Жан-Поль Сартр - Дьявол и господь бог
1-й офицер. И я не смог бы. Он мне внушает такое отвращение, что мне противно поднять на него руку.
Герман. От тебя ничего и не требуется. Только помалкивай и не мешай тем, чье отвращение не так сильно.
Пауза. Входят Гёц и Катерина.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же, Гёц, Катерина.
Гёц (входя). Вам нечего мне сообщить? Вы даже не хотите доложить, что солдатам не хватает хлеба? Что холера убивает каждого десятого? Вы ничего у меня не просите? Вы даже не просите, чтобы я снял осаду, избежал гибели? (Пауза.) Вы так меня боитесь?
Все молчат.
Катерина. Как они глядят на тебя, мое сокровище. Не очень-то они тебя жалуют. Не удивлюсь, если когда-нибудь они воткнут тебе в брюхо большой нож.
Гёц. А ты Меня любишь?
Катерина. Черта с два!
Гёц. И все же ты меня не прикончила.
Катерина. Не потому, что не хотела.
Гёц. Знаю, о чем ты мечтаешь, но я спокоен. В час моей смерти на тебя накинутся двадцать тысяч мужчин, это даже для тебя многовато.
Катерина. Лучше двадцать тысяч, чем один, если он тебе противен.
Гёц. То-то мне и нравится, что я тебе противен. (Офицерам.) Когда же я, по-вашему, должен снять осаду? В четверг? Во вторник? В воскресенье? Так вот, друзья: этому не бывать ни во вторник, ни в четверг. Я возьму этот город нынешней ночью.
2-й офицер. Этой ночью?
Гёц. Да, этой ночью. (Глядит в сторону города.) Видите там, вдали, синий огонек? Я каждый вечер на него гляжу. И каждый вечер он гаснет именно в эту минуту. Вон, видите, погас! Но сегодня он гаснет в сто первый и последний раз. Прощай! Приходится убивать то, что любишь. А вон еще... Гаснут другие огни. Черт возьми! Люди ложатся рано, потому что хотят завтра встать пораньше. Этого «завтра» у них не будет! Чудесная ночь! Не слишком светлая, зато как звезд много! Сейчас луна взойдет. В такие ночи ничего не ждешь. Всё-то они знают, ко всему готовы. Даже к гибели. Но только не этой ночью. Такое чистое небо, оно им внушает доверие. Эта ночь принадлежит им. (Внезапно.) Какая власть! Господи, этот город мой, и я дарю его тебе. Сейчас я подожгу его во славу твою. (Офицерам.) Из Вормса сбежал священник. Он готов ввести нас в город. Его допрашивает капитан Ульрих.
3-й офицер. Гм...
Гёц. В чем дело?
3-й офицер. Не доверяю предателям.
Гёц. Что ты? А я их обожаю.
Входит офицер, подталкивая священника, за ними — солдат.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же, Генрих, капитан.
Генрих (падает на колени перед Гёцем). Пытайте меня! Вырвите мне ногти! Сдерите с меня заживо кожу!
Гёц (громко смеется. Падает на колени перед священником). Вырвите мне кишки! Колесуйте меня! Четвертуйте меня! (Встает.) Что ж, дед сломан. (Капитану.) Кто он?
Капитан. Это Генрих, священник из Вормса. Тот, кто должен выдать нам город.
Гёц. Ну и что же?
Капитан. Он отказывается говорить.
Гёц (подходит к Генриху). Почему?
Капитан. Говорит, что передумал.
3-й офицер. Передумал? Черт возьми! Выбейте ему зубы! Переломите ему позвоночник!
Генрих. Выбейте мне зубы! Переломите мне позвоночник!
Гёц. Вот бешеный! (Генриху.) Почему ты хотел выдать нам город?
Генрих. Чтобы спасти священников, которых чернь хочет растерзать.
Гёц. А почему ты передумал?
Генрих. Увидел рожи ваших наемников.
Гёц. Ну и что?
Генрих. По ним все видно.
Гёц. Что именно?
Генрих. Ради спасения немногих я буду повинен в истреблении всех.
Гёц. А разве ты раньше не видывал наемников? Ты знал, что они не слишком благообразны.
Генрих. Эти хуже всех.
Гёц. Ерунда! Все солдаты похожи друг на друга. Кого же ты думал встретить? Ангелов?
Генрих. Людей. И я хотел просить их пощадить других людей. Они вошли бы в город, только поклявшись, что оставят в живых всех жителей.
Гёц. Значит, ты готов был поверить моему слову?
Генрих. Твоему слову? (Глядит на него.) Ты Гёц?
Гёц. Да.
Генрих. Я... Я думал, что смогу на тебя положиться.
Гец (удивленно). На мое слово? (Пауза.) Даю тебе слово
Генрих молчит.
Клянусь тебе, если ты введешь нас в город, я сохраню жизнь его жителям.
