Ричард Шеридан - Школа злословия
Раули. Самым настойчивым образом. Он хочет, пока это не узналось, кое в чем их испытать.
Сэр Питер Тизл. Ах, да разве требуются особые хитрости, чтобы оценить их по достоинству! Впрочем, пусть делает как хочет. А что, он знает, что я женат?
Раули. Да, и скоро явится вас поздравить и пожелать вам счастья.
Сэр Питер Тизл. Это как мы пьем здоровье друга, который умирает от чахотки. Ах, Оливер меня засмеет! Мы с ним всегда трунили над женитьбой, и он остался верен себе. Однако же он может скоро сюда явиться. Я сейчас же распоряжусь по дому. Но смотрите, любезный Раули, ни слова о том, что мы с леди Тизл иной раз ссоримся.
Раули. Ни в коем случае.
Сэр Питер Тизл. Иначе Нолль изведет меня своими шуточками. Пусть его думает, прости меня бог, что мы самая счастливая чета.
Раули. Я вас понимаю. Но вы и сами должны избегать малейших ссор в его присутствии.
Сэр Питер Тизл. Видит бог, должны — и это невозможно. Ах, любезный Раули, когда старый холостяк берет молодую жену, он заслуживает… да что там! Преступление само в себе уже содержит кару.
Уходят в разные стороны.
Действие второе
Картина первая
У сэра Питера Тизла.
Входят сэр Питер Тизл и леди Тизл.
Сэр Питер Тизл. Леди Тизл, леди Тизл, я этого не допущу!
Леди Тизл. Сэр Питер, сэр Питер, допускайте или не допускайте это ваше дело. Я намерена во всем поступать по-своему, и не только намерена, но и буду. Да! Хоть я и воспитана в деревне, я очень хорошо знаю, что в Лондоне светские женщины никому не обязаны отчетом с той минуты, как они вышли замуж.
Сэр Питер Тизл. Отлично, сударыня, отлично! Так, значит, муж лишен всякого влияния, всякой власти?
Леди Тизл. Власти? Еще бы! Если вы хотели власти надо мной, вам надо было взять меня в приемные дочери, а не в жены: уверяю вас, вы для этого достаточно стары.
Сэр Питер Тизл. Достаточно стар? Вот оно что… Как бы то ни было, леди Тизл, если вам и удается отравлять мне жизнь вашим характером, я не потерплю, чтобы вы меня разоряли вашей расточительностью.
Леди Тизл. Моей расточительностью? Смею вас уверить, что я не расточительнее, чем это подобает светской женщине.
Сэр Питер Тизл. Нет-нет, сударыня, вы больше не будете выбрасывать деньги на всю эту бессмысленную роскошь! Черта с два! Тратить зимой на цветы для будуара такие суммы, что на них можно было бы превратить Пантеон[13] в оранжерею или устроить летний бал на святках!
Леди Тизл. Чем же я виновата, сэр Питер, что цветы дороги, когда холодно? Пеняйте на климат, а не на меня. Поверьте, я была бы не прочь, чтобы весна длилась круглый год и чтобы под ногами у нас распускались розы.
Сэр Питер Тизл. Тысяча чертей, сударыня! Будь вы к этому рождены, я бы не удивлялся, что вы так рассуждаете, но вы забываете, каково было ваше положение, когда я на вас женился.
Леди Тизл. О нет, я не забываю. Это было пренеприятное положение, иначе я никогда бы не вышла за вас.
Сэр Питер Тизл. Да-да, сударыня, тогда у вас был более скромный ранг: дочь мелкого помещика. Вспомните, леди Тизл, как я вас увидел впервые, когда вы сидели за пяльцами в прелестном вышитом холщовом платьице со связкой ключей у пояса; у вас были гладко зачесанные волосы, а по стенам комнаты висели шерстяные плоды вашей собственной работы.
Леди Тизл. О да! Я это помню очень хорошо, и какую забавную жизнь я тогда вела. Мой день уходил на то, чтобы инспектировать коровник, ревизовать птичий двор, вести домашнюю приходно-расходную книгу и чесать собачку тетушки Деборы.
Сэр Питер Тизл. Да-да, сударыня, все это так и было.
Леди Тизл. А мои вечерние развлечения! Рисовать узоры для кружевных рукавчиков, которые мне не из чего было вязать, играть в свои козыри с нашим священником, читать моей тетушке книгу проповедей или торчать за старым спинетом,[14] чтобы наиграть сон моему отцу после лисьей травли.
Сэр Питер Тизл. Я радуюсь вашей хорошей памяти. Да, сударыня, таковы были увеселения, которых я вас лишил. А теперь вам требуется карета vis-a-vis[15] и три пудреных лакея впереди носилок, а летом пара каких-то белых котят, чтобы ездить на них в Кенсингтонский парк. Вы, надо полагать, не вспоминаете, с каким, бывало, удовольствием катались верхом на крупе кургузой упряжной лошади позади дворецкого.
