Андрей Лазарчук - Ведьма с проспекта Большевиков
Тем временем Маша и Зоя сидят в каком-то ресторанчике.
Маша (кричит шёпотом). Я всё понимаю, но я ничего не могу с собой поделать! Я же чувствую — вот, вот, всем, всей шкурой! — что у него кто-то есть. Ему и раньше на меня было наплевать, а теперь — просто воротит, я же вижу. Яхту не хочет, представляешь?.. И смотрит, как на моль…
Зоя. Вот сколько раз я тебе говорила, что ты дура! Какая тебе вообще разница, трахает он кого в свободное время или рыбу коптит? Главное, чтобы по согласию и чтобы не малолеток. На мальчиков своих он не западает?
Маша. Ну ты совсем уже…
Зоя. А что — совсем? Знаешь, сколько таких историй? Про лагерь «Стрижи» ничего не слышала? Туда даже финны приезжали оттягиваться…
Маша. Не слышала и слышать не хочу! Хочу только, чтобы Кулагин…
Зоя. На тебя снова запал.
Маша. Да!
Зоя. Ну так проще всего. Заставь его ревновать.
Маша. Пробовала уже… То ли он просто не въезжает, то ли ему совсем всё равно… Вот где он сейчас? С работы ушёл, дома его нет, у Кольки нет… там вообще никого нет или трубку не берут, гады. Как наяву вижу: баб приволокли и…
Зоя. У тебя паранойя. Говорят, это лечится. Заведи себе нормального любовника и расслабься.
Маша. Не хочу… (Плачет). Не хочу… не хочу…
Зоя. Ну, купи ему мобилку. Хоть будешь знать, где он.
Маша. Да он их ненавидит. Что я, не покупала? Он ни в какую… Конечно, на фиг ему нужно, чтобы я знала, где он пропадает…
Зоя. Влипла ты, подруга. Всё отдам, на всё пойду, только чтобы суженый-ряженый… Так, да? Тогда слушай… Только не колготи, что мы современные женщины, то, сё… Меня надуть трудно, чтоб ты знала. А решать сама будешь, подойдёт оно тебе или лучше не связываться… В общем, я как-то материал про ведьм готовила. В прошлом году. Что всё это лажа и так далее… Так вот: всё и правда лажа, если по правде, но одна мне попалась… Что-то она такое может. По-серьезному. Она типа магию майя практикует — а эти майя, если по правде, это такие крутые перцы по магии, что просто чёрт знает что. Я только немножко про них копнула, а когда писала, так мне даже жутко было…
Маша. И что?
Зоя. Ну… сорвался материал. Сказали — неинтересно, неактуально… Лажа, в общем. Потому что в газетах просто полосами — Настя-чародей, потомственный ведун, наследственный колдун, приворожу с пятнадцатидневной гарантией… Кто же рекламную курицу режет, у которой вот такие (показывает) золотые яйца. Так вот слушай: может, тебе к ней попробовать?
Маша. Ты это серьёзно? Зойка, ты же умная женщина. С высшим образованием. С соображением… выше среднего…
Зоя. Понимаешь, в тётке что-то есть, что-то… затягивающее. Ты же меня всю жизнь знаешь, я тебе не женщина, я — жёсткая циничная тварь. Меня на фигне не наколоть, от меня цыганки врассыпную, как цыплята от вороны. Так вот, за эту тётку я ручаюсь — она настоящая. Если тут можно говорить о настоящности. Хочешь, я её попрошу тебя принять? Потому что с улицы к ней не сунуться, только по рекомендациям…
Маша. Я в это во всё не верю, зайка. А без веры… какой смысл?
Зоя. Вот тут ты сильно не права. Верить надо в то, чего нет. А в то, что есть на самом деле, — какой смысл верить? Ты в пчёл веришь или как? Или в улиток вот в этих? (Тыкает вилкой в тарелку.) В ветер холодный? С дождём. А? Ты просто знаешь, что они есть. И всё… Так мне звонить?
Маша долго молчит. Вздыхает.
Маша. В конце концов, что мы теряем, Зайка? Это ж как с невинностью, правда? Куча переживаний, а потом — раз, два, и вспомнить не о чем…
Маша дома, лежит и смотрит в потолок. Она спит одна.