Генрих. И ты хочешь, чтобы я тебе поверил?
Гёц. Но ты сам говорил...
Генрих. Да, до того, как увидел тебя.
Гёц (хохочет). Понятно! Тот, кто меня видит, редко верит моему слову. Должно быть, я кажусь слишком умным, чтобы сдержать его. Так вот, послушай: лови меня на слове. Ради того, чтоб проверить! Только проверить... Ведь я христианин: хочешь, поклянусь на Библии? Поверь мне, как это ни глупо! Разве вы, попы, не обязаны искушать нечестивцев добром?
Генрих. Искушать добром тебя? Представляю, как бы ты был рад!
Гёц. Ты меня раскусил. (Глядит на него улыбаясь.) Убирайтесь все!
Офицеры и Катерина уходят.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Гёц, Генрих.
Гёц (почти с нежностью). Ты весь в поту. Как ты страдаешь!
Генрих. Моих страданий мало. Страдают другие, а не я. Господь пожелал, чтобы я мучился чужими, а не своими муками. Зачем ты глядишь на меня?
Гёц (по-прежнему нежно). У меня тоже бывала такая двуличная рожа. Гляжу на тебя, а самого себя жаль: мы с тобой одной породы.
Генрих. Ложь! Ты предал своего брата, я своих братьев не предам.
Гёц. Ты их предашь этой ночью.
Генрих. Ни этой ночью, ни потом. (Пауза.)
Гёц (равнодушно). Что же бедняки сделают с попами? Повесят на мясных крючьях?
Генрих (кричит). Замолчи! (Овладевает собой.) Вот ужасы войны. Я только бедный священник, и я бессилен их предотвратить.
Гёц. Лицемер! Этой ночью в твоей власти жизнь или смерть двадцати тысяч людей.
Генрих. Я не желаю этой власти. Она от дьявола.
Гёц. Хочешь или нет, но ты обладаешь ею.
Генрих убегает.
Эй, что ты делаешь? Если бежишь — значит, ты решился.
Генрих (возвращается, глядит на него и начинает смеяться). Ты прав. Бежать или с собой покончить — все это ни к чему. Все только способ умолчания. Но я избранник божий.
Гёц. Лучше скажи, что ты похож на крысу.
Генрих. Все равно. Избранник — человек, припертый к стенке дланью господа. (Пауза.) Господи! Зачем твой выбор пал на меня?
Гёц (ласково). Последние муки... Как хотелось бы их сократить. Дай помогу тебе.
Генрих. Ты хочешь мне помочь, когда сам бог молчит? (Пауза.) Так вот, я лгал: я не его избранник. Да и какой из меня избранник? Кто заставил меня покинуть город? Кто поручал тебя найти? По правде говоря, я сам себя избрал. Пришел просить тебя о милосердии к братьям, зная, что ничего не добьюсь. Я передумал — и не оттого, что у вас злобные рожи, просто теперь я вижу их наяву. Я хотел чинить Зло, увидев вас, понял, что и впрямь причиню его. Знаешь ли ты, что я ненавижу бедняков?
Гёц. Да, знаю.
Генрих. Почему они бегут от меня, когда я им протягиваю руки? Почему страдания их всегда неизмеримо больше моих? Господи, как мог ты допустить, чтобы на свете были бедняки! Почему не сделал ты меня монахом? Там, в монастыре, я был бы твой, но как быть нераздельно твоим, когда люди подыхают с голоду? (Гёцу.) Я пришел, чтобы выдать их тебе, надеясь, что ты их истребишь, и тогда я смогу позабыть, что они жили.
Гёц. Ну и что же?
Генрих. Я передумал: в город ты не войдешь.
Гёц. А что, если на то была господня воля, если господь хотел, чтобы ты впустил нас в город? Так послушай: ты промолчишь — и священники погибнут этой ночью, наверняка погибнут. А бедняки? Ты думаешь, выживут? Осаду я не сниму. Через месяц в Вормсе все передохнут с голоду. Ты не властен решать — жизнь или смерть. Ты можешь только выбрать, как им умирать. Так выбирай же скорую смерть, они только выгадают, погибнув этой ночью, прежде чем перебьют священников: умрут, не замарав руки, и все окажутся на небесах. Если ты оставишь им несколько недель, они запятнают себя кровью и отправятся в ад. Послушай, поп, а вдруг это дьявол велит тебе продлить их земную жизнь, чтоб они успели заслужить вечное проклятье? (Пауза.) Скажи мне, как проникнуть в город?
Генрих. Тебя нет.
Гёц. Что?
Генрих. Тебя нет. Твои слова умирают прежде, чем я их расслышу. Такие лица, как твое, не повстречаешь ясным днем, Я знаю все, что ты мне собираешься сказать, все твои поступки предвижу. Ты — мое создание, это я внушаю тебе твои мысли. Мне все это снится. Все мертво, в воздухе разлиты сновидения.