Леди Тизл. Нет, клянусь, этого никогда не было! И дворецкого и упряжную лошадь я отрицаю.
Сэр Питер Тизл. Таково, сударыня, было ваше положение. А что дал вам я? Я сделал вас светской женщиной, богатой, знатной — словом, я сделал вас моей женой.
Леди Тизл. Совершенно верно. И чтобы я могла быть вам окончательно благодарной, мне остается только сделаться…
Сэр Питер Тизл. Моей вдовой, хотите вы сказать?
Леди Тизл. Хм, хм!
Сэр Питер Тизл. Благодарю вас, сударыня. Но не обольщайтесь: вы можете отравить мне жизнь, но в гроб вы меня не уложите, ручаюсь вам. Во всяком случае, я вам премного обязан за ваш намек.
Леди Тизл. Но вы же сами упорно стараетесь делать мне неприятности и стесняете меня в моих малейших тратах на что-нибудь изящное.
Сэр Питер Тизл. Черт побери, сударыня, а на что изящное вы изволили тратиться, когда выходили за меня замуж?
Леди Тизл. Но боже мой, сэр Питер, или вы хотите, чтобы я отставала от моды?
Сэр Питер Тизл. От моды? Благодарю покорно! Очень вы следили за модой, пока жили в девицах!
Леди Тизл. Мне казалось бы, вам должно быть приятно, чтобы вашу жену считали женщиной со вкусом.
Сэр Питер Тизл. Да, действительно со вкусом! А много у вас было вкуса, когда вы за меня выходили?
Леди Тизл. Едва ли, сэр Питер, это совершенно верно, а выйдя за вас, я потеряла всякое право притязать на вкус — с этим я согласна. А теперь, сэр Питер, если на сегодняшний день наша перебранка кончена, мне кажется, я могу ехать к леди Снируэл, где меня ждут.
Сэр Питер Тизл. Да, еще и это драгоценное обстоятельство прелестный круг знакомых, которых вы там завели.
Леди Тизл. Нет, сэр Питер, все это люди богатые и с положением и очень дорожащие своей репутацией.
Сэр Питер Тизл. Да, вот уж именно, дорожат они ею не на шутку: попробуйте отозваться хорошо о ком-нибудь другом! Милая компания! Иной бедняга, которого вздернули на виселицу, за всю жизнь не сделал столько зла, сколько эти разносчики лжи, мастера клеветы и губители добрых имен.
Леди Тизл. Как? Вы желали бы ограничить свободу слова?
Сэр Питер Тизл. О, вы стали такой же скверной, как и все они!
Леди Тизл. Я считаю, что я исполняю свою роль достаточно мило. Но, поверьте, когда я высмеиваю людей, у меня нет к ним злобы. Если я говорю что-нибудь обидное, то только потому, что мне весело; и я уверена, что они платят мне тем же. Однако, сэр Питер, вы помните, что вы тоже обещали быть у леди Снируэл?
Сэр Питер Тизл. Да-да, я приду, чтобы оберечь мое доброе имя.
Леди Тизл. Тогда поторопитесь, а то поздно будет. Итак, до свидания. (Уходит.)
Сэр Питер Тизл. Ну вот, многого я достиг моими попреками! Но с каким очаровательным видом она противоречит всякому моему слову, и как она мила в своем презрении к моему авторитету! Ну что ж, хоть я и не могу заставить ее полюбить меня, а все-таки в ссорах с ней нахожу большое утешение: никогда она не бывает так прелестна, как в те минуты, когда старается во что бы то ни стало меня извести. (Уходит.)
Картина вторая
У леди Снируэл.
Входят леди Снируэл, миссис Кэндэр, Крэбтри, сэр Бенджамен Бэкбайт и Джозеф Сэрфес.
Леди Снируэл. Нет, мы непременно хотим услышать.
Джозеф Сэрфес. Да-да, эпиграмму, пожалуйста.
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Ах, дядюшка, не стоит! Ведь это такой пустяк.
Крэбтри. Нет-нет. Честное слово, это очень недурно для экспромта!
Сэр Бенджамен Бэкбайт. В таком случае, сударыни, позвольте вас ознакомить с обстановкой. Да будет вам известно, что на той неделе леди Бэтти Кэррикл, глотая пыль Гайд-парка в игрушечном фаэтончике, пожелала, чтобы я написал стихи в честь ее пони, в ответ на что я вынул мою записную книжку и в одно мгновение сочинил следующее:
Ничьи еще пони меня так не трогали:
Другие — как хамы, а эти — как щеголи.
Никто не оспорит моей правоты:
Так тонки их ноги и длинны хвосты.
Крэбтри. Вот, сударыня. И это сделано в единый взмах хлыста и к тому же верхом.
