Гагик Саркисян - Кровавая паутина
ПЕВИ. Не пойду. Ты нехороший человек.
ВИКТОР. Может быть, я и нехороший. Но я не могу быть еще хуже.
АВГУСТ. Что случилось, Вика?
ВИКТОР. Зачем всё так? Ведь могло быть всё иначе.
АВГУСТ. Иначе, как правило, не получается.
ВИКТОР. Уйди, Певи. Если ты не хочешь меня возненавидеть.
ПЕВИ. Нет. Ты что-то затеял.
ВИКТОР. Я скажу только два слова Августу.
ПЕВИ. У вас есть секреты от меня?
АВГУСТ. Нет. У нас нет секретов.
ВИКТОР. Скажи, что есть секреты!
АВГУСТ. Вика, в чем дело?
ВИКТОР. Ну, ладно, тогда выпьем! Выпьем за то, что у нас нет секретов. У меня есть тост. У меня есть несколько тостов.
АВГУСТ. Может, не стоит? Пойдем спать. Завтра утром поговорим.
ВИКТОР. Брось! Возьми рюмку! Я поднимаю тост за себя… За сына убийцы!..
Август ставит рюмку на столик. Виктор осушает свою рюмку. И тут же наполняет ее снова.
ПЕВИ. Вика! Прекрати…
ВИКТОР. Я предупреждал. Теперь слушайте. Теперь я предлагаю тост за мою сестренку, за сестру алкоголика и дочь убийцы!
АВГУСТ. Всё? Тосты кончились? А теперь иди спать. Я тебя провожу.
Виктор наполняет рюмку.
ВИКТОР. Тебе мало той боли, которую мы должны носить с Певи всю жизнь? Зачем ты на ней женился?
ПЕВИ. Замолчи, Виктор! Замолчи…
Август обнимает Певи.
АВГУСТ. Успокойся, Певи. Он не такой плохой, каким представляется.
ВИКТОР. Мало той боли?
АВГУСТ. Во мне нет этой боли. Всё прошло.
ВИКТОР (осушив еще одну рюмку). Врешь! Ты всё помнишь! Это она, глупышка, ничего не смыслит!
АВГУСТ. Это невозможно осмыслить. Когда всю нацию толкают на панель, трудно разобраться — кто продает, а кто покупает… Я не знаю, почему ты называешь своего отца убийцей. Если он и убил, то только самого себя. Он не устоял перед искушением нравиться обществу, даже такому отвратительному, как наше…
ВИКТОР. Но ты не знаешь, никто из нас не знал… И отец тоже не знал…
АВГУСТ. О чем он не знал?
ВИКТОР. Он не знал.
В музыкальную гостиную входит Художник. Он слышит последние реплики.
ХУДОЖНИК. Что здесь творится?
АВГУСТ. Пустяки, отец, чуть-чуть истерики перед сном. Спокойной ночи (обнимает Певи).
ХУДОЖНИК. Ты пьян, Виктор!
ВИКТОР. А ты слишком трезв.
ХУДОЖНИК. Идите спать, дети. А ты останься.
Август и Певи уходят.
Картина седьмая
Художник и Виктор остаются вдвоем.
ХУДОЖНИК. Мона приехала со своим врачом.
ВИКТОР. Бедный Август! Как ты теперь станешь объясняться с ним?
ХУДОЖНИК. Завтра ты скажешь Певи и Августу, что им предстоит встреча с Профессором.
ВИКТОР. Надо быть адекватным обществу, в котором живешь. И тогда легко переиграть, перехитрить своего противника. Ты уже решил, что Профессор медицины в твоем боковом кармане… Тогда ты не думал о будущем. А теперь ты не хочешь думать о прошлом.
ХУДОЖНИК. Человек не сравнивает настоящее с будущим. Он сравнивает настоящее с прошлым.
ВИКТОР. Но вы не даете людям вырваться из этого прошлого… Я видел мать Августа с ее новым мужем в баре… Не дай Бог, чтобы тебе когда-нибудь приснилось ее лицо…
ХУДОЖНИК. Я не знаю, как жить дальше, Виктор.
ВИКТОР. Что?..
ХУДОЖНИК. Перестань.
ВИКТОР. Ах, ты сдаешь, бедняга. Тебя мучают угрызения совести. Ну, что же, неплохой вариант. Но банальный. (Хлопает ладонью по столу.) И ты меня не заставишь поверить в твою слабость.
ХУДОЖНИК. Ты много пьешь, Виктор. В нашей семье не было алкоголиков.
ВИКТОР. Прекрасно. А кто был в нашей семье? Может быть, включить магнитофон? И мир узнает то, о чем он раньше не догадывался? Ну, выскажись, жизнь какого великого художника тебе кажется похожей на твою? Валяй! Я всё равно буду восхищаться тобой. А не каким-нибудь глухим Гойей или шизофреником Модильяни. Ну как, восхищаться? Или я плохая аудитория?..
ХУДОЖНИК. Ты скажешь Певи и Августу, пусть будут готовы к этой встрече в любой момент.
ВИКТОР. Ты сам скажешь.
ХУДОЖНИК. Тебе ясно?
ВИКТОР. Нет… Певи завтра уезжает в Швейцарию. Отдыхать.
ХУДОЖНИК. Она никуда не уедет.
