Владимир Набоков - Событие
Раньше десяти нет смысла: он приходит в контору около четверти одиннадцатого. Или можно прямо к нему на дом — это два шага. Как вы предпочитаете?
ТРОЩЕЙКИН:А я сейчас к нему на дом позвоню, вот что.
Уходит.
ЛЮБОВЬ:
Скажи, Барбашин очень изменился?
РЕВШИН:Брось, Любка. Морда как морда.
Небольшая пауза.
История! Знаешь, на душе у меня очень, очень тревожно. Свербит как-то.
ЛЮБОВЬ:Ничего — пускай посвербит, прекрасный массаж для души. Ты только не слишком вмешивайся.
РЕВШИН:Если я вмешиваюсь, то исключительно из-за тебя. Меня удивляет твое спокойствие! А я-то хотел подготовить тебя, боялся, что ты истерику закатишь.
ЛЮБОВЬ:Виновата. Другой раз специально для вас закачу.
РЕВШИН:А как ты считаешь… Может быть, мне с ним поговорить по душам?
ЛЮБОВЬ:С кем это ты хочешь по душам?
РЕВШИН:Да с Барбашиным. Может быть, если ему рассказать, что твое супружеское счастье не ахти какое…
ЛЮБОВЬ:Ты попробуй только — по душам! Он тебе по ушам за это "по душам".
РЕВШИН:Не сердись. Понимаешь, голая логика. Если он тогда покушался на вас из-за твоего счастья с мужем, то теперь у него пропала бы охота.
ЛЮБОВЬ:Особенно ввиду того, что у меня романчик, — так, что ли? Скажи, скажи ему это, попробуй.
РЕВШИН:Ну знаешь, я все-таки джентльмен… Но если бы он и узнал, ему было бы, поверь, наплевать. Это вообще в другом плане.
ЛЮБОВЬ:Попробуй, попробуй.
РЕВШИН:Не сердись. Я только хотел лучше сделать. Ах, я расстроен!
ЛЮБОВЬ:Мне все совершенно, совершенно безразлично. Если бы вы все знали, до чего мне безразлично… А живет он где, все там же?
РЕВШИН:Да, по-видимому. Ты меня сегодня не любишь.
ЛЮБОВЬ:Милый мой, я тебя никогда не любила. Никогда. Понял?
РЕВШИН:Любзик, не говори так. Грех!
ЛЮБОВЬ:А ты вообще поговори погромче. Тогда будет совсем весело.
РЕВШИН:Как будто дорогой Алеша не знает! Давно знает. И наплевать ему.
ЛЮБОВЬ:Что-то у тебя все много плюются. Нет, я сегодня решительно не способна на такие разговоры. Очень благодарю тебя, что ты так мило прибежал, с высунутым языком, рассказать, поделиться и все такое — но, пожалуйста, теперь уходи.
РЕВШИН:Да, я сейчас с ним уйду. Хочешь, я подожду его в столовой? Вероятно, он по телефону всю историю рассказывает сызнова.
Пауза.
Любзик, слезно прошу тебя, сиди дома сегодня. Если нужно что-нибудь, поручи мне. И Марфу надо предупредить, а то еще впустит.
ЛЮБОВЬ:А что ты полагаешь: он в гости придет? Мамочку мою поздравлять? Или что?
РЕВШИН:Да нет, так, на всякий пожарный случай. Пока не выяснится.
ЛЮБОВЬ:Ты только ничего не выясняй.
РЕВШИН:Вот тебе раз. Ты меня ставишь в невозможное положение.
ЛЮБОВЬ:Ничего, удовлетворись невозможным. Оно еще недолго продлится.
РЕВШИН:Я бедный, я волосатый, я скучный. Скажи прямо, что я тебе приелся.
ЛЮБОВЬ:И скажу.
РЕВШИН:А ты самое прелестное, странное, изящное существо на свете. Тебя задумал Чехов, выполнил Ростан и сыграла Дузе{7}. Нет-нет-нет, дарованного счастья не берут назад. Слушай, хочешь, я Барбашина вызову на дуэль?
ЛЮБОВЬ:Перестань паясничать. Как это противно. Лучше поставь этот стол на место, — все время натыкаюсь. Прибежал, запыхтел, взволновал несчастного Алешу… Зачем это нужно было? Добьет, убьет, перебьет… Что за чушь, в самом деле!
РЕВШИН:Будем надеяться, что чушь.
ЛЮБОВЬ:А может быть, убьет, — бог его знает…
РЕВШИН:Видишь: ты сама допускаешь.
ЛЮБОВЬ:Ну, милый мой, мало ли что я допускаю. Я допускаю вещи, которые вам не снятся.
Трощейкин возвращается.
ТРОЩЕЙКИН:
Все хорошо. Сговорился. Поехали: он нас ждет у себя дома.
РЕВШИН:А вы долгонько беседовали.
ТРОЩЕЙКИН:О, я звонил еще в одно место. Кажется, удастся добыть немного денег. Люба, твоя сестра пришла: нужно ее и Антонину Павловну предупредить. Если достану, завтра же тронемся.
