Том Стоппард - Берег Утопии
Ольга. Просто… мы с Мальвидой теперь говорим по-итальянски!
Герцен. Ну, ну и что в этом такого, в конце концов. Мы сами полжизни говорим по-французски! Самое главное, что ты здесь. (Мальвиде.) Добро пожаловать!
Саша (Ольге). Ты стала тетей!
Ольга реагирует, как положено, на Терезину и на коляску. Она уже знакома с Терезиной.
Мальвида. Надо же, какая роскошь, Александр! Мы к такому не привыкли. Надолго вы сняли эту виллу?
Герцен. Только на месяц. Из вашего окна вид на озеро.
Мальвида. На озеро и на другой берег.
Мальвида присоединяется к остальным. Герцен возвращается в свое кресло, отставленное несколько в сторону от стола с чаем. За столом все ввосьмером – Лиза отсутствует – начинают разговор…
Саша (Бакунину). Двадцать франков? На самом деле меня мало интересует политика, я преподаю физиологию.
Натали (Огареву). Тата написала ее чудесный портрет – так Саша с ней и познакомился.
Огарев. Ты по-прежнему занимаешься живописью?
Тата. Нет. У меня не было особых способностей.
Натали. Глупости. (Герцену.) Что же ты, Александр…
Бакунин. Семь уровней человеческого счастья! Первый – умереть, сражаясь за свободу; второй – любовь и дружба; третий – искусство и наука; четвертый – сигары; пятый, шестой, седьмой – вино, еда, сон.
Аплодисменты и возражения.
Огарев. Первый – любовь и дружба…
Мальвида. Первый – поднять человека на тот уровень, на который он способен!
Натали. Александр…
Тата. Оставь его. Он плохо спал ночью.
Натали. А кто хорошо спал? Где Лиза? У меня голова болит.
Мальвида (обращаясь к Натали). Я свято верю во фланель.
Герцен спит.
Ему снятся Тургенев и Маркс. Прогуливаясь, они появляются в поле зрения неправдоподобной парой.
Герцен. Маркс!
Они не обращают на него внимания.
Тургенев. Добролюбов однажды написал в «Современнике», что я модный романист, который путешествует в свите одной певички и организует ей овации в провинциальных театрах за границей… После этого остается переехать жить на Сандвичевы острова. Как вы думаете, Маркс?
Маркс. Сандвичевы острова? Так же, как и Россия, и по той же причине Сандвичевы острова к делу не относятся. Как класс, который борется за свою судьбу с угнетающим его классом, пролетариат Сандвичевых островов пока не сформировался. Я бы не советовал – пропустите все веселье. Но мой диалектический материализм еще и до Сандвичевых островов доберется. Мы, может быть, не доживем до этого, но когда катаклизм случится, это будет великолепно… Индустриализация непрерывно расширяется, чтобы насытить рынок самоварами, каноэ, матрешками, которые вкладываются одна в другую… Рабочий все более и более будет отдаляться от результатов своего труда до тех пор, пока Капитал и Труд не сойдутся в смертельном противоречии. Затем наступит последняя титаническая схватка. Финальный поворот великого колеса прогресса, которое должно раздавить поколения трудящихся масс ради конечной победы. Тогда наконец единство и смысл исторического процесса станут ясны даже последнему островитянину и последнему мужику. Разбитые жизни и ничтожные смерти миллионов будут осознаны как часть высшей реальности, высшей морали, которым бессмысленно сопротивляться. Мне видится красная от крови Нева, освещенная языками пламени, и кокосовые пальмы, на которых болтаются трупы по всей сияющей дороге от Кронштадта до Невского проспекта…
Герцен (Марксу). На этой картине что-то не так. Кто этот диалектический Рыжий Кот, с его ненасытной жаждой человеческих жертвоприношений? Этот Молох, который обещает, что все после нашей смерти будет прекрасно? История не знает цели! У нее нет либретто. Каждую минуту она стучится в тысячи ворот, и привратником тут служит случай. Нужны ум и смелость, чтобы пройти свой путь, пока этот путь переделывает нас, и нет другого утешения, кроме зарницы личного счастья… но если ничто не предопределено, то, значит, все возможно – и именно в этом наше человеческое достоинство.
