Жан Ануй - Потасовка
Наполеон (решает на время оставить эту тему). Вы правы. Вернемся к нашим баранам.
Фуше (улыбаясь). Чтобы свернуть им шею…
Наполеон (поднимает палец). Чтобы их постричь! Я объявлю набор и введу новые налоги. Европа навязывает мне войну. Я вынужден защищаться. Франции нужны солдаты и деньги!
Фуше. Как всегда.
Наполеон (подходит к нему). Вот теперь-то и начинается серьезный разговор. Казна, кажется, в порядке… Я надеюсь, вы туда не заглядывали без меня?
Фуше. Заглянул. С этого всегда начинаешь. Она в порядке, сир. Невероятно, но так. Знаете, что сделал герцог де Фельтр, управляющий королевского дома? Взял из казны сумму, необходимую для поездки в Ганд, и больше ни гроша, да еще расписку оставил — для Франции…
Наполеон (усмехается). Идиот! Борьба с такими людьми не доставляет никакого удовольствия. Каково у них служить, а, Фуше? Вы б сдохли от скуки, насколько я вас знаю.
Фуше (задумчиво). Трудно сказать, сир… Как у всех стареющих и хорошо обеспеченных негодяев, у меня, должен признаться вашему величеству, в глубине души тлеет нечто вроде ностальгии по чести. Может быть, этот молодой человек напомнил мне юность.
Наполеон (снова холоден, прерывает его). При мне никакой ностальгии, прошу вас. Это не мой жанр. (Лукаво.) Тем более что вы мне проиграли сейчас очко. Насколько я понял, молодой человек понятия не имеет, чей он сын? Печально будет, если он вдруг узнает, а?
Фуше (склоняет голову, с кривой усмешкой). Я к вашим услугам, сир.
Наполеон (садится и берет бумаги). Что ж, воспользуемся. Неизвестно, насколько вас хватит. Начнем, наконец, наш список. Надеюсь, у вас-то есть имена? (Потирает руки.)
Фуше (смеется). Целый справочник, сир!
Они принимаются за работу. Занавес с изображением Тюильри опускается, скрывая их от зрителей. Часовой занимает свой пост, шагает перед занавесом. Отдаленный грохот пушек. Внезапно все стихает. Шум подъезжающей кареты. Часовой вытягивается и кричит, как вначале.
Часовой. Да здравствует король!
Сержант (входит). Хорошо! Но не кричи слишком часто. При императоре — дело другое, хоть каждые пять минут — приходилось поддерживать атмосферу энтузиазма. За вернувшихся Бурбонов можешь быть спокоен. Тут и русские и прусские… У Бурбонов столетия позади, а может, и впереди. Так что не надрывай глотку. Стой навытяжку, бери на караул, как предписывает внутренний распорядок, и достаточно. (Осматривает его и добавляет.) А четверо суток гауптвахты ты все-таки отсидишь… за третью пуговицу. (Выходит.)
Часовой (горько). И это называется сменой власти!
Поднимается занавес «Тюильри». Фуше стоит на том же месте, но вместо Наполеона — Людовик XVIII.
Людовик. Господин герцог, мне ваш проскрипционный список ни к чему.
Фуше. Позволю себе почтительно заметить, что если бы ваше величество обратили внимание на первый список, неофициально переданный мною за несколько недель до ста дней, Бонапарт не добрался бы до Тюильри. Я нашел этот документ в мусорной корзине вашего величества.
Людовик (просто). Да… В предотъездной суматохе никто не удосужился сжечь бумаги. Они у вас?
Фуше. Я обошел покои вашего величества — из элементарной предосторожности — и спас все, что представляло малейший интерес. Все у меня, в полной сохранности, к услугам вашего величества.
Людовик (просто). Хорошо. Будьте так любезны, положите все обратно в корзину.
Фуше (неохотно подчиняясь). Как будет угодно королю. (Почти встревоженно.) Ваше величество даже не спрашивает, не оставил ли я что-нибудь у себя, считая, что это может пригодиться?
Людовик (так же). Зачем? Я взял вас в свое министерство, мсье Фуше, несмотря на сильное сопротивление преданных мне людей. Несмотря также, простите, и на собственное отвращение, что вы, я полагаю, способны оценить. Но король не должен считаться с личными чувствами, еще раз простите, которые граф Прованский в данном случае вправе испытывать к убийце своего брата. Льщу себя надеждой, что при нынешнем положении дел вы, с вашими достоинствами и вашими недостатками, можете, быть полезны стране. Этого довольно. Все прочее — мелочи, не достойные внимания короля Франции.
