Сергей Носов - Берендей
Рюрик. Я-то чем виноват? Помнишь, как мы в институте говаривали?
Володя. Как говаривали?
Рюрик. Минута унижения – полгода спокойствия…
Володя. Минута унижения на экзамене…
Рюрик. Полгода спокойствия после.
Володя. Стар я стал для таких экзаменов.
Рюрик. А я себя, наоборот, молодым почувствовал. Я только сейчас и почувствовал, что молод. Еще. Нет, не так: вневозрастным, вот каким… я возраста совершенно не чувствую. Ничего такого не чувствую.
Володя (несколько оживившись). Рюрик, а как у тебя с женщинами?
Рюрик. С какими женщинами?
Володя. С обыкновенными.
Рюрик. У меня хорошо с женщинами. Никак. Я о них и не думаю.
Володя. А о чем же ты думаешь, Рюрик?
Рюрик. А ты бы не сказал, я б и не вспомнил. Мне это и в голову здесь не приходит… Я только здесь и осознал, что секс, Володька, не главное. Тебе не понять. Это вы там на сексе все помешались.
Володя. А что главное, Рюрик?
Рюрик. Не секс.
Пауза. Володя с любопытством разглядывает Рюрика.
Ты помнишь Ручевского? Вел семинар по Чехову… Я тут вспоминал… Забыл имя-отчество! Никак не вспомнить…
Володя. Антон Павлович.
Рюрик. Ручевского!
Володя. Ручевский Виталий Никитич.
Рюрик. Точно. Виталий Никитич. Он мне приснился.
Володя (проявление интереса). Когда?
Рюрик. Да недавно. Будто мы с ним на рыбалке, сон такой… На озере. В лодке сидим… И он мне все говорит, говорит… о лилиях… какие лилии там красивые… на озере… А мне не до лилий. У меня червяк не насаживается… И вот я с одной стороны, понять не могу, что с пальцами происходит, толстые, как сосиски… несгибучие… и этот не слушается, червяк… я его уже совсем запытал… а с другой стороны, как же мне обратиться к нему за помощью… ну забыл, как зовут!..
Володя. Виталий Никитич. Рассказывай.
Рюрик. Вот я с червяком так и мучаюсь. А Виталий Никитич-то наш, которого как зовут я все вспомнить пытаюсь… надумал купаться…
Пауза.
Точнее, за лилиями поплыть. И отдает мне вещи на хранение. Галстук, часы, портсигар…
Володя. Портсигар?
Рюрик. В том-то и фокус, не портсигар… Как бы и портсигар, причем старинный, и не портсигар вовсе… Что-то такое совершенно особенное… Такое… в руках держу, никак не понять… И тут мне голос внутренний: «Скрижаль!» И плюх! Плюх – из рук в воду!.. Я и проснулся.
Володя. Скрижаль, говоришь…
Рюрик. Эге… Утопил… скрижаль… или что это было… не знаю… Как ты думаешь, к чему такое?
Володя. К смерти.
Рюрик. Перестань. Не надо пугать.
Володя. Я не пугаю. Умер твой Ручевский… перед моим отъездом. Было бы тебе известно, Рюрик.
Рюрик. Да ты что!.. Виталий Никитич – и умер?
Володя. Виталий Никитич и умер.
Рюрик. От чего умер?
Володя. Съезди, спроси. Я некролог видел. В газете.
Рюрик. Вот и говори после этого. Сны такие… А? Слушай, а почему у вас все умирают… в России?
Володя. А у вас не все?
Рюрик. Все. Но… не знаю.
Пауза.
(Как бы оправдываясь.) Да ведь я и не знал его совсем. А он приснился… Как зовут вспоминал…
Пауза.
Володька, здесь так хорошо… так хорошо…
Рюрик достает из сумки овощной нож для праздничного украшения стола – этакую спицу с небольшим колечком, рассматривает – остра ли спица? Проверил пальцем. Остра. «Просверливает» кулак насквозь – хорошо ли сверлит? Пожалуй, хорошо. Убирает инструмент в полиэтиленовый пакетик, напоминающий презерватив. Володя наблюдает за Рюриком.
Нормально. Здесь до такого никогда не додумаются. (Вдруг.) А как мафия?
Володя. Никто не знает, что я к тебе поехал.
Рюрик. И не говори никому. А то все нагрянут… С овощными ножами для праздничного украшения стола.
Володя. Рюрик. Пожалуйста, купи билет. В счет будущих премиальных. Потом вычтешь. Ты же дома, а я не дома, я так не могу, мне ничего не надо.
