Триптих - Фриш Макс
Дон Жуан. Вы дрожите!
Епископ. Быть рогоносцем, над которым смеется вся Испания, — вы когда-нибудь испытывали что-либо подобное?
Дон Жуан. А вы, ваше преосвященство?
Епископ. Супруг, вроде этого славного Лопеса…
Дон Жуан. Что он вам дался, этот Лопес? Не родственник ли вы ему? Да, я знаю, он пожертвовал половиной своего состояния, чтобы испанская церковь не прекращала меня преследовать. Теперь он окружил мой дом своими шпиками. Вы побледнели, ваше преосвященство, но это же факт: не успеваю из дому выйти — кого-нибудь да заколю. Просто беда, ваше преосвященство, поверьте мне — наваждение какое-то!
Входит Лепорелло.
Не мешай нам!
Лепорелло уходит.
Епископ. Вернемся к существу дела.
Дон Жуан. Пожалуйста.
Епископ. Сотворение легенды.
Дон Жуан. Мне достаточно вашего согласия, епископ Кордовы, и легенда уже сотворена. Я нанял человека, который изобразит покойного командора, и дамы завопят, как только услышат его замогильный голос. Об этом не беспокойтесь! К тому же я засмеюсь нахальным смехом — и у них мурашки по спине пробегут… А когда в нужный момент раздастся грохот и дамы от страха спрячут лица — вот взгляните на это устройство под столом, ваше преосвященство, — тут же запахнет серой и дымом. Само собой разумеется, что все произойдет очень быстро. Неожиданность — мать чуда. А вы — так я себе это представлял — произнесете соответствующую случаю речь, как вы это обычно делаете, — речь о неотвратимости небесной кары, музыканты заиграют «Аллилуйю» — и конец.
Епископ. А вы?
Дон Жуан. Спрыгну в подвал. Взгляните на эту хитроумную крышку в полу. Конечно, я заору благим матом, вызывая у собравшихся ужас и сострадание — совсем по Аристотелю. В погребе я переоденусь в коричневую рясу, сбрею свои прославленные усы, и вскоре по пыльной дороге поплетется монах.
Епископ. Понимаю.
Дон Жуан. Одно условие: мы оба храним тайну. Иначе все пропало. Слух о моем низвержении в ад мигом разнесется по всей стране, и чем меньше будет свидетелей, тем богаче воображение остальных распишет подробности происшествия. Не найдется никого, кто бы в нем усомнился. Все будут довольны — и дамы, и их мужья, и полчища кредиторов. Никто не останется в обиде. Что может быть чудеснее?
Епископ. Понимаю.
Дон Жуан. Дон Жуан умер. Теперь я могу спокойно заняться своей геометрией. А церковь получит доказательство небесного правосудия. Другого столь убедительного примера вы не найдете во всей Испании.
Епископ. Понимаю.
Возвращается Лепорелло.
Лепорелло. Хозяин…
Дон Жуан. В чем дело?
Лепорелло. Дамы пришли…
Дон Жуан. Где они?
Лепорелло. Во дворе. Они негодуют, хозяин. Каждая думала — мол, с глазу на глаз… Если б я не запер ворота на задвижку, они бы все улетучились. Раскудахтались, как на андалузском птичьем дворе.
Дон Жуан. Хорошо.
Лепорелло. Для точности скажу — вы ведь любите точность — теперь они немного успокоились, рассматривают друг друга и обмахиваются веерами.
Дон Жуан. Пусть войдут. (Посмотрев на епископа.) Скажем, минут через пять.
Лепорелло уходит.
Ваше преосвященство, назовите мне монастырь.
Епископ. Вы говорите так уверенно…
Дон Жуан. Конечно, церковь может устроить лишь абсолютно удавшаяся легенда. Ваши сомнения мне понятны. Епископ Кордовы, будьте совершенно уверены — история получится очень правдоподобной. Она вовсе не так оригинальна: сюжет старый — статуя убивает убийцу… Это встречается уже в античной литературе. Ну а насмешки над черепом, в наказание забирающим с собой насмешника на тот свет, — этот сюжет нам известен по бретонским балладам, которые распевают наши солдаты. Мы имеем дело с традицией.
Епископ снимает с себя шляпу и темные очки и предстает в своем подлинном облике.
Дон Бальтасар Лопес?
Лопес. Да.
Дон Жуан. Ах, так…
Лопес. Мы с вами встречались всего лишь однажды. Да и виделись только миг. Белый занавес задел свечу, когда я открыл дверь и обнаружил вас у моей жены. Вспыхнуло пламя, помните? Мне пришлось его гасить.
Доп Жуан. Помню.
Лопес. Драться было некогда.
Дон Жуан обнажает шпагу.
