Александр Галин - Восточная трибуна
Самохвалова. Какие танцы?!
Подрезова. Куда же ты это оденешь? Будешь одна перед зеркалом стоять?
Самохвалова (оскорблена). Может, мне есть перед кем стоять!
Подрезова. Погоди радоваться. Сказать, сколько они с меня просят?
Потехин. Что вы митингуете, Саша? Дело добровольное. Наташенька, вместе с набором французской косметики – половина.
Самохвалова. Половина чего?
Молчание.
Потехин. Половина шестого. (Вздохнул.) Знатные у нас покупатели… Тяжело идет, шурин, помогай…
Подрезова. Половина, Наташа, это значит полста с бубликом.
Самохвалова. Угомонись, Подрезова.
Коняев. Он пошутил.
Потехин. Конечно. Специально ехал сюда… целый день. Сидишь в Москве и думаешь: куда бы это съездить побалагурить? Быстро в машину, накручиваешь полтыщи – и шутишь, шутишь…
Молчание.
Ты меня опять обидел, свояк. При всех моих пороках, дешевкой я никогда не был. Сколько Валька хочет, столько я и прошу! На, занимайся этим сам! (Возвращает ему список, садится в стороне, закуривает.)
Молчание.
Подрезова. Вадик, что я два месяца должна работать на одно платье?
Потехин. Выход простой, Шура: это платье будет носить другая женщина, у которой спутник не так далеко, как у вас.
Подрезова. Ты моего спутника не трогай! Он труженик. Он пьет и работает. Работает и пьет. Он другой жизни не знает. Да мне это платье, если хочешь знать, Вадик, нужно, чтобы он через меня человеком себя почувствовал. Подумала: приеду к нему в этом платье, может он повеселеет… захочет на волю. А так ведь ему все равно уже, что там, что дома…
Молчание.
Потехин. Шура, я вас могу пожалеть, но что изменится?
Подрезова. Заткнись, с тобой все ясно, барыга!
Самохвалова. Не стыдно тебе, Подрезова?
Подрезова. Знаешь, Наташа, мне деньги тяжело достаются! У меня руки вон какие стали! Давай, Самохвалова, плати! Давай! У тебя, значит, кубышка! Так и будем считать!
Неподвижно сидевшая в стороне Семенихина вдруг поднялась и пошла прочь.
Самохвалова. Замолчишь ты, Подрезова? (Кричит.) Вера! Куда ты?
Семенихина не обернулась, пошла быстрее.
Пускай идет, куда хочет! Какая-то она отщепенка стала!.. Всю душу мне вымотала. Пессимистка! Мысли черные… Представляешь, у меня уже про нее спрашивали. Я сказала: «Она ненормальная, не обращайте внимания». Она ведь, Вадик, знаешь до чего дошла: что думает, то и говорит.
Подрезова. Странная она стала. Может час в очереди простоять, а человека два останется – возьмет и уйдет. Тяжело ей, Вадик. Она после работы на «скорой» санитаркой устроилась, по ночам-то…
Самохвалова. Я это понимаю, не волнуйся.
Подрезова. У тебя дом, сад… батька пенсию офицерскую получает и на базаре прихватывает.
Самохвалова. Я из-за нее лишилась личного счастья! Да, Подрезова, из-за нее! Олег, вы не волнуйтесь: я решила, значит и возьму.
Потехин. Я не волнуюсь.
Самохвалова. Вадик, за то время, как мы не виделись, у меня был жених. Ты его, кажется, знал… Валера Бычков. Жил на улице Анны Аристарховой в двухэтажном доме… во дворе огромный тополь рос… Пожарники приезжали шлангами гнезда галочьи сбивали. Мы смотреть бегали…
Подрезова. Кличка у него еще была Бычок. Такой… маленький… Ну Бычок…
Самохвалова. Только ты про эту кличку и помнишь!
Подрезова (улыбнувшись). Давай! Что ты там про Бычка своего начала?
Самохвалова. Валера закончил наш сельскохозяйственный, его послали в деревню. Оттуда повысили в район. Потом из района повысили сюда в область. Здесь он сразу пошел в гору… Съездил в Москву, поучился… вернулся… и его повысили опять… Я с ним стала встречаться, когда его повысили в район. Он ко мне приезжал, и я к нему ездила. Расписаться решили, когда его повысили сюда. Настал мой день рождения. Он попросил меня пригласить своих начальников… которые ему были нужны. Еще он попросил, чтоб не было Семенихиной. Сам понимаешь, они друг друга видеть не могли. Вадик, разве я могла встречать свой день рождения без Веры? Но я попросила ее молчать. Рассказала все как есть… Она пришла. И произнесла тост… Такой, что у Бычкова потом что-то с сердцем было… Она сказала все, что про него думала. Выпила за меня и ушла… Его приглашенные тоже сидеть не стали. Это, конечно, ему на карьеру не повлияло, его все равно повысили. Но он мне не простил. Сказал, что я для серьезной жены не гожусь. Бывают серьезные жены и несерьезные… Вадик, ты меня слушаешь?