Рюрик. Не расстраивайся. Нас все равно принимают за поляков.
Володя. Приятно слышать, Рюрик.
Рюрик. Здесь очень много поляков.
Володя. Утешил. Купи билет.
Рюрик. Я бы тоже мог быть поляком.
Володя. Ты берендей.
Рюрик. Да. Но мой папа мог бы быть настоящим поляком.
Пауза.
Володя. У твоего папы… был выбор?
Рюрик. Выбор был у моей мамы. Ее первый жених был поляком, но она предпочла другого.
Володя. Твоего папу?
Рюрик. Да, но если бы она вышла за поляка, мой папа был бы поляком.
Володя. Только он был бы не твоим папой.
Рюрик. Почему?
Володя. Потому что твой папа другой.
Рюрик. А был бы тот.
Володя. Он бы не был твоим папой, неужели не ясно?
Рюрик. Да почему же?
Володя. Потому что не твой папа.
Рюрик. Но мама моя.
Пауза.
Володя. По-моему, полицейский.
Рюрик. Эге.
В самом деле, появляется Полицейский.
Володя. На нас глядит. Суровый.
Рюрик. А ты не гляди. Не обращай внимания.
Володя. Чем-то мы ему не понравились.
Рюрик. Не смотри на него, не надо.
Володя. Нет, все-таки они тут все на одно лицо.
Рюрик. Я тоже не различал. Теперь различаю.
Володя. А что ему надо от нас, как думаешь?
Рюрик. Откуда я знаю. Может, он тоже не различает? Можем, мы для него тоже на одно лицо. Кто его знает.
Володя. Близнецы-братья.
Рюрик. Вообще-то мне нельзя далеко. Я дальше, чем за тридцать километров, не могу отъезжать. По статусу. Могут быть неприятности.
Володя. В тюрьму посадят?
Рюрик. А что ты думаешь, могут и посадить… Я должен был письменное разрешение получить… С этим строго.
Володя. Смотри-ка, у него наручники.
Рюрик. Ну что ты уставился, наручников никогда не видел?
Володя. По-моему, я попал в полицейское государство.
Рюрик. Ты попал в цивилизованную страну. Делай вид, что мы говорим об искусстве.
Володя. Здесь есть музеи?
Рюрик. Есть. Зато здесь нет преступности. Идет.
Полицейский медленно подходит к Рюрику и Володе.
Полицейский. Шар тоф дюн?
Рюрик пожимает плечами, Володя неуверенно кивает. Полицейский отдает честь и удаляется прочь.
Володя. Ну и что он хотел?
Рюрик. Может, он хотел нас поприветствовать. Откуда я знаю.
Володя. Душечка.
Рюрик. Тут только свистуны гады. Остальные – нормальные.
Володя. Ответь мне, Рюрик. Если я себя, допустим, древлянином назову. Их княгиня Ольга еще репрессировала, столицу сожгла. К тому же на территории суверенной Украины… (Встает, разминает затекшие ноги.) Меня тоже запишут в гонимые?
Рюрик. Естественно. Надо лишь попросить. Ты древлянин, я берендей, оставайся, Володька!
Володя. Чтобы меня, древлянина, каждый день здесь за шкирятник из вагона выкидывали?
Рюрик. А я не каждый день на поезде езжу. Только по воскресеньям. Рынок лишь по воскресеньям работает… Ножи продавать.
Володя. Продашь… продадим. А дальше что?
Рюрик. А что хочешь. Вместе придумаем что-нибудь. Да хоть язык преподавай.
Володя. Преподуй.
Рюрик. Преподави. (Задумался.) Спокойно. Сейчас большой интерес к русскому.
Володя. Что ж ты сам не преподаешь?
Рюрик. Ножи, ножи! По воскресеньям. Я занят. Во-вторых, я берендей.
Володя. Вот и преподавал бы свой берендейский. Не знаешь берендейский?
Рюрик. Не знаю. Теперь в моем лице все берендеи только на русском говорят. Я последний русский берендей. Только никому не говори, что последний… Что ты о них еще знаешь?
Володя. О берендеях? Знаю, что были торками.
Рюрик. Тюрками?
Володя. Торками! (Слишком громко, теперь потише.) Торки, торки. Вроде половцев.
Рюрик. Ты уверен, что не славяне?
Володя. Нет, вроде половцев. Торки. Я помню.
Рюрик. А как же «Снегурочка»?
Володя (кого-то цитируя). «Села наша Мурочка под елкой, как снегурочка».
Рюрик. Там же были славяне.