Фуше. Покорно благодарю, ваше величество.
Людовик (прямо). Отношения у нас будут чисто деловые. Поэтому благодарности тоже ни к чему. Но раз вы мне служите, я возложу на вас, мой милый герцог, непривычное бремя — бремя моего доверия. Оно будет безграничным. Я бы даже сказал — детским. Не скрою, что рассчитываю смутить вас этим новым чувством, мсье Фуше. Я просил положить бумаги в корзину. Они там… Все до единой. Теперь поговорим о деле.
Фуше (смущенно, даже растерянно роется в карманах). Вот еще две, сир, — вылетело из головы. (Бросает бумаги в корзину.)
Людовик (улыбаясь). Прекрасно. Видите, в этой игре другие правила. (По-прежнему с улыбкой.) И даже самая последняя, которую вы оставили у себя, вам ни к чему. Вы отлично знаете — я навсегда вернулся на наследственный престол. Наши английские друзья взяли Бонапарта на себя, а с ними, вам это известно, шутки плохи. Так что, как ни крути, остается служить одному господину — мне. Согласитесь, это сильно упрощает дело.
Фуше вздыхает и после паузы бросает в корзину последний листок.
Я стар, мсье Фуше. Почти инвалид. Я еще люблю вкусно поесть, несмотря на подагру, но с дамами, увы… кончен бал. О других благах этого мира нечего и говорить. Я так привык к ним в детстве, что теперь — наверное, по контрасту, — легко без них обхожусь. Я всякого насмотрелся и немало передумал о людях, мучаясь от бессонницы во время девятнадцатилетних скитаний.
Король бескорыстен по своей сути и предназначению. Если бы мы занимались пропагандой, как ваш бывший хозяин, можно было бы воспользоваться этим аргументом. А мне лично еще легче быть бескорыстным. Будь у меня сын — дело другое. Но бог не дал. Мой брат — не стану говорить, что я о нем думаю, вас это не касается — унаследует престол ненадолго. Он стар. Племянники… Если богу так угодно! Мне остается только молиться, ибо подумать страшно, что герцог Орлеанский дорвется до пирога. Слишком уж долго и гнусно он этого добивался.
Но к делу. Не опьяняясь высокими речами, к которым были так склонны господа из Конвента, логично допустить, что я намерен трудиться те несколько лет, что мне остались, на благо Франции. Если бы мне удалось навести какой-то порядок в этой лавочке прежде, чем я предстану перед господом богом, с меня было бы довольно. Вы так же стары, как и я. И так же, как я, побывали в переделках. И позаботились стать достаточно богатым, чтоб эта грызня из-за денег вас больше не занимала. Мы оба познали всю тщету почестей и пресный вкус крови. Так почему бы вам не служить мне честно? В вашей столь разнообразной и бурной жизни вам только и осталось, что насладиться бескорыстием и порядочностью, этой высшей роскошью. Вам было до сих пор в этом отказано из-за вашего низкого происхождения и той борьбы, которую вы вынуждены были вести, чтобы вырваться из своего сословия… Это окажется так ново для вас — поправьте меня, если я слишком наивен. Я сделал на это ставку, вот и все.
Надуть меня проще простого, я ничего не стану проверять, господин герцог. Разве что по вашим глазам. Это, повторяю, будет так просто, что вы потеряете, полагаю, интерес к интригам. Готов держать пари. Итак, на чем мы остановились? Повторяю, ваш проскрипционный список мне не нужен. Генрих IV, войдя в Париж, расцеловал членов Лиги, хотя на его теле еще не зарубцевались следы их кинжалов. Не от величия души, душа здесь ни при чем — он ведь был беарнец, но потому, что мыслил здраво и был хитер. Вернуться во Францию со словами ненависти может только неумный человек. И посредственный политик…
Фуше. И все же… Возьмем хоть маршала, ваше величество. Вы доверили ему свои основные силы. Он обещал привезти Бонапарта в железной клетке.
Людовик (улыбаясь). Южанин… К тому же нельзя не считаться с чувствами. Он питал к этому человеку поистине женскую привязанность.
Фуше. Но… общественное мнение?
Людовик (более серьезно). Вот это, возможно, довод. Вы говорите, он скрывается в Оверне?
Фуше. У меня есть его адрес.
