Ирина Танунина - Остановка
Она. И куда приедешь?
Он. А никуда. Просто едешь. Думаешь о чем-нибудь. В окно смотришь. Или на людей в автобусе. Ты любишь смотреть на людей?
Она. Да как-то не знаю.
Он. А я люблю. Люди разные бывают. Бывают смешные, как училка с кошкой. Бывают красивые.
Она. Девушки?
Он. Ну да. И вообще люди. Однажды я видел ужасно красивую старуху.
Она. В автобусе?
Он. Ага. Такая, знаешь, лет этак двести. Сплошные морщины, будто ее из сухого дерева вырезали. А глаза, как две лужицы. Все в них отражается. Села и сидит неподвижно, даже головой не вертит. Ни в окно ни смотрит, никуда. Руки на коленях сложила, одну на другую, и сидит, будто не в автобусе, а на картине в Эрмитаже. Не могу объяснить тебе, в чем тут фишка, но только она была круче любой навороченной девчонки. Ужасно красивая, просто глаз не отвести.
Она. Представляю. Ты так ее описал, прямо перед глазами стоит, как живая.
Он. И вот она ехала-ехала, вдруг зашевелилась. В сумочку полезла. Достает пачку сигарет.
Она. Да ну?
Он. Ага. Открыла, вынимает сигарету.
Она. И что? Неужели…
Он. Да. Зажигалку достала и закурила.
Она. В автобусе?
Он. В автобусе.
Она. С ума сойти. А пассажиры что? Не положено ведь в автобусе?
Он. А пассажиры офигели, конечно. Но никто ей слова сказать не посмел. Это все равно как… ну, к примеру, королеве замечание сделать. В голову даже не придет.
Она. По протоколу не положено.
Он. Вроде того.
Она. А дальше?
Он. А дальше все. Сидит и курит. Неподвижная, как статуя, только рука с сигаретой туда-сюда. Доехала до своей остановки, встала и вышла из автобуса. А мы дальше поехали.
Она. Вот это бабка!
Он. Да, это всем бабкам бабка, скажу я тебе.
Она. Не тяп-ляп.
Он. А вот мужик еще такой есть в городе у нас, не встречала? С гитарой ходит и на улице песни поет.
Она. Зарабатывает?
Он. Да нет. Просто так, сам для себя. Однажды я видел, он вообще один-одинешенек на скамейке сидел, вечером поздно, и пел. Никого совсем не было.
Она. Ты же был.
Он. Вот и он так же сказал. Вы же есть, говорит.
Она. А ты с ним разговаривал?
Он. Ну да. Он сказал, это не важно, слушает кто-то или нет. Говорит, кому надо, тот услышит. А кому не надо…
Она. Тому и не надо.
Он. Вот-вот. Нельзя же, говорит, все делать зачем-то. Иногда надо просто низачем. Иначе, говорит, жить совсем грустно станет.
Она. Это как ты в автобусе ездишь? Низачем, просто так?
Он. Ага. Хочешь попробовать?
Она. Хочу.
Он. Ты знаешь, самые главное в жизни случается именно просто так, как бы низачем. Ненавязчиво так.
Она. Да, я тоже замечала. Когда напрягаешься, ждешь – ничего не выйдет. А забудешься – и вот оно!
Он. Точно. Значит, вперед? Вот сейчас автобус подойдет, сядем и поедем.
Она. Откуда ты знаешь, что он сейчас подойдет? Может, его еще час не будет?
Он. Он сейчас подойдет.
Она. Да почему ты… ой, и правда едет, кажется.
Он. А куда он денется. Как ты до сих пор не поймешь? Все будет так, как надо.
Она. Как надо? Как что надо?
Он. Чтобы мы с тобой были вместе.
Подходит автобус.
Он. Ну что, прыгаем?
Она. Нет.
Он. Почему нет? Давай скорее, он же уйдет!
Она. Оставь меня в покое. Отпусти руку. Я никуда с тобой не поеду.
Он. Что случилось? Ты что?
Она. Пусти руку, я сказала!
Автобус отъезжает.
Он. Да что случилось-то?
Она. Я пришла не чтобы с тобой быть вместе. Наоборот. Я пришла, чтобы сказать…
Он. Ты пришла ко мне.
Она. Нет. То есть да, к тебе, но только чтобы сказать, что…
Он. Да слышал я уже.
Она. Не перебивай. Что за манера у тебя. Дай сказать.
Он. Ну?
Она. Вот ты сбил меня. Я хотела сказать…
Он. Что ты любишь Диму, я понял.
Она. А если понял, зачем тогда…
Он. А затем, что никакого Диму ты не любишь.
