Алексей Арбузов - Жестокие игры
Неля. А я и так от пива веселая.
Мишка. Ладно… Один остаточки допью. (Подошел к стене, где висят рисунки Кая.) Твои?
Кай. Представь. Играю в эти игры.
Мишка. Не поймешь что.
Кай. Входит в правила игры. (Протягивает папку.) Эти посмотри.
Мишка рассматривает рисунки. Никита подходит к Неле.
Неля (усмехаясь). Ну, миленький мой, радость моя, солнышко мое, что смотришь?
Никита (неуверенно). Не сегодня, надеюсь, уедешь?
Неля. Правильно надеешься – не сегодня. (Засмеялась негромко.)
Никита. К чему смех-то?
Неля. А вот представляю, как уеду и адресок тебе не дам. А ты меня всюду искать начнешь… В адресный стол отправишься, руки в отчаянии ломать станешь. Так ведь, мальчик бедненький?
Никита. Ладно… (Почти ласково.) Перестань, Нелька.
Неля. А по правде, все у нас кончилось с тобой. Прощаемся, Бубенчик… Сиротка моя.
Никита. Ты вот что… Ты послушай… (Берет за локоть.)
Неля (вырывает руку). Отпусти! (Приблизила к нему свое лицо.) А я, может, тебя не люблю больше всех на свете? И отойди от меня. Навсегда отойди.
Никита. А что капризничаешь… неясно.
Неля. А я, может, беременная от тебя? На шестом месяце? (Усмехнулась.) Испугался-то как… Эх ты, пятерочник мой бесценный!
Никита. С тобой сегодня говорить… (Махнул рукой, отошел к Терентию.)
Терентий. Чаю выпей. И не спорь с женщинами – они навек правы.
Мишка (возвращает Каю папку). Вот эти отчетливее будут. (Подумав.) Может, и хорошо, не мне судить, конечно… (Чуть вспыхнув.) Только что это у тебя все дождь, дождь, дождь… Не в моде солнечная погода?
Кай. Как вижу, так и пишу. Не притворяться же.
Мишка. А может, видишь скудно? Это ведь тоже искусство – видеть.
Кай. Ну что ж – выход есть. Куплю фотоаппарат и нащелкаю тебе хорошую погоду.
Мишка. Не в том суть, Юлька, мертвое у тебя тут все… Без света, без отблеска дня… (Горячась.) Вот ты бунтуешь, из института ушел – а на чьи деньги живешь? Мамочка присылает. Логики не вижу, дружок.
Никита. Не слишком ли свысока беседу ведете, Миша?
Мишка (замолк, неожиданно улыбнулся). Твоя правда – свысока ору. Некрасиво. (Подумал.) Хотя, если честно, тускло вы тут живете, ребята. Кисловато, в общем.
Никита. К себе отнести этого не могу. Живу весело. Вполне.
Мишка (яростно). А ты видел ли веселье… дурачок? (Показывает ему кукиш.) Вот ты его видел!
Неля. Зачем шуметь-то? Пожалели бы их лучше.
Затемнение.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Начало марта. Западная Сибирь. Поселок нефтеразведочной экспедиции.
Комната Земцовых в двухэтажном бревенчатом домике. Порядка тут нет – вещи в разладе друг с другом, следа женской руки не видно. Вечернее время. За окнами снегопад, ветер. А тут печка потрескивает, тепло. В углу, в самодельной колыбельке, спит двухмесячная Леся. За столом Маша Земцова пьет чай, рядом что-то записывает в свою тетрадь Мишка. Земцовой скоро сорок – это плотная красивая женщина с насмешливым, неспокойным взглядом.
Мишка. Жили на свете Машка и Мишка… Мишка и Машка жили на свете. (Усмехнулся.)
Маша. Не надоело? С утра твердишь.
Мишка. Мне на заре это словосочетание мелькнуло… Только проснулся. (Торжественно.) Мишка и Машка жили на свете… Не нравится?
Маша. Весело.
Мишка (взглянул на спящую Лесю). Ты погляди, как уснула. Мгновенно.
Маша. Тайгой надышалась. Мы с ней под вечер за излуком были… Там новую буровую ставят.
Мишка. Смотри из санок ее не урони, когда гуляете.
Маша. На буровой-то Аникин хозяином. Добился.
Мишка. Ну и черт с твоим Аникиным… Дочь береги. А то как стукну! (Подходит к ней сзади, обнимает крепко. Целует.)
Маша (хохочет). Вот дурак, чаем облил.
Мишка. Обойдется. (ВКЛЮЧИЛ МАГНИТОФОН.) Потанцуем, Машечкин.
Маша. Давай, что ли, безумный.
Танцуют рок-н-ролл. Усердно.
(Остановилась.) Дай передохну.
