Антон Чехов - Том 12. Пьесы. 1889-1891
Входит депутация из пяти человек; все во фраках. У одного в руках адрес в бархатном переплете, у другого — жбан. В дверь из правления смотрят служащие. Татьяна Алексеевна на диване, Мерчуткина на руках у Шипучина, обе тихо стонут.
Член банка(громко читает). Многоуважаемый и дорогой Андрей Андреевич! Бросая ретроспективный взгляд на прошлое нашего финансового учреждения и пробегая умственным взором историю его постепенного развития, мы получаем в высшей степени отрадное впечатление. Правда, в первое время его существования небольшие размеры основного капитала, отсутствие каких-либо серьезных операций, а также неопределенность целей ставили ребром гамлетовский вопрос: «быть или не быть?», и в одно время даже раздавались голоса в пользу закрытия банка. Но вот во главе учреждения становитесь вы. Ваши знания, энергия и присущий вам такт были причиною необычайного успеха и редкого процветания. Репутация банка… (кашляет) репутация банка…
Мерчуткина(стонет). Ох! Ох!
Татьяна Алексеевна(стонет). Воды! Воды!
Член банка(продолжает). Репутация… (кашляет) репутация банка поднята вами на такую высоту, что наше учреждение может ныне соперничать с лучшими заграничными учреждениями…
Шипучин. Депутация… репутация… оккупация… шли два приятеля вечернею порой и дельный разговор вели между собой… Не говори, что молодость сгубила, что ревностью истерзана моей.
Член банка(продолжает в смущении). Затем, бросая объективный взгляд на настоящее, мы, многоуважаемый и дорогой Андрей Андреевич… (Понизив тон.) В таком случае мы после… Мы лучше после…
Уходят в смущении.
Занавес
Ночь перед судом
Федор Никитич Гусев, господин почтенных лет.
Зиночка, его молодая жена.
Алексей Алексеич Зайцев, проезжий.
Станционный смотритель.
Действие происходит на почтовой станции в зимнюю ночь.
Почтовая станция. Пасмурная комната с закопченными стенами, большие диваны, обитые клеенкой. Чугунная печка с трубой, которая тянется через всю комнату.
Зайцев (с чемоданом), станционный смотритель (со свечой).
Зайцев. Да и вонь же тут у вас, сеньор! Не продохнешь! Воняет сургучом, кислятиной какой-то, клопами… Пфуй!
Смотритель. Без запаха нельзя.
Зайцев. Завтра разбудите меня в шесть часов… И чтоб тройка была готова… Мне нужно к девяти часам в город поспеть.
Смотритель. Ладно…
Зайцев. Который теперь час?
Смотритель. Половина второго… (Уходит.)
Зайцев(снимая шубу и валенки). Холодно! Даже обалдел от холода… Такое у меня теперь чувство, как будто меня облепили всего снегом, облили водой и потом пребольно высекли… Такие сугробы, такая аспидская метель, что, кажется, если б еще пять минут побыть на воздухе, то — совсем крышка. Замучился. А из-за чего? Добро бы на свидание ехал или наследство получать, а то ведь еду на свою же погибель… Подумать страшно… Завтра в городе заседание окружного суда, и еду я туда в качестве обвиняемого. Меня будут судить за покушение на двоеженство, за подделку бабушкиного завещания на сумму не свыше трехсот рублей и за покушение на убийство биллиардного маркера. Присяжные закатают — в этом нет никакого сомнения. Сегодня я здесь, завтра вечером в тюрьме, а через каких-нибудь полгода — в холодных дебрях Сибири… Бррр!
Пауза.
Впрочем, у меня есть выход из ужасного положения. Есть! В случае если присяжные закатают меня, то я обращусь к своему старому другу… Верный, надежный друг! (Достает из чемодана большой пистолет.) Вот он! Каков мальчик? Выменял его у Чепракова на две собаки. Какая прелесть! Даже и застрелиться из него удовольствие некоторым образом… (Нежно.) Мальчик, ты заряжен? (Тонким голосом, как бы отвечая за пистолет.) Заряжен… (Своим голосом.) Небось громко выпалишь? Во всю ивановскую? (Тонко.) Во всю ивановскую… (Своим голосом.) Ах ты дурашка, мамочка моя… Ну, ложись, спи… (Целует пистолет и прячет в чемодан.) Как только услышу «да, виновен», тотчас те — трах себе в лоб и шабаш… Однако я озяб чертовски… Бррр! Надо согреться… (Делает ручную гимнастику и прыгает около печки.) Бррр!
