводы! И если вам показалось вдруг, что кто-то бросил камень…
— Не кто-то, а Патрик! Я это видел собственными глазами!
— Даже если так. Подумайте — зачем? Хотел ли он причинить зло или, наоборот, стремился сделать хозяину приятное?
— Приятное? — доктор обалдело посмотрел на Эстэр.
— Сатирикам принято бить стекла. В этом специфика жанра. Поэтам бросают цветы, обличителям — булыжники. Это их слава и гонорар… Сатирик, который перестал возмущаться, — кончился. Его жизнь потеряла смысл. Вот почему ваш поступок так огорчил декана.
— Я же и виноват! Вы здесь устраиваете спектакли, а я виноват… Может, он плохой сатирик, ваш Свифт?!
— Свифт — гений! — гневно воскликнула Эстэр. — Но он в западне. Его загнали в этот дом, заткнули рот, окружили стеной непонимания… Она решительно схватила доктора за руку, подтащила к окну, распахнула шторы.
Странное зрелище открылось доктору: перед домом на лавках сидели горожане, равнодушно разглядывающие окна. Многие держали в руках бинокли. Кто-то пил пиво, кто-то дремал…
— Вот они — настоящие йеху! — прошептала Эстэр. — Вглядитесь в эти тупые физиономии. Их ничто не волнует, ничто не может растормошить! Свифт окружен стеной непонимания. Он нанял актеров, чтоб те несли людям его мысли, власти оказались хитрей — они наняли зрителей. Круг замкнулся!
Кто-то из сидевших зааплодировал, Эстэр резко задернула штору.
— Впрочем, я никого не виню. Время изменилось, сэр. Кто сейчас реагирует на намеки и подтексты, которыми так славился декан? Все всё давно понимают, и уже ничто никому не кажется смешным… Атрофировалась совесть! Вот что терзает душу Свифта. Вы подозреваете, что здесь может произойти убийство? Оно уже происходит! Для этого не нужно ножа или яда. Можно убивать непониманием. Ежесекундно, планомерно, не нарушая закона. И в этом, может быть, самая главная роль отведена вам. Так уж губернатор с судьей постарались. Вы можете, сэр, доконать любого человека. С более крепким здоровьем, чем у нашего декана.
Доктор подошел к окну. За разбитым стеклом моросил дождь. Горожане прикрылись зонтиками, но продолжали сидеть.
— Хорошо, я уеду, — сказал доктор после долгого молчания.
— Не уверена, что это будет правильным решением.
— Нет-нет. Я уеду. Я врач. Первая заповедь Гиппократа: «Не вреди!» Я не хочу быть причиной ничьей гибели. Зачем? В конце концов я не просился сюда. Я жил спокойно в своем маленьком Ноттингемшире, ходил каждый день на службу, у меня была нормальная жена, нормальные дети, и я нормально лечил нормальных сумасшедших… Зачем меня притащили сюда, в этот странный дом, построенный неизвестно для кого? — Он бросился в соседнюю комнату, стремительно начал доставать из шкафа свои вещи, запихивать их в саквояж… — Будь он проклят со своими розыгрышами и мистификациями! Здесь нет ничего святого! Смерть, любовь, вера — лишь повод позубоскалить! Все! Пора уходить! — Он защелкнул саквояж. — Помочь я никому не смог, но зато сам не сошел с ума! И на том спасибо!
В комнату заглянула Эстэр:
— И все-таки я просила бы вас остаться. Декан считает, что вы ему очень нужны.
— Откуда вы знаете, что он считает? — доктор шагнул к выходу, Эстэр преградила ему путь.
— Мне трудно вам все сразу объяснить, доктор. — Она сняла с полки книгу. — Прочтите книгу декана, сэр. Вдруг вам что-то станет понятней. — Эстэр положила книгу перед Доктором и направилась к двери.
Доктор секунду смотрел ей вслед, затем в гневе закричал:
— Передайте декану, что его книга имеет у меня оглушительный успех! — Размахнулся и со всей силы запустил книгой в стекло. За окном зааплодировали.
Эстэр смерила доктора презрительным взглядом:
— Декан прав: человек может быть худшим из всех зверей! Обезьяны бьют зеркала, потому что им не нравятся собственные физиономии, но бить писателю окна его же книгами — до этого может додуматься только царь природы! — Она вышла, хлопнув дверью.
Дождь усиливался. Доктор глянул в окно. Разорванные листы книги трепал ветер. Патрик смешно суетился, ловя их. Доктор секунду наблюдал за ним, потом выбежал, стал помогать. Скоро они вернулись в дом вместе, мокрые, но умиротворенные.
Патрик раскладывал листки у камина:
— Ничего, ничего, сэр! Высушим, разгладим утюгом, переплетем… Будет как новенькая.
Доктор почувствовал неловкость:
— Извините меня, Патрик! Я разволновался, был взбешен…
— Что вы, сэр! Предыдущий доктор вместе с книгой кинул в окно и себя. А у вас — вполне нормальная реакция. Декан говорит: «Моя задача не развлекать, а вызывать суровое негодование». На гробовой доске, которую он заказал, сказано: «Суровое негодование уже не раздирает здесь его сердце».
Неожиданно Патрик подсел к стоявшему в комнате клавесину, заиграл что-то торжественное и печальное. Доктор с изумлением наблюдал за ним, потом тихо спросил:
— Скажите, Патрик, а вы тоже слышали, как декан разговаривает?
— Неоднократно, сэр…
— Только честно…
— Я бы даже сформулировал так: он практически ке замолкает…
Доктор устало прикрыл глаза:
— Пошел вон!
— Слушаюсь, сэр! — Патрик захлопнул крышку клавесина, встал. — Только вы напрасно обижаетесь, доктор. Вы спросили, я ответил…
— Хотите меня уверить, что декан болтун?
— Разумеется, нет, сэр. К нему вообще такое определение не подходит. Декан перестал пользоваться словами. Они искажают смысл. Особенно в наше время. Мы заврались: думаем одно, говорим другое, пишем вообще непонятно что… Декан сделал шаг вперед: он изъясняется мыслями! Это высший способ общения разумных существ — минуя уши, не разжимая рта. Напрямую!