Коняев. Там кто-то идет… Я плохо вижу далеко.
Потехин. Легендарная Мадлен.
Самохвалова. Да, это наша королева.
По полю, приветливо подняв руку, движется Мадлен, стройная, элегантно одетая женщина. Коняев направился вниз. Потехин, поднявшись с места, его остановил.
Потехин. Разберись с Подрезовой.
Коняев. Отдыхай.
Потехин. Вот идет наш главный покупатель.
Коняев. Все! Закончили.
Потехин. Прекрати истерику. Сиди и вспоминай молодость… Не мешай мне.
Коняев спускается вниз. Мадлен его ждет. Долго молчат, глядя друг на друга.
Мадлен. Увяла подруга? Знаешь, что итальянцы говорят по этому поводу? Ты ведь музыкант, должен знать итальянский.
Коняев. Французский, немного.
Мадлен. Бонжур, дружок, солнышко, бонжур!
Молчание.
Коняев. Мадлен, ты прекрасна, как всегда.
Мадлен. Не надо, родной, а то я заплачу, потечет краска. (Целует его, гладит по голове.) Головушка наша светлая. Не приезжал, писем не слал. Стал обо мне забывать. Глаза у тебя потемнели… Улыбка та же.
Коняев. Ты бываешь в Москве и не звонишь…
Мадлен. Я давно никуда не выезжала… У меня ревнивый муж.
Коняев. Кто?
Мадлен. Хороший человек… (Быстро.) Ты его не знаешь. Я опоздала?
Коняев. Ты всегда опаздывала.
Мадлен. Разве? Господи, что от стадиона осталось! Зачем ты нас сюда привел? (Машет рукой наверх.) Привет, девочки! Вы там уже все выпили? Мне-то хоть оставили?
Потехин (громко). У нас ничего нет. Добрый вечер, Мадлен!
Мадлен (громко). Добрый день. (Тихо.) Кто это?
Коняев. Родственник…
Мадлен. Холостой?
Коняев. Ему еще нет двадцати.
Мадлен. Москвич? Я ищу для своей сестры хорошего москвича. У меня выросла сестра, так волнует мужские сердца!.. Держу из последних сил. Еще немного и наши аборигены ее испортят. Кто у него отец?
Коняев. Отца нет… Он живет с нами.
Мадлен. Хороший человек?
Коняев. Хороший. Пустой только.
Мадлен. Сейчас это большое достоинство. Это мы много читали… и что? Знаешь, кого я встретила? (Пауза.) Клёнышеву. Она приедет сюда… Ей вдруг страшно захотелось тебя увидеть. Ты рад, что она приедет? (Пауза.) Ну, пойдем наверх.
Поднимаются наверх.
Как это «ничего нет»? А я по старой памяти закуску принесла. Привет, милые, давно я вас не видела.
Подрезова. Мадлен, глянь-ка. Сколько бы ты за такое платье дала?
Мадлен. Чье?
Подрезова. Импорт!
Мадлен (видит Самохвалову). Чокнулась, Самохвалова?
Самохвалова. Что?
Мадлен. Ты в чем по городу ходишь? Это костюм для пляжа.
Потехин. Это не пляжный, а скорее летний костюм. В Южной Америке… на побережье Средиземного моря, где вся территория представляет из себя пляж, женщины именно так сейчас и ходят.
Мадлен. Самохвалова, ты что, отсюда прямо туда?
Подрезова. Мадлен, ну скажи, скажи, сколько такое платье стоит?
Коняев. Шура, я тебе его дарю. Не надо больше говорить о деньгах.
Потехин. Понимаете, Мадлен, у нас с шурином… со свояком…
Коняев. Я ей это платье подарил!
Подрезова. Вадик, а я не нищая!
Самохвалова. Мадлен, а у нас, ты считаешь, в этом ходить нельзя? Олег, вы не обижайтесь, все-таки вы не маленькие деньги хотите. Я имею право посоветоваться.
Подрезова. Мадлен, знаешь, сколько они с нас просят?
Коняев. Наташа, я тебе тоже это дарю. Мне денег не надо.
Потехин (не выдержал и захохотал). Шурин, прекрати!.. Теперь ты начал шутить. (Пауза.) Я все понимаю, старина, но причем здесь ты? Вещи мои… не надо ими так распоряжаться. Мадлен, вы еще ничего не поняли?
Мадлен. Пока нет.