Зиночка выглядывает в дверь и тотчас же скрывается.
Что такое? Кажется, сейчас кто-то поглядел в эту дверь… Гм… Да, кто-то поглядел… Значит, у меня соседи? (Подслушивает у двери.) Ничего не слышно… Ни звука… Должно быть, тоже проезжие… Хорошо бы разбудить их да, если это порядочные люди, в винт с ними засесть… Большой шлем на без-козырях! Занятная история, черт меня возьми… А еще лучше, если б это была женщина. Ничего я так, признаться, не люблю, как дорожные приключения… Иной раз едешь и на такой роман наскочишь, что ни у какого Тургенева не вычитаешь… Помню, вот точно таким же образом ехал я однажды по Самарской губернии. Остановился на почтовой станции… Ночь, понимаете ли, сверчок цвирикает в печке, тишина… Сижу за столом и пью чай… Вдруг слышу таинственный шорох… Дверь отворяется и…
Зиночка(за дверью). Это возмутительно! Это ни на что не похоже! Это не станция, а безобразие! (Выглянув в дверь, кричит.) Смотритель! Станционный смотритель! Где вы?
Зайцев(в сторону). Какая прелесть! (Ей.) Сударыня, смотрителя нет. Этот невежа теперь спит. Что вам угодно? Не могу ли я быть полезен?
Зиночка. Это ужасно, ужасно! Клопы, вероятно, хотят съесть меня!
Зайцев. Неужели? Клопы? Ах… как же они смеют?
Зиночка(сквозь слезы). Одним словом, это ужасно! Я сейчас уеду! Скажите тому подлецу смотрителю, чтобы запрягал лошадей! У меня клопы всю кровь выпили!
Зайцев. Бедняжка! Вы так прекрасны, и вдруг… Нет, это невозможно!
Зиночка(кричит). Смотритель!
Зайцев. Сударыня… mademoiselle…
Зиночка. Я не mademoiselle… Я замужем…
Зайцев. Тем лучше… (В сторону.) Какой душонок! (Ей.) То есть я хочу сказать, что, не имея чести знать, сударыня, вашего имени и отчества и будучи сам в свою очередь благородным, порядочным человеком, я осмеливаюсь предложить вам свои услуги… Я могу помочь вашему горю…
Зиночка. Каким образом?
Зайцев. У меня есть прекрасная привычка — всегда возить с собой персидский порошок… Позвольте вам предложить его от чистого сердца, от глубины души!
Зиночка. Ах, пожалуйста!
Зайцев. В таком случае я сейчас… сию минуту… Достану из чемодана. (Бежит к чемодану и роется в нем.) Какие глазенки, носик… Быть роману! Предчувствую! (Потирая руки.) Уж моя фортуна такая: как застряну где-нибудь на станции, так и роман… Так красива, что у меня даже из глаз искры сыплются… Вот он! (Возвращаясь к двери.) Вот он, ваш избавитель…
Зиночка протягивает из-за двери руку.
Нет, позвольте, я пойду к вам в комнату сам посыплю…
Зиночка. Нет, нет… Как можно в комнату?
Зайцев. Почему же нельзя? Тут ничего нет такого особенного, тем более… тем более, что я доктор, а доктора и дамские парикмахеры имеют право вторгаться в частную жизнь…
Зиночка. Вы не обманываете, что вы доктор? Серьезно?
Зайцев. Честное слово!
Зиночка. Ну, если вы доктор… пожалуй… Только зачем вам трудиться? Я могу мужа выслать к вам… Федя! Федя! Да проснись же, тюлень.
Голос Гусева: «А?» Иди сюда, доктор так любезен, что предлагает нам персидского порошку. (Скрывается.)
Зайцев. Федя! Благодарю, не ожидал! Очень мне нужен этот Федя! Черт бы его взял совсем! Только что как следует познакомился, только что удачно соврал, назвался доктором, как вдруг этот Федя… Точно холодной водой она меня окатила… Возьму вот и не дам персидского порошку! И ничего в ней нет красивого… Так, дрянцо какое-то, рожица… ни то ни се… Терпеть не могу таких женщин!
Гусев(в халате и в ночном колпаке). Честь имею кланяться, доктор… Жена мне сейчас сказала, что у вас есть персидский порошок.
Зайцев(грубо). Да-с!
Гусев. Будьте добры, одолжите нам немножко. Энциклопедия одолела…
Зайцев. Возьмите!
Гусев. Благодарю вас покорнейше… Весьма вам благодарен. И вас в дороге застала пурга?
Зайцев. Да!