Маша. Ведь-ма… (как будто пробуя слово на вкус)
На потолке трещинки и тени. Постепенно освещение меняется, трещинки и тени превращаются сначала в контурный рисунок, а потом в чёрно-белую фотографию: кусочек окна, две парты — вид сверху-спереди-сбоку, ребятишки склонились над тетрадками, кто-то тянет руку. Фотография оживает, хотя и остаётся чёрно-белой:
Маша (тогда, в прошлом, молодая учительница). Велл, Костя. Энд вот ю кэн сэй ас эбаут зис муви?
Ученик. Зис муви из вери интерестинг энд вери клэве муви. Ви си сам интелледженс хероикл мен ин зе вери дификл ситуэйшн. Энд ви ноуз нау…
Маша. Стоп ит, Костя. Зуева? Зуева, ду ю лисн ту ми? Вероника?
Вероника медленно сползает под парту, потом вываливается в проход. Суета. Вероника без сознания. Кто-то открывает окно, потом девочку несут в медицинский кабинет.
Там Веронике дают понюхать нашатырь, она приходит в себя.
Пожилая толстая медсестра. Что с тобой, деточка? Ни кровинки в лице… У тебя месячные?
Вероника (мотает головой).
Медсестра. А что?
Вероника (спокойно, как бы о самом обыденном). Маме опять нужна была кровь. Наверное, слишком много отдала… Всё уже прошло, вы не волнуйтесь. Это не страшно. И не больно совсем. А маме надо.
Маша и медсестра смотрят друг на друга. Потом медсестра трогает девочке лоб. Пожимает плечами.
Изображение по-прежнему черно-белое.
Маша и женщина-милиционер в форме поднимаются по обшарпанной лестнице «хрущобы». Звонят в дверь.
Открывает Вероника — босиком, в каком-то совершенно уж тряпичном халатике.
Вероника. Ой… Здравствуйте, Марь Ванна…
Маша. Можно нам войти?
Вероника. Конечно… Вам маму?
Маша. Да.
Вероника. Сейчас… Вы заходите, я её позову…
Учительница и милиционерша входят, оглядываются. Бедность и захламлённость одновременно.
Милиционерша. Чем это пахнет?
Маша. По-моему, фруктами какими-то сушёными…
Милиционерша. Ой, знаю я эти фрукты…
Появляется пожилая — по виду под пятьдесят — полноватая женщина с измятым лицом и в платке поверх бигуди.
Маша. Здравствуйте. Карина Николаевна?
Мать Вероники. Да. И что?
Маша. Я — учительница Вероники, и мне хотелось бы поговорить с вами о…
Мать Вероники. И поговорить вы пришли с милицией?
Милиционерша. У нас тоже есть несколько вопросов.
Мать Вероники. А у меня нет никакого желания на них отвечать. Я что, какой-то закон нарушила? Нет? До свидания.
Милиционерша каменеет лицом.
Милиционерша. Вероника, подойди-ка ко мне.
Девочка, оглянувшись на мать, машинально делает шаг вперёд, мать не успевает её остановить. Милиционерша хватает Веронику за руку, задирает рукав халата. На предплечье — несколько поперечных шрамиков, некоторые совсем свежие. Но следов уколов нет…
Мать Вероники. Вы что себе позволяете?! Я на вас…
Милиционерша. Жалобу напишете?
Мать Вероники. Да я такое могу сделать, что ты об этой жалобе молить будешь, понятно? Жалобу она захотела…
Маша. Карина Николаевна! Нам надо о девочке поговорить. Она себя плохо чувствует, она в обморок сегодня упала…
Мать Вероники. Я знаю. Это у неё бывает. Пройдёт, не беспокойтесь. Учится хорошо?
Маша. Учится хорошо, но…
Мать Вероники. Не хулиганит? Окна не бьёт?
Маша. Ну что вы…
Мать Вероники. Тогда в чём проблема?
Маша. Но есть же…
Милиционерша. Почему у девочки шрамы на руках?
Мать Вероники. А вот это совершенно не ваше дело.
Милиционерша. Наше. Жестокое обращение с ребёнком…
Мать Вероники. Ха! Верка, иди сюда. Ну-ка, глянь им в глаза и скажи: я с тобой жестоко обращаюсь?
Вероника. Ой, мамочка! Ты хорошая. Ты только хорошее делаешь!
