Эдвин Гилберт - Камни его родины
М.»
Рафф сидел на кончике березового стула, медленно одевался и твердил себе, что это – просто ссадина. Пустячная царапина на старом шраме. Он почти не чувствует боли. Почти...
Чтобы доказать себе это, он сорвал записку с двери, спокойно, внимательно прочитал ее, а потом, противореча самому себе, скомкал, смял хрустящую бумажку в своей большой руке и не бросил, а швырнул в корзинку под чертежной доской.
Когда он ушел, было еще раннее утро. Солнце позолотило Ист-ривер, и в его обманчивом свете убогие улицы, пересекающие город, были прекрасны. Хорошо бы сбежать куда-нибудь подальше, на простор, в зеленые луга, и жить не на Сорок четвертой улице, а на сорок четвертой миле отсюда. Или на четырехсотой.
Он шел домой, и дорога казалась ему бесконечной, и бесконечным было его разочарование в Мэрион, хоть он и прятал его под защитным покровом гордости.
Относись к этому так: думай только о самом хорошем, только о начале ночи, а об остальном забудь. Вычеркни конец, и ты уже не будешь чувствовать себя униженным или одураченным – наоборот, тебе станет хорошо, как всегда после таких ночей. А чтобы потешить свое самолюбие, вспоминай почаще, как облизываются на эту недотрогу все остальные: и Элиот Чилдерс, и Мансон Керк, и Бен Ейтс.
Нет, ничего не выйдет. На этот раз не выйдет: никак не отделаться от мысли о том, что был близок к чему-то Другому, к великому открытию, к проникновению в многообещающую тайну; ведь еще немного – и своим прикосновением, полнотой своей любви он заставил бы Расцвести это тело и эту душу, это прекрасное, почти совершенное создание. Да, заставил бы расцвести, заново родиться на свет. Но если сейчас сказать ей это – она расхохочется и будет издеваться и отрицать все на свете.
Нет. Лучше уж считать эту ночь неожиданным подарком и просто радоваться ей, как всегда радуется мужчина, вспоминая о легкой победе над женщиной и чувственном, остром наслаждении.
Вот он уже почти дома. Голодный и иссушенный жаждой, он купил винограду, поднялся в свою однокомнатную квартиру, сварил кофе. Потом сел в нише высокого окна, поставил перед собой прохладный виноград и горячий кофе и с отвращением оглядел комнату. В свое время это была элегантная викторианская гостиная: хрустальная люстра (остаток былого величия), уныло и нелепо свисающая над тахтой с облупленного потолка; черный с красным шкафчик (типичный модерн 1932 года) ; недавно прорезанная дверь в мрачный чулан, именуемый кухней; мраморный кофейный столик, а на нем – чертежная доска.
Воскресное утро.
Мэрион, должно быть, подъезжает к Раи.
Рафф подумал о Трой и Винсе Коуле. О том, что они вместе завтракают и живут обычной совместной жизнью, притянутые друг к другу самим несходством своих характеров.
Он взглянул на залитую солнцем унылую улицу.
Позвонил в Тоунтон Эбби Остину.
– Рафф, откуда ты? С вокзала?
– Нет, – ответил Рафф. – Просто захотелось узнать, как поживает маленькая секвойя.
– Чудесно. Ты не мог бы сегодня приехать?
– Здесь мне, во всяком случае, делать нечего, – ответил Рафф.
– Есть поезд в девять сорок. В десять тридцать девять будешь в Тоунтоне. В десять я с клиентом осматриваю участок – у меня, как видишь, появился клиент и...
– Это же замечательно, Эб!
– Неплохо. – Голос Эбби звучал безрадостно. – Мы встретим тебя на вокзале. Тебе... Ты, наверное, уже знаешь новость?
– Какую?
– Насчет Трой и Винса.
– А! Да, конечно, знаю. Они мне звонили. Должно быть, они теперь всем разболтали, – осторожно сказал Рафф, хотя он подозревал, что Эбби уже знает, как обстоит дело.
– Да. Ну хорошо, Рафф, не буду тебя задерживать. Времени у тебя в обрез. Смотри же, не заблудись.
Рафф побрился, переоделся и прибежал на вокзал Грэнд Сентрал за несколько минут до отхода поезда. Он купил воскресные газеты, сел в вагон, сунул свой билет в металлический держатель, и только тогда ему пришло в голову, что путешествие в Коннектикут – вещь довольно опустошительная для бюджета. Он вспомнил, что хотел купить свадебный подарок Винсу и Трой. Придется завтра заняться поисками какой-нибудь вечерней работы.
Положив газеты на колени, Рафф начал просматривать заголовки: мир по-прежнему был в опасности, ничто не изменилось. Рафф отыскал отдел «Недвижимость и строительство», взглянул на образцы домов для очередного нового квартала на Лонг-Айленде и поспешил вернуться к заголовкам.