РЕВШИН:Ну, я вижу, вы развили энергию… Может быть, зря, и Барбашин не так уж страшен; видите, даже в рифму.
ТРОЩЕЙКИН:Нет-нет, махнем куда-нибудь, а там будем соображать. Словом, все налаживается. Слушайте, я вызвал такси, пешком что-то не хочется. Поехали, поехали.
РЕВШИН:Только я платить не буду.
ТРОЩЕЙКИН:Очень даже будете. Что вы ищете? Да вот она. Поехали. Ты, Люба, не волнуйся, я через десять минут буду дома.
ЛЮБОВЬ:Я спокойна. Вернешься жив.
РЕВШИН:А вы сидите в светлице и будьте паинькой. Я еще днем забегу. Дайте лапочку.
Оба уходят направо, а слева неторопливо появляется Вера. Она тоже молода и миловидна, но мягче и ручнее сестры.
ВЕРА:
Здравствуй. Что это происходит в доме?
ЛЮБОВЬ:А что?
ВЕРА:Не знаю. У Алеши какой-то бешеный вид. Они ушли?
ЛЮБОВЬ:Ушли.
ВЕРА:Мама на машинке стучит, как зайчик на барабане.
Пауза.
Опять дождь, гадость. Смотри, новые перчатки. Дешевенькие-дешевенькие.
ЛЮБОВЬ:У меня есть тоже обновка.
ВЕРА:А, это интересно.
ЛЮБОВЬ:Леонид вернулся.
ВЕРА:Здорово!
ЛЮБОВЬ:Его видели на нашем углу.
ВЕРА:Недаром мне вчера снился.
ЛЮБОВЬ:Оказывается, его из тюрьмы выпустили раньше срока.
ВЕРА:Странно все-таки: мне снилось, что кто-то его запер в платяной шкап, а когда стали отпирать и трясти, то он же прибежал с отмычкой, страшно озабоченный, и помогал, а когда наконец отперли, там просто висел фрак. Странно, правда?
ЛЮБОВЬ:Да. Алеша в панике.
ВЕРА:Ах, Любушка, вот так новость! А занятно было бы на него посмотреть. Помнишь, как он меня всегда дразнил, как я бесилась. А в общем, дико завидовала тебе. Любушка, не надо плакать! Все это обойдется. Я уверена, что он вас не убьет. Тюрьма не термос, в котором можно держать одну и ту же мысль без конца в горячем виде. Не плачь, моя миленькая.
ЛЮБОВЬ:Есть граница, до которой. Мои нервы выдерживают. Но она. Позади.
ВЕРА:Перестань, перестань. Ведь есть закон, есть полиция, есть, наконец, здравый смысл. Увидишь: побродит немножко, вздохнет и исчезнет.
ЛЮБОВЬ:Ах, да не в этом дело. Пускай он меня убьет, я была бы только рада. Дай мне какой-нибудь платочек. Ах, господи… Знаешь, я сегодня вспомнила моего маленького, — как бы он играл этими мячами, — а Алеша был так отвратителен, так страшен!
ВЕРА:Да, я знаю. Я бы на твоем месте давно развелась.
ЛЮБОВЬ:Пудра у тебя есть? Спасибо.
ВЕРА:Развелась бы, вышла за Ревшина и, вероятно, моментально развелась бы снова.
ЛЮБОВЬ:Когда он прибежал сегодня с фальшивым видом преданной собаки и рассказал, у меня перед глазами прямо вспыхнуло все, вся моя жизнь, и, как бумажка, сгорело. Шесть никому не нужных лет. Единственное счастье — был ребенок, да и тот помер.
ВЕРА:Положим, ты здорово была влюблена в Алешу первое время.
ЛЮБОВЬ:Какое! Сама для себя разыграла. Вот и все. Был только один человек, которого я любила.
ВЕРА:А мне любопытно: он объявится или нет. Ведь на улице ты его, наверное, как-нибудь встретишь.
ЛЮБОВЬ:Есть одна вещь… Вот, как его Алеша ударил по щеке, когда Миша его держал. Воспользовался. Это меня всегда преследовало, всегда жгло, а теперь жжет особенно. Может быть, потому, что я чувствую, что Леня никогда мне не простит, что я это видела.
ВЕРА:Какое это было вообще дикое время… Господи! Что с тобой делалось, когда ты решила порвать, помнишь? Нет, ты помнишь?
ЛЮБОВЬ:Глупо я поступила, а? Такая идиотка.
ВЕРА:Мы сидели с тобой в темном саду, и падали звезды, и мы обе были в белых платьях, как привидения, и табак на клумбе был, как привидение, и ты говорила, что не можешь больше, что Леня тебя выжимает: вот так.
ЛЮБОВЬ:Еще бы. У него был ужасающий характер. Сам признавался, что не характер, а харакири. Бесконечно, бессмысленно донимал ревностью, настроениями, всякими своими заскоками. А все-таки это было самое-самое лучшее мое время.