Теперь, когда я узнал, каким способом вы решили избежать мести, мне доставит особенное удовольствие разоблачить вашу кощунственную легенду. Впустите дам. Вы останетесь здесь, на этой земле, Дон Жуан Тенорио, так же, как и мы. И я не успокоюсь до тех пор, пока и вы, Дон Жуан Тенорио, не станете супругом.
Доп Жуан. Ха-ха!
Лопес. А именно — супругом моей жены.
Входит Лепорелло.
Лепорелло. Дамы!
Лопес. Бывает, что и хороший шахматист идет не с той фигуры и неожиданно ставит самому себе мат.
Доп Жуан. Это мы еще посмотрим.
Входят тринадцать дам. Все они в бешенстве, однако при виде мнимого епископа — Лопес вновь надел епископскую шляпу — замолкают. Дамы целуют полу его рясы. Сначала все преисполнено достоинства. Но потом:
Донна Эльвира. Ваше преосвященство, нас обманули…
Донна Белиза. Бессовестно обманули!
Донна Эльвира. Я думала, он при смерти…
Донна Изабелла. Я тоже…
Донна Виола. Мы все так думали…
Донна Эльвира. Честное слово, иначе я никогда бы не пришла…
Донна Фернанда. Все мы…
Донна Эльвира. Я, вдова командора…
Донна Фернанда. Я тоже думала, он при смерти…
Донна Инес. Я тоже, я тоже…
Донна Эльвира. Я думала, он раскаивается…
Донна Белиза. Мы все так думали…
Донна Изабелла. Я думала, он хочет покаяться…
Донна Виола. Я была уверена…
Донна Эльвира. Ваше преосвященство, я дама…
Донна Белиза. А мы?
Лопес. Донна Белиза…
Донна Белиза. Разве мы не дамы, ваше преосвященство?
Лопес. Успокойтесь, донна Белиза, я знаю: вы супруга славного Лопеса.
Донна Белиза. Не называйте этого имени.
Лопес. Почему?
Донна Белиза. Славный Лопес! Так он сам себя величает. А ведь он даже не бился из-за меня, ваше преосвященство, даже не дрался на шпагах. Все остальные мужья хотя бы дрались, а я единственная в этом кругу не вдова.
Лопес. Успокойтесь!
Донна Белиза. Славный Лопес!
Донна Эльвира. Ваше преосвященство, я всего могла ожидать, но только не этого парада расфуфыренных неверных жен, которые осмеливаются ставить себя на одну доску со мной.
Дамы. Ах!
Дойна Эльвира. Вам только возмущаться пристало, ханжи несчастные! Сколько ни обмахивайтесь, я-то знаю, зачем вас потянуло в этот проклятый дом!
Донна Белиза. А вас?
Донна Эльвира. Где он, ваш возлюбленный, где же он? Я ему сейчас глаза выцарапаю!
Дон Жуан. Я здесь! (Входит в круг разъяренных дам, как тореро.) Благодарю вас за то, что вы все пришли. Впрочем, не все… Но мне кажется, вас вполне достаточно, чтобы отпраздновать мое сошествие в ад.
Лепорелло. Хозяин…
Доп Жуан. Присядем, мои возлюбленные!
Дамы стоят, застыв в неподвижных позах и не обмахиваясь.
Признаюсь, странно видеть всех своих возлюбленных вместе, в одном зале. Очень странно… Я пытался себе заранее это представить, и ничего не получилось. Не знаю, что мне сказать в этот торжественный час вам, собравшимся здесь… Вы такие чужие друг другу и все же близкие… Благодаря мне — чужие и близкие… И ни одна из вас не смотрит на меня…
Дамы обмахиваются.
Мои возлюбленные, когда-то мы любили друг друга!
Одна из дам плюет ему под ноги.
Сам удивляюсь, донна Виола, как мало осталось от всего этого…
Донна Изабелла. Меня зовут не Виолой.
Дон Жуан. Прости!
Донна Виола. Он назвал ее Виолой!
Дон Жуан. И ты меня прости!
Донна Виола. Этого я не вынесу!
Дон Жуан. Как мимолетно, однако, ощущение, которое в тот самый миг, когда мы его испытываем, настолько близко подносит нас к вечности, что она ослепляет пас! О донна Фернанда, как все это горько!
Донна Изабелла. Я не Фернанда!
Дон Жуан. Дорогая…
Донна Изабелла. Ты всех так называл: моя дорогая!
Дон Жуан. Я никогда не мыслил это конкретно, донна Изабелла… Теперь я вспомнил, донна Изабелла! У тебя такая чувствительная душа, почему ты не зарыдала сразу же? (Лопесу.) Память у мужчин очень странная, вы правы. Они запоминают лишь второстепенное: белый занавес, задевший свечу…