Мишка. Что? Старость подходит? (Целует ее.) Машка и Мишка жили на свете… (Долго целует.)
Маша (освобождаясь от его рук). Эй, осторожненько! Я тебе в тридцать девять дочь родила, а ты уж за сына хочешь взяться… Может, погодим, Мишечкин?
Мишка. Нет, не романтическая ты женщина, Машечкин. Истинные страсти тебе недоступны.
Маша (резко). Перестань.
Мишка (осторожно). Ты что?
Маша (опустилась на табуретку, сказала тихо). Скушно мне, Земцов. Ой, скушно.
Мишка. Здравствуйте. Всего десять недель, как родила, и уже скучно. Такие мы невеселые?
Маша. Ты что – меня не знаешь?… Не умею дома быть.
Мишка. Вот оттого и все мужья от тебя драпали.
Маша. Трое всего.
Мишка. Тоже немало. Уймись, Марья, – взгляни, какую красотку родила.
Маша. Не моим молоком вскормлена.
Мишка. Ох, сердишь ты меня.
Маша. Не надо было на взрослой бабе жениться. Сорок на днях. Я тебя на девять лет умнее.
Мишка. Да. Тема.
Маша. Полная печали. Прыгаю, как дура, в клетке.
Мишка. Опять за свое. Клетку приплела.
Маша. А нет разве? Ты врач, тебя в любой час суток вызвать могут… и на любой срок! А мне с ней сидеть, безвыходно.
Мишка. Обожди уж… Скоро в ясли отдадим.
Маша (вспыхнув). В конце лета на Тужке вот-вот должны мы были нефтяной пласт пересечь… Так нет: отозвали мою поисковую – сомнительным объявили участок. А там есть нефть! И это доказать мне надо… Выложить материал… Мне одной! А я с вами тут сижу лялякаюсь.
Мишка (почти восхищенно). Ну ты зверь.
Маша. Геолог я – а все остальное потом! Мое на Тужке. Я начинала, и заканчивать мне!
Мишка. Да… Не повезло нам с Леськой.
Маша. Предупреждала. Слушаться было надо, мальчик мой милый.
Мишка. Беда. Люблю тебя. (Улыбнулся.) Вот беда.
Маша. Хорошенький ты мой… Потерпи, скоро совсем старухой буду.
Миша включает магнитофон. Они снова лихо танцуют рок-н-ролл. В дверь стучат.
Мишка. Пожалуйте.
Входит Ловейко, он долговязый, худой, лохматый, с безумными глазами. Тридцать восемь лет ему.
Ловейко. Вы что, пляшете, соседи? Дом содрогается, а у меня невралгия!… Слышь, Мишка, дай от головы чего-нибудь, а то помираю.
Мишка. Ты, Ловейко, всегда помираешь – только финала не видать.
Ловейко. Ладно, помру вскоре. А пока таблетку дай.
Мишка. Ешь, прорва. Скоро все мои запасы прикончишь.
Ловейко (подбросил таблетку, поймал ее ртом на лету). Для сердца чего бы дал… Совсем иной раз не стукает.
Мишка. Живут же люди. Им еще в прошлом году умереть полагалось, а они все вокруг бегают.
Маша. Да ты не слушай его… Чаю выпей лучше.
Ловейко. Нет, Мишка молодец доктор: ни слова от него утешения не слыхал. Вот и начал назло ему жить. (Подошел к столу.) А с чем чай пьете?
Мишка. Печеньем закусывай.
Ловейко. Для холостого сойдет.
Мишка. Женился бы. Женщины хворых обожают – есть за кем горшки выносить. Женись, Ловейко, – и за гробом кому пойти было бы.
Маша (обозлилась). Ей-богу, гулять уйду.
Ловейко. Ладно, закончили с шутками… (Прихлебывая чай.) Слышь, Маша, нынче я к Реброву ходил – не дает он «добро» поисковую партию составлять. «Неперспективная в Тужке ваша площадь», – заявляет. Вся его геологическая элита на том сошлась, великие умы. «Голову, Ловейко, не дури, – говорит, – а Земцовой передай, пусть за дитем ухаживает».
Маша (очень беспокойно). А ты не волнуйся, не волнуйся, Ловейко. Вот возьму Леську на руки и пойду к Реброву – он вздрогнет у меня.
Ловейко. Совсем уж весна вскоре, Маша… Не добьем нынче смету на поисковую – сгорит лето.
Маша. Я же сказала – вздрогнет у меня Ребров.
Мишка. Вот гангстеры! Ну попал я в окружение.
Ловейко закашлялся.
Неужели и этого хворого в тайгу за собой уведешь?
Ловейко. Я помбур – мастер высокого класса! Мне Бог на воле помирать велел.