ВИКТОР. Почему? Тебе так надо?
ХУДОЖНИК. Она не поедет ни в какую Швейцарию.
ВИКТОР. Она не должна была выходить замуж за Августа. Почему ты ей не помешал. Ты бы мог помешать.
ХУДОЖНИК. Как он умел смеяться… Какой это был смех… Ты понимаешь, это производило впечатление такой искренности, такого откровения… Это была какая-то совершенно непонятная людям природа бескорыстия… И такой святой беззащитности… Понимаешь, все, кто видел, как он смеется, становились другими. Как будто мы попадали в другой мир, в котором мы ничего не понимали. Но в котором и понимать было ничего не надо, кроме радости… Это было просветление… Я помню, как однажды мы гуляли с ним в парке и кто-то мимо проходил с собакой. И собака остановилась и смотрела на него такими влюбленными глазами, что я начинал сомневаться — человек ли он?.. Если у собаки появилось на мордочке такое выражение одухотворенности… Что же надо было сделать, чтобы отнять у него смех?.. Что надо было сделать, чтобы отнять смех у каждого из нас?..
ВИКТОР. Тогда почему ты не пошел на плаху вместе с Гением?
ХУДОЖНИК. Певи должна была встретить Августа. Она должна была полюбить его…
ВИКТОР. Что же вы натворили, отец?.. Сколько еще должно пройти времени, чтобы люди начали понимать друг друга…
ХУДОЖНИК. Ты меня обвиняешь?
ВИКТОР. Это ты должен спросить у самого себя. У самого себя. Ты обманул не меня. Вы, все вместе, все вместе, вы обманули не одного человека… Я не знаю — сколько людей… Я не знаю, сколько их, отец… Я не знаю… Но я не могу тебе ничего ответить… Я хочу уехать. Помоги. Может быть, у меня и там ничего не получится. Но там на меня не будут смотреть, как на прокаженного.
ХУДОЖНИК. Что случилось, Виктор?
ВИКТОР. Меня ненавидят. Я чувствую, что меня ненавидят…
ХУДОЖНИК. Хорошо. Я постараюсь тебе помочь. В одном из швейцарских банков на твое имя открыт счет.
ВИКТОР. На мое имя?..
ХУДОЖНИК. Да, на твое. Там несколько миллионов.
ВИКТОР. Откуда? Откуда эти деньги?
ХУДОЖНИК. Когда-то очень давно, мне было лет тридцать, я написал несколько картин и передал их своему другу. Он их перевез через границу. Тогда на таможнях так не проверяли. Я попросил их сохранить. Но он их продал в частные коллекции. И деньги положил на мой счет в швейцарском банке.
ВИКТОР. А у кого эти картины?
ХУДОЖНИК. Позже, когда я был в Швейцарии, я перевел эти миллионы на твой счет и на счет Певи. Я вам открыл счета. А себе оставил совсем немного.
ВИКТОР. Значит, у Певи тоже есть деньги?
ХУДОЖНИК. У нее столько же денег, сколько у тебя… Я хочу, чтоб ты понял, что высшая религия человека — сомневаться… Я не справился с этой религией… Но я хочу вас всех понять… Тебя… Певи… Мне нужно понять… Я обязан понять, что происходит в моем доме… На каком положении я нахожусь в нем?.. Кто я?.. Я тебя спрашиваю…
ВИКТОР. Понять?.. Ты?..
Слышится громкий заразительный смех.
ХУДОЖНИК. Он пришел… Это он… Опять он… Кровавая паутина… Ты зайди к нему… Посмотри… Он жаловался, ему постоянно не хватает красок… Вчера он мне сказал, что основной закон мироздания — это Принцип Избирательности… Мама спит, Виктор?..
Вся обстановка гостиной преображается… Только белые, черные и красные тона. Загораются и мягко полыхают кресла… Виктор играет на рояле. Поет.
…Бал кончен. Кончен маскарад.
Но кто вы, наши костюмеры,
Гримёры уголовной веры,
Каким вам грезится закат?
Не смыть стране ваш жадный грим
И маску лживую не сбросить,
Будь трижды проклят Третий Рим,
В котором каждый мёртв, кто против.
И нет покоя никому,
Кто вынес, выжил в эти годы,
Как будто жуткий сон Природы
Нагнал на нас больную тьму.
Мы думали, что всё потом,
Но было, было всё в начале,
По ком же колокол, по ком
И почему он так печален…
ВИКТОР. Зачем ты проклял себя, отец?..
Картина восьмая
Ночь. Гостиная. Кремлевские часы бьют три раза. Художник сидит в кресле.
ХУДОЖНИК (не поворачивая головы в сторону двери). Входите, господин Профессор, входите.
Входит Профессор медицины.
ПРОФЕССОР. К сожалению, нельзя предвидеть, когда и где ты будешь завтра. Я…
ХУДОЖНИК. Это тоже относится к вашей теории психоанализа? Или по ночам вы знаете, когда и где вам надо быть? Вам нетрудно будет повесить плащ в прихожей на вешалку. Как войдете — слева. Странно, почему Иуда не побеспокоился.
ПРОФЕССОР. Конечно, конечно. Простите. Сейчас повешу. К сожалению, я незваный гость. И приходится нарушать некоторые формальности.
