Иоганн Гете - Страдания юного Вертера. Фауст (сборник)
Сон в Вальпургиеву ночь, или Золотая свадьба Оберона и Титании[112]
Интермедия
Мы сегодня отдохнем,
Мидинга потомки![113]
Сценой будет все кругом —
Горы, скал обломки.
Золотая свадьба – плод
Полстолетья в браке,
Но и так за годом год
Надо жить без драки.
Духи, духи, вот пароль
Нашего союза:
«Королева и король
Обновляют узы».
С Пуком – кобольдов толпа,
Маленькие дети,
Но выделывают па
Лучше, чем в балете.
Я поднес свирель ко рту.
Звуков благородство
Покоряет красоту
И смирит уродство.
Расторгайте, Гименей,
Временами семьи,
Чтобы жить еще тесней
Остальное время.
Если в браке двое злюк,
Надо в час досужий
Отослать жену на юг
И на север мужа.
Комары, и мошкара,
И сверчки-горланы,
Баритоны, тенора —
Наши меломаны.
За горой, надув пузырь,
Заиграл волынщик,[114]
Здешних сборищ богатырь,
Глупостей зачинщик.
Я из гадов двух гибрид
В синтезе каком-то
На живую нитку сшит,
Как строфа экспромта.
Радостно вдвоем плестись
По лугам вприпрыжку,
Но ведь ты без крыльев ввысь
Не взлетишь, трусишка.
Это правда или сон?
Я глазам не верю,
Знаменитый Оберон
Предо мной у двери.
Оберон хоть без рогов,
Все же черт в итоге,
Как и все в конце концов
Греческие боги.
Я набрасываю суть
Красками скупыми,
Но и я когда-нибудь
Побываю в Риме.
Ведьм хотя и весел круг,
Но нецеломудрен,
Только, например, у двух
Нос едва припудрен.
Пудру на лицо и лиф
Надо престарелым,
Я ж красуюсь, все раскрыв,
Обнаженным телом.
Мы б вели напрасно спор
О вопросах плоти.
Вы ж, голубка, до тех пор
Заживо сгниете.
Мушки к голенькой летят
И не смотрят в ноты.
Только все пошло на лад,
Сбились все со счета.
Сливки общества, верхи,
Только званым место.
Избранные женихи,
Лучшие невесты!
Провались в тартарары
Проходимцы-гости.
А не то я сам с горы
Провалюсь со злости!
Лязгом ножниц на ремне
Дайте насекомым
Туш исполнить сатане
И его знакомым.
Надрываются сверчки
Так, что вянут уши,
И считают, чудаки,
Что у них есть души.
Я пришел на юбилей
И застрял до часу.
Ведьмы севера милей
Девственниц Парнаса.
И у немцев есть ступень
Высшего паренья.
Это брокенская сень
На заре весенней.
Что так злится, не пойму,
Господин сердитый?
Видно, чудятся ему[122]
Здесь иезуиты.
Кто так чист душою всей,
Тот не загрязнится,
Ловлей рыбы у чертей
Замутив водицу.
Чем фальшивей пустосвят,
Тем с ним спор бесцельней:
Даже брокенский разврат
Для него молельня.
Не литавры ль вдалеке,
Словно гром, грохочут?
Это цапли в тростнике
В унисон гогочут.
Гляньте на коротыша
И кувалду эту!
А туда же антраша,
Па и пируэты!
Если бы волынщик смолк,
Каждый этой ночью
Здесь друг друга бы, как волк,
Разорвал на клочья.
Нет, критикой меня не сбить.
Раз черт есть вид объекта,
То, значит, надо допустить,
Что он и сам есть некто.
Я – содержанье бытия
И всех вещей начало.
Но если этот шабаш – я,
То лестного тут мало.
Реальность жизни – мой кумир.
Что может быть бесспорней?
Сегодня, впрочем, внешний мир
Мне неприемлем в корне.
Я здесь не просто ротозей:
О выводах заботясь,
До ангелов я от чертей
Дойду путем гипотез.
Забыли, так попутал черт,
Где зад у них, где перед.
Нет, только тот во взглядах тверд,
Кто ничему не верит.
Комары и мошкара,
Захотели взбучки?
Вправду ли вы мастера
Или недоучки?
Услужаем второпях
Нашим мы и вашим.
Можно – пляшем на ногах,
Вверх ногами пляшем.
Наши лучшие деньки
Закатились к черту.
Износились башмаки,
И штаны протерты.
На болотах дух несвеж.
Вас поздравить не с чем.
Даже мы средь вас, невеж,
Воспитаньем блещем.
Я лежу от вас на пядь
На навозной куче.
Не поможете ли встать
Вы звезде падучей?
Эй, посторонись, плотва,
Мелюзга, младенцы!
Выступают существа
Плотных корпуленций.
Толстокожие, как слон,
Лежебоки, сидни!
Пук, причудливый, как сон,
Нынче всех солидней.
Все, кто с крыльями, за мной!
Воздух тих и влажен.
Холм за просекой лесной
Розами усажен.
Прояснился небосклон,
Тени отступили,
Мгла рассеялась, как сон,
Разлетелась пылью.
Пасмурный день. Поле[131]
Одна, в несчастье, в отчаянье! Долго нищенствовала – и теперь в тюрьме. Под замком, как преступница, осужденная на муки, – она, несравненная, непорочная! Вот до чего дошло! И ты допустил, ты скрыл это от меня, ничтожество, предатель! Можешь торжествовать теперь, бесстыжий, и в дикой злобе вращать своими дьявольскими бельмами! Стой и мозоль мне глаза своим постылым присутствием! Под стражей! В непоправимом горе! Отдана на расправу духам зла и бездушию человеческого правосудия! А ты тем временем увеселял меня своими сальностями и скрывал ужас ее положения, чтобы она погибла без помощи.
МефистофельОна не первая.
ФаустСтыдись, чудовище! Вездесущий дух, услышь меня! Верни это страшилище в его прежнюю собачью оболочку, в которой он бегал, бывало, передо мною ночами, сбивая с ног встречных и кладя им лапы на плечи. Возврати ему его излюбленный вид, чтобы он ползал передо мною на брюхе и я топтал его, презренного, ногами! Не первая! Слышишь ли ты, что говоришь? Человек не мог бы произнести ничего подобного! Точно мне легче от того, что она не первая, что смертных мук прежних страдалиц было недостаточно, чтобы искупить грехи всех будущих! Меня убивают страдания этой единственной, а его успокаивает, что это участь тысяч.
МефистофельНу вот опять мы полезли на стену, ну вот мы снова у точки, где кончается человеческое разумение! Зачем водиться с нами, если мы так плохи? Хочет носиться по воздуху – и боится головокружения! Кто к кому привязался – мы к тебе или ты к нам?
ФаустНе скалься так плотоядно! Мне тошно! Неизъяснимо великий дух, однажды явившийся мне, ты знаешь сердце мое и душу, зачем приковал ты меня к этому бесстыднику, который радуется злу и любуется чужой гибелью?
МефистофельТы кончил?
ФаустСпаси ее или берегись! Страшнейшее проклятье на голову твою на тысячи лет!
МефистофельЯ не могу разбить ее оков, не могу взломать двери ее темницы! «Спаси ее!» Кто погубил ее, я или ты?