Александр Островский. - Красавец мужчина
Олешунин. Такой же он человек, как и все люди.
Пьер. Ну, нет… Он такой человек, такой человек…
Олешунин. Ну, что «человек, человек»?! Не съест же он меня.
Пьер. Ну, не поручусь. Боже мой, что он с вами сделает!
Олешунин. Пожалуйста!… Не очень-то я его боюсь. Да оставьте этот разговор; вон подходит какой-то незнакомый человек.
Пьер. Это знакомый: Наум Федотыч Лотохин, богатый барин из Москвы. Хотите, я и вас с ним познакомлю?
Олешунин. Пожалуй.
Входит Лотохин.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Пьер, Олешунин и Лотохин.
Пьер (Лотохину). Вот позвольте вас познакомить еще с одним из наших: Федор Петрович Олешунин.
Лотохин (подавая руку). А я Лотохин, Наум Федотыч. Очень приятно, очень приятно. А где же Никандр Семеныч?
Пьер. Он поехал на железную дорогу встречать приятеля своего, Аполлона Евгеньича Окоемова.
Лотохин. Окоемов-с? Вы адрес его знаете?
Пьер. На Дворянской улице, в собственном доме… То есть в доме жены, но это все равно. Извозчики знают… Вы с ним знакомы?
Лотохин. Нет, незнаком, но он мне родственник. Племянница моя, впрочем очень дальняя, замужем за ним.
Пьер. Она сейчас была здесь.
Лотохин. Очень жаль, что мы не встретились; впрочем, я бы ее не узнал, мы лет десять не видались. Надо будет заехать, поглядеть на их житье-бытье! Что за кроткое созданье была эта сиротка. Она воспитывалась у тетки. Что они, согласно живут?
Пьер. А вот спросите у Федора Петровича, он У них каждый день бывает.
Олешунин. Согласно-то согласно, да не знаю, Долго ли это согласие будет продолжаться.
Лотохин. Почему же вы так думаете?
Олешунин. Она женщина прекрасная, про нее ничего сказать нельзя; ну, а он… (Пожимает плечами.) Не пара ей.
Лотохин. Да не мотает он, не сорит деньгами?
Пьер. Ничего подобного.
Олешунин. Ну, все-таки он проживает довольно но, кажется, не выше средств.
Лотохин. И слава богу! С меня и довольно а остальное как хотят; это уж их дело. Я только с экономической стороны.
Олешунин. Любопытно бы было присутствовать при их встрече. Каким холодом он ответит на ее восторги!
Входит Жорж.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Пьер, Олешунин, Лотохин и Жорж.
Пьер. Откуда ты?
Жорж. С железной дороги. Видел трогательную встречу супругов Окоемовых: объятия, поцелуи, слезы.
Олешунин. Разумеется, со стороны жены.
Жорж. Нет, