Жан Ануй - Пассажир без багажа
ЖОРЖ (холодно). Ужасно любили.
ГЕРЦОГИНЯ. Жена брата — почти родная сестра, верно я говорю, мадам?
ВАЛЕНТИНА (голос ее звучит странно). Совершенно верно.
ГЕРЦОГИНЯ. Вы, очевидно, будете бесконечно рады увидеть его.
ВАЛЕНТИНА смущенно взглядывает на ЖОРЖА.
ЖОРЖ. Бесконечно рада. Именно как родная сестра.
ГЕРЦОГИНЯ. Я неисправимая мечтательница… Так признаться вам, о чем я мечтала? Как было бы прекрасно, если бы женщина, которую он обожал, оказалась здесь, и он узнал бы ее, поцеловал бы ее страстно. Подумайте, первый поцелуй при выходе из склепа. Но, увы, как видно, этого не случится.
ЖОРЖ (четким голосом). Да, мадам, не случится.
ГЕРЦОГИНЯ. Тогда простимся с этой прекрасной мечтой. (Подходит к окну.) Что это Юспар так долго?.. Парк у вас огромный, а наш Юспар чуть подслеповат… Уверена, что он заблудился.
ВАЛЕНТИНА (тихо, Жоржу). Почему вы на меня так смотрите? Надеюсь, вы не собираетесь ворошить все это старье?
ЖОРЖ (серьезно). Простив вас, я все забыл.
ВАЛЕНТИНА. Тогда не глядите на меня зверем при каждом слове этой старой дуры!
Г-ЖА РЕНО (которая не слышала этого разговора и ничего не знает об этой истории). Миленькая моя Валентина. Да посмотри, Жорж, она сама не своя от волнения… Как я рад! что она до сих пор помнит о нашем Жаке, правда, Жорж?
ЖОРЖ. Правда, мама.
ГЕРЦОГИНЯ. Ах, вот и он!
ЮСПАР входит один.
Так я и знала, что вы его не найдете!
ЮСПАР. Я его нашел, только не решился побеспокоить.
ГЕРЦОГИНЯ. Что вы такое говорите? Что он делает?
ЮСПАР. Стоит перед статуей.
ВАЛЕНТИНА (кричит). Перед Дианой-охотницей, это в глубине парка, да? Там еще круглая скамья?
ЮСПАР. Да. Постойте-постойте, да его отсюда видно.
Все глядят в окно.
ЖОРЖ (резко). Ну, и что это доказывает?
ГЕРЦОГИНЯ (Юспару). Как это волнительно, дорогой мэтр!
ВАЛЕНТИНА (кротко). Не знаю. Мне помнится, ему нравилась эта статуя, эта скамья…
ГЕРЦОГИНЯ (Юспару). Мы сгораем! Буквально сгораем!
Г-ЖА РЕНО. Да что ты говоришь, дорогая Валентна! Раньше этот уголок парка входил в поместье господина Дюбантона. Правда, во времена Жака мы уже прикупили этот участок, но забор снесли только после войны.
ВАЛЕНТИНА (смущенно). Не знаю, очевидно, вы правы.
ЮСПАР. Когда он стоял перед статуей, у него был такой вид, что я не осмелился его побеспокоить и решил сначала спросить у вас — имеет ли этот факт какое-нибудь значение или нет. Раз не имеет, пойду приведу его. (Уходит.)
ЖОРЖ (тихо, Валентине). Вы с ним на этой скамейке встречались?
ВАЛЕНТИНА. Я не понимаю, на что вы намекаете.
ГЕРЦОГИНЯ. Как ни естественно ваше волнение, мадам, умоляю вас, держите себя в руках.
Г-ЖА РЕНО. Можете смело на меня положиться.
Входят ЮСПАР и ГАСТОН.
(Шепотом.) Боже, да это он, он…
ГЕРЦОГИНЯ (подходит к Гастону и становится в театральную позу так, чтобы ему не было видно остальных). Гастон, попытайтесь ни о чем не думать, расслабьте свою волю, не делайте над собой никаких усилий. А теперь присмотритесь к каждому.
Пауза. Все застыли на местах. ГАСТОН подходит сначала к ЖОРЖУ, глядит на него, потом направляется к Г-ЖЕ РЕНО. Только перед ВАЛЕНТИНОЙ, он задерживается на мгновение.
ВАЛЕНТИНА (еле слышно шепчет). Любимый мой…
ГАСТОН (удивленно вскидывает на нее глаза, проходит мимо, любезно поворачивается к герцогине, разводя руки жестом бессилия; вежливо). Я сожалею, но…
Занавес
Картина вторая
Плотно закрытая двухстворчатая дверь в стиле Людовика XV, перед ней толпятся и шушукаются слуги господ Рено. КУХАРКА, нагнувшись, подглядывает в замочную скважину; все прочие стоят рядом.
КУХАРКА (бросает остальным). Да подождите вы… Смотрят на него, как на диковинного зверя. Бедный малый не знает, куда руки девать.
ШОФЕР. Дай поглядеть.
КУХАРКА. Подожди! Вскочил со стула. Чашку опрокинул. Видать, обрыдли ему их вопросы… Мсье Жорж отводит его к окну. Держит его за руку так ласково, будто ничего и но было…
ШОФЕР. Ну и что!
ЖЮЛЬЕТТА. Ох, если бы вы только слышали, что было, когда мсье Жорж после войны нашел их письма!.. А теперь стал тихенький, что твой ягненок. Уж поверьте мне, было дело!
ЛАКЕЙ. А я вот что тебе скажу — он был в своем праве.
ЖЮЛЬЕТТА (зашлась от злости). Как это в своем праве? Еще чего? Где же это видано, чтобы мертвых попрекать? Значит, по-твоему, честно мертвых попрекать?
ЛАКЕЙ. Ну и поделом этим мертвецам! Зачем нам рога наставляли!
ЖЮЛЬЕТТА. Уж молчал бы, а то заладил свое! Ведь с первого дня, как мы с тобой поженились, одно и то же твердишь. Да не мертвые вам рога наставляют, а живые. Они, бедняги, и рады бы, да только как? А вот живые — другое дело. Вы, живые, на мертвых не валите, они тут ни при чем.
ЛАКЕЙ. Здорово ловко получается. Наставишь рога, а сам ни сном, ни духом — попробуй поймай. А у него только и заслуги-то что мертвый.
ЖЮЛЬЕТТА. Ну не говори, быть мертвым тоже не сахар!
ЛАКЕЙ. И рогачом тоже!..
ЖЮЛЬЕТТА. Уж больно ты разговорился, смотри не накликай!
КУХАРКА (ее теснит от замочной скважины шофер). Постой-постой… Отошли в сторону. Показывают фотографии… (Отходит от двери.) Вот уж пошли нынче замочные скважины, все глаза сломаешь. Не то что прежние.
ШОФЕР (нагнувшись к замочной скважине). Да это он, он! Ну прямо сразу его мерзкую рожу узнал, ох ты, мерзавец!
ЖЮЛЬЕТТА. Почему ты так говоришь, скажи, почему? У тебя у самого рожа мерзкая!
ЛАКЕЙ. А ты почему его защищаешь? Видишь, как другие к нему относятся?
ЖЮЛЬЕТТА. Я мсье Жака любила… и сильно. Ты-то чего лезешь? Ведь ты его не знал. А я его любила.
ЛАКЕЙ. Ну так что же? Он твоим хозяином был. Ты ему ботинки чистила.
ЖЮЛЬЕТТА. И все-таки его любила! При чем тут ботинки?
ЛАКЕЙ. Ух ты, вылитый брат… тоже мне дрянь!
ШОФЕР (уступая место Жюльетте). Какое там — брат! Хуже, куда хуже. Эх, как же он меня манежил; бывало, до четырех часов утра перед кабаками торчишь… А на рассвете, ккогда ты как собака промерз, выходит, видите ли, морда красная, винищем за три метра разит… да еще заблюет тебе всю машину… У, сволочь!
КУХАРКА. Верно говоришь… Я сама за ним сколько грязи вывезла, уж поверь мне на слово! И это в восемнадцать-то лет!
ШОФЕР. А вместо благодарности еще облает!
КУХАРКА. А уж скот, прости господи! Помнишь, тогда у нас на кухне был поваренок. Так ведь каждый раз, как увидит беднягу, или его за ухо дернет, или даст в зад пинка.
ШОФЕР. И хоть бы за дело, а то ведь зря! Чистая сволочь был. Мы, что же, люди не злые, а когда узнали в восемнадцатом, что его ухлопали, все так и говорили, правильно, мол.
МЕТРДОТЕЛЬ. Да хватит вам, пора идти.
ШОФЕР. Куда торопиться-то! А разве вы с нами не согласны, мсье Жюль?
МЕТРДОТЕЛЬ. Да я бы еще такое мог порассказать, побольше вашего!.. Сам слышал, какие у них за столом баталии происходили. Он ведь при мне на мадам руку поднял…
КУХАРКА. Это на мать-то родную!.. И в восемнадцать лет!..
МЕТРДОТЕЛЬ. А их шашни с мадам Валентиной я все знаю, можно сказать, в самых подробностях…
ШОФЕР. Разрешите заметить, что вы здорово на все глаза закрывали, мсье Жюль!
МЕТРДОТЕЛЬ. Хозяева, они и есть хозяева, чего в их дела мешаться…
ШОФЕР. Да, но с таким типчиком… Пусти, дай еще посмотреть….
ЖЮЛЬЕТТА (отходя). Ох, это он, уверена, что он… мсье Жак! А какой он в то время был красавец! Настоящий красавец! А уж изящный!..
ЛАКЕЙ. Да брось ты, есть парни покрасивее, да и помоложе!
ЖЮЛЬЕТТА. Верно. Ведь почти двадцать лет прошло. А это не шутка. Интересно, что-то он скажет про меня — здорово изменилась я или нет?
ЛАКЕЙ. А тебе-то что?