– Место не занято? – услышал он чей-то голос. Поезд уже тронулся.
Рафф со всеми своими газетами отодвинулся к окну, освобождая место новому пассажиру, совсем еще молодому человеку.
– Отличный денек. – Молодой человек поставил портфель на пол и положил на колени книгу.
– Да. – Рафф был рад сейчас любой возможности отвлечься. Он посмотрел на своего спутника и сразу решил, что это учитель, молодой учитель приготовительной школы, а может быть, начинающий клерк из маклерской конторы на Уолл-стрит. Конечно, бывший питомец какого-нибудь крупного университета: чисто выбрит, коротко острижен, рубашка и костюм от Брукса.
Книга у него на коленях была раскрыта, и Рафф прочел заглавие: это был известный военный роман, один из популярных «непристойных» романов о мужчинах. Такими книгами зачитываются в автобусах женщины.
Рафф снова занялся газетами. Когда он поднял голову, поезд уже мчался по открытой местности, мелькали аккуратные домики предместий, кругом была зелень, даже Деревья.
– Нет, в такой день сидеть, уткнувшись в книгу, просто преступно, – сказал молодой человек.
– Далеко едете? – повернулся к нему Рафф.
– В Стонингтон. Летом там живут родные моей жены. Мы часто устраиваем дальние прогулки на яхте. – Голос У него был чистый и звучный. – Любите плавать под парусом?
– Не приходилось.
– Самый лучший отдых, – сказал пассажир. – Особенно после утомительной ночи в городе. После Нью-Йорка я всегда чувствую себя так, словно меня избили до полусмерти.
«Не только ты», – подумал Рафф. Вслух он спросил:
– Вы работаете в Нью-Йорке?
– Нет, я приезжал на конференцию и семинар.
Конечно, учитель, решил Рафф.
– Нравится вам эта книга?
– Здорово. Только нужно сперва побывать на войне, чтобы оценить ее.
Рафф посмотрел в окно на подстриженную лужайку загородного клуба. Мэрион Мак-Брайд сейчас уже в Раи.
– Когда я был на острове Гуам, – тот же голос, чистый, звучный, но на этот раз слегка приглушенный, – я бы окончательно спятил, если бы не старался все время представить себе, что я уже вернулся, – нет, не сюда именно, не в эти места, а дальше, туда, где еще сохранилась природа... Настоящая природа.
Сможет ли он, Рафф, – и если сможет, то когда, – по-настоящему заниматься архитектурой? Представится ли ему возможность открыть свою контору в таком месте, где «природа – настоящая природа»? Или хотя бы поблизости от такого места? Сколько для этого потребуется денег? Он с горькой иронией подумал о том, что к тому времени, когда ему наконец удастся повесить дощечку на дверях, Мэрион Мак-Брайд будет уже процветающим архитектором. Он сказал:
– Ваше счастье, что вы не работаете в Нью-Йорке.
– Все равно, когда выпадает такой вот день, никакая работа не клеится. Я рассчитывал приготовить проповедь во время поездки, но...
– Проповедь? – Рафф уставился на своего спутника.
– Да, – ответил тот, вытаскивая пачку сигарет. Предложил Раффу. Они встали и пошли по проходу в салон для курящих.
– Какую проповедь? – спросил Рафф, когда они уселись. – Не церковную же?
– Именно церковную. А вы чем занимаетесь? – спокойно спросил молодой человек.
– Архитектурой, – пробормотал Рафф, с новым интересом разглядывая этого белокурого серьезного юнца, стопроцентного американца, который оказался не учителем и даже не маклером, а священником!
– Да ну! Неужели архитектурой? – воскликнул священник с энтузиазмом. – Знаете, мой школьный товарищ жил возле архитектурного колледжа, и нам случалось бывать там, когда...
– А где это было?
– В Нью-Хейвене.
– Уэйр-д-Холл? – засмеялся Рафф.
– Именно. А вы оттуда?
– Да.
– Как здорово получилось! Подумать только! – Он протянул руку. – Меня зовут Стрингер. Кен Стрингер.
– Блум. – Рафф окинул взглядом своего спутника: должно быть, окончил «Стерлинг дивинити» года два тому назад, не больше.
– Здорово получилось! – повторил Кеннет Стрингер. – Вы архитектор?
Рафф кивнул.
– Где?
– Теперь в Нью-Йорке. Но... – Рафф поглядел в окно и тотчас же снова повернулся к собеседнику. – А вы священник? – спросил он, стараясь скрыть свое удивление.
– Да. В Смитсбери. Бывали там? – Рафф сказал «нет», и священник начал рассказывать о церкви кон-грегационалистов в Смитсбери. – Она красавица, но совсем уже обветшала. Построена в тысяча восемьсот девятом. Я из кожи вон лезу, чтобы собрать деньги на постройку новой, но... В общем, трудностей хватает. И серьезных.
