Вольтер - Орлеанская девственница_Магомет_Философские повести

Да, погасить нельзя, но спрятать можно пламя —
Хоть ради подданных. Решитесь ли вы сами,
Желая за семью отмстить ему сполна,
На то, чтоб им была разгромлена страна?
Коль вы разлучены навек с детьми, с женою, —
Так дорожите же народом и страною!

К потерям часто нас ведет чрезмерный страх.

И тот, кто слишком тверд, нередко терпит крах.

Ну, что же, смерть — так смерть!

Какое заблужденье,
Ведь мы у берегов, избегнем же крушенья!
По счастью, нам залог судьбою в руки дан,
Которым может быть смягчен любой тиран.
Пальмира юная, которую спасли вы, —
Как ангел благостный, несущий ветвь оливы,
Своим явлением уймет пророка гнев
И мир нам принесет, вражду преодолев.
Поскольку с малых лет она росла в Медине,
Считает Магомет ее своей рабыней
И требует вернуть.

Она — бесценный клад,
А дерзкий бунтовщик не заслужил наград!
Орудуя мечом, обманом и подлогом,
Уничтожая все, идет он по дорогам.
Ты хочешь, чтобы я остановил разбой,
Смягчив грабителя столь страшною ценой?
Я стар, Фанор, и мне, почти в преддверье склепа,
Любить иль ревновать постыдно и нелепо.
Печалью и тоской душа моя полна,
И новая любовь мне больше не нужна.
Но можно ль не подпасть, Фанор, под обаянье
Такого милого, прекрасного созданья?
Утративший, увы! своих родных детей,
Я нежность, как отец, испытываю к ней.
Ах, если б родиной она признала Мекку!
Я принял бы над ней отцовскую опеку,
Она мне скрасила б остаток грустных лет,
А я бы ей внушил, сколь мерзок Магомет!..
Она для некоей беседы сокровенной
Просила к ней прийти под этот свод священный.
Смотри, вот и она, — стоит у алтаря.
Прелестен чистый лик, как ясная заря.

Я рад, что прихотью превратностей военных
Занесены сюда с толпою прочих пленных,
Попали вы ко мне. Вы спасены судьбой
И больше никогда не будете рабой!
Ваш возраст, красота и ваши злоключенья
Участья требуют, забот и попеченья.
Так говорите же. Я вас люблю, как дочь,
И счастлив буду вам по мере сил помочь.

Два долгих месяца здесь пленницей жила я,
При горестях моих судьбу благословляя
За то, что видела к себе лишь доброту.
Великодушье в вас, мой господин, я чту
И льщусь надеждою на жалость и участье.
Сейчас у вас в руках и жизнь моя и счастье.
Просил вас Магомет меня освободить;
Отважилась и я о том же вас молить.
И если вы домой отпустите Пальмиру,
Я буду весь мой век признательна Зопиру.

Так вы тоскуете по прежним кандалам,
По жизни кочевой? И не хватает вам
Бродячей родины да ужасов пустыни?

Нет, слишком многое мне дорого в Медине!
Меня воспитывал великий Магомет,
И жены мудрые с моих нежнейших лет
Меня лелеяли в тиши, в священном храме…
Мы родину себе не выбираем сами!
Узнала я беду с того лихого дня,
Когда из мест родных злой рок унес меня.
С тех пор и день и ночь душа туда стремится.
О, сжальтесь надо мной! Мне тяжко здесь томиться!

А, вы надеетесь, что недалек тот час,
Когда ваш властелин возьмет в супруги вас?

Нет, не мечтаю я об участи высокой.
Ведь для меня он — бог, суровый и далекий.
Он славой осенен, он всем народом чтим…
Мне, девушке простой, не место рядом с ним.

Нет, кто б вы ни были, вы рождены свободной!
И вам ли быть рабой! Ваш облик благородный
Мне говорит о том, что знатны родом вы
И не должны склонять пред дерзким головы.

Поверьте, что чужда нам гордость родовая!
Ни предков, ни родных с младенчества не зная,
С неволей свыкшись, чтим одно лишь божество,
И безразлично нам все то, что вне его.

Он память вам затмил. Бедняжка! Вы доныне
Смирялись с участью невольницы, рабыни!
А я томлюсь один средь пышных зал дворца…
Как был бы счастлив я вам заменить отца!
Останьтесь же со мной! С любовью и охотой
Я окружил бы вас отеческой заботой!
Но вам претит, дитя, что я ни предложу!

Ах, господин, себе я не принадлежу!
Да, вы добры ко мне, и помню я об этом,
Но удочерена была я Магометом.

Он ваш отец? — О, нет! Он — лжепророк и тать!

О, как решились вы так дерзко называть
Того, в котором чтят все племена Востока
Посланника небес, великого пророка!

Они поражены ужасной слепотой!
Не ведают того, что идол их пустой —
Удачливый злодей, сбежавший от закона
И нагло рвущийся к завоеванью трона!

Что вы произнесли! Ни разу от людей
Я столь кощунственных не слышала речей!
За мягкость, доброту, за все благодеянья
Я привязалась к вам — и не стыжусь признанья, —
Но ярость, что у вас клокочет на устах,
Мне вместо прежних чувств внушает только страх!

О, заблуждениям неведомы границы!
В каких сердцам они могли укорениться!
Мне так вас жаль, дитя, я так о вас скорблю,
Что слезы горькие помимо воли лью.

Так мне отказано?

Да. Потакать не стану
Я вкравшемуся к вам в доверие тирану.
И тем, что вас отнять стремится супостат,
Он ненавистней стал еще мне во сто крат!

Что скажешь ты, Фанор?

Со стороны Моада —
Так донесли гонцы — вступил в ворота града
Омар со свитою.

Омар? Не может быть!
Тот, что ушел в поход, чтоб Мекку защитить,
И, оттеснив войска изменника и вора,
Вдруг перешел к нему, не убоясь позора?
Он предал родину!

Быть может, дорога
Ему она еще… От имени врага
Он предлагает мир, клянясь, что не лукавит
И в доказательство заложника представит.
С ним молодой Сеид.

Благословен Аллах!
Сеид!

Покиньте нас.

Омар!.. Что перебежчик скажет?
Меня беседа с ним к уступкам не обяжет.
Тысячелетьями незыблемо хранил
Законы древние народ твой, Измаил{468},
И под защитой нас за то держали боги.
О, Солнце! Помоги мне не сойти с дороги!
Дай силы завершить, преодолев беду,
Борьбу, которую с обманом я веду!

Итак, спустя шесть лет, предстал ты пред народом
Который был тобой отринут, предан, продан.
О подвигах твоих здесь камни говорят:
Ты был защитником священных этих врат,
Народа древнего и города святого,
А стал приспешником разбойника лихого!
Слуга того, по ком давно скучает кол, —
Зачем пожаловал?