Она. Знаешь что, всему есть предел. Это абсолютно не твое дело.
Он. Брось. Ты же сама знаешь, что я прав. Давай уже будем как взрослые люди!
Она. Кто бы говорил.
Он. А что?
Она. Да просто ты так и будешь всю жизнь в автобусах кататься. А мне это не подходит.
Он. Причем тут автобусы?
Она. Это все игры, понимаешь? Детсадовские игры. А есть взрослая жизнь. Люди однажды взрослеют. Но не все. Некоторые – нет.
Он. Слушай, точно! Я понял. Я все никак не мог сформулировать. Однажды люди взрослеют… Точно. За эти дни я повзрослел. Вот именно однажды, ты правильно сказала. Как-то резко, в один момент. Раз, и все.
Она. Что-то незаметно.
Он. А как должно быть заметно?
Она. Да хоть на джинсы на свои посмотри. Это же сплошной прикол, а не джинсы.
Он. Разве в этом взрослость проявляется?
Она. А чем же?
Он. В поступках.
Она. Ну да, видели мы твои поступки. До сих пор как вспомню, так вздрогну.
Он. А какие тебе нужны?
Она. Нормальные! Как у всех нормальных людей!
Он. Ну нет. Я – не все. Я – это я.
Она. Это-то и печально.
Он. Слушай, я знаю, в чем критерий взрослости.
Она. Ну и в чем же?
Он. В умении отличать важное от неважного. Или, если хочешь, реальное от выдуманного.
Она. Это что-то из философии? Объясни попроще, а то нам, бедным технарям, не понять.
Он. Ну вот смотри. В жизни есть вещи важные, и они же – реальные. Они реально существуют. Как вот скамейка. Она реально здесь стоит, и сквозь нее не пройдешь. Надо обойти. С другой стороны, на ней можно посидеть, если потребуется. Значит, она реально участвует твоей в жизни. Она важна. Нужно с ней считаться. А вот если, к примеру, мы с тобой вообразим, что тут стоит, допустим, пианино. Или нам покажется.
Она. Нормальному человеку ни с того ни с сего ничего не покажется.
Он. Не зарекайся. Так вот, на этом пианино нельзя сыграть «Лунную сонату». Даже «Собачий вальс» нельзя. Его реально нету. Значит, оно неважное. С ним не нужно считаться. Ну, раз оно ненастоящее.
Она. И зачем ты все это говоришь?
Он. Взрослый человек отличает реальную скамейку от нереального пианино. То есть отличает настоящее от ненастоящего.
Она. Настоящий сердечный приступ от балагана? Каюсь, сразу не отличила. Но с тех пор повзрослела. И теперь отличаю реальные вещи от сказок, которые ты мне тут вкручиваешь.
Он. Ты же сказала, что веришь мне.
Она. Зря сказала. Нельзя тебе верить. Ты не живешь, ты играешь в жизнь. На придуманном пианино.
Он. Это неправда. Ты так не думаешь.
Она. Ты лучше меня знаешь, как я думаю?
Он. Лучше. Потому что я тебя… А знаешь, когда я тебя увидел, я не сразу понял. Сначала подумал, ты мне просто нравишься.
Она. Очень интересно. И часто тебе девушки нравятся?
Он. Довольно часто.
Она. Еще интереснее. И ты что, всегда сразу целоваться лезешь?
Он. Не всегда. Я действую по наитию. Не раздумывая.
Она. Не всегда? Значит, только через раз?
Он. Если честно, это был первый раз. Я и сам от себя такого не ожидал.
Она. Я не виноват, оно само?
Он. Вроде того. Меня как будто толкнуло что-то.
Она. А когда ты понял, что я тебе… не просто нравлюсь? Когда поцеловал?
Он. Нет, не тогда.
Она. А когда?
Он. Когда ты мне по морде засветила.
Она (смеется). Ну, это последовало довольно скоро.
Он. А скажи… зачем ты меня ударила?
Она. Не знаю. Просто рука сама поднялась. Тоже, наверное, что-то толкнуло. Больно я тебя?
Он. Я как-то даже не понял. Не до этого было. Меня как будто кто-то вверх ногами перевернул, встряхнул хорошенько, а потом назад поставил. Я потом весь день на остановке просидел. В себя приходил. Да я говорил уже.
Она. И тогда ты научился отличать важное от неважного?
Он. Наверное. Просто у меня появилась точка отсчета.
Она. Кажется, я понимаю. А знаешь, я тоже тогда весь день про тебя думала. Ужасно стыдно мне было и неловко.
Он. Оттого, что я тебя поцеловал?