Маркс и Тургенев не обращают на него внимания и, прогуливаясь, удаляются.
Герцен наполовину сползает с кресла. Огарев это видит и подходит к нему.
(Проснувшись.) Ничего, ничего… Идея не погибнет. То, что обронили мы, поднимут те, кто идет за нами. Я слышу их детские голоса там, на Воробьевых горах.
Огарев (смеется). «Отомстить за декабристов». И что мы теперь им скажем?
Герцен. Надо двигаться дальше, и знать, что на другом берегу не будет земли обетованной, и все равно двигаться дальше. Раскрывать людям глаза, а не вырывать их. Взять с собой все лучшее. Люди не простят, если будущий хранитель разбитой скульптуры, ободранной стены, оскверненной могилы скажет проходящему мимо: «Да, да, все это было разрушено революцией». Разрушители напяливают нигилизм, словно кокарду. Они разрушают и думают, что они радикалы. А на самом деле они – разочаровавшиеся консерваторы, обманутые древней мечтой о совершенном обществе, где возможна квадратура круга, где конфликт упразднен по определению. Но такой страны нет, потому она и зовется утопией. Так что пока мы не перестанем убивать на пути к ней, мы никогда не повзрослеем. Смысл не в том, чтобы преодолеть несовершенство данной нам реальности. Смысл в том, как мы живем в своем времени. Другого у нас нет.
Бакунин (закуривая сигарету). Ну вот, счастливая минута.
Натали. Будет гроза.
Входит Лиза с оборванной веревкой.
Лиза (показывая веревку). Смотри, порвалась!
Герцен. Ты не поцелуешь меня?
Лиза. Да. (Целует его по-мальчишески.)
Зарницы. Веселые испуганные возгласы… Затем гром и новые возгласы… И быстрое затемнение.
Конец
Примечания
1
Для девиц Бакуниных (фр.). (Здесь и далее прим. перев.)
2
Что сказал ваш отец? (англ.)
3
Как поживаете, барон Ренн? Превосходная погода, вы не находите? (англ.)
4
Татьяна неточно цитирует реплику Порции из пьесы Уильяма Шекспира «Венецианский купец» (акт IV, сцена 1). Должно быть: «The quality of mercy is not strain'd, // It droppeth as the gentle rain from heaven…» – «He действует по принужденыо милость; // Как теплый дождь, она спадает с неба…» (Пер. Т.Щепкинай-Куперник.)
5
Отличный выход, Татьяна (англ.).
6
Что она сказала? (фр.)
7
Просто похвалила, маменька, только и всего (фр.).
8
Простите, что сказала ваша матушка? (англ.)
9
Она сказала: завтра праздник и уроков не будет (англ.).
10
Сдается мне, она не то сказала. Поговорим об этом после (англ.).
11
Шампанского, шампанского, я поняла (англ.).
12
Так вы и есть Михаил (англ.).
13
Уйдите, пожалуйста (англ.).
14
«Основание метафизики нравов» (Иммануил Кант, 1785).
15
Я знаю (нем.).
16
«Туда, туда лежит наш путь!» (нем.) Сокращенная цитата из песни Миньоны, героини романа И.-В. Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера».
17
Александр Бакунин цитирует Джорджа Байрона, начало 27-й строфы из 4-й песни Паломничества Чайльд Гарольда»:
Взошла луна, но то не ночь – закат
Теснит ее, полнебом обладая.
18
Пикник! (фр.)
19
«Туда! Туда! Лежит наш путь!» (нем.)
20
Верно. Тысяча извинений (фр.).
21
Мой рыцарь (фр.).
22
К вашим услугам (фр.).
23
Это просто замечательно. То есть вы имеете в виду, что будете писать для журнала? Как здорово. Мы будем вас читать! Мы получаем «Телескоп» каждый месяц, но я не понимаю и половины того, что там написано. Вы, должно быть, очень умны! Вы быстро прославитесь, господин Белинский! (фр.)
24
До свидания (фр.).
25
ужасно злую (фр.)
26
«Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь урок…» (фр.)
27
«Господин Бакунин… Учитель математики» (фр.)
28
До скорого (фр.).
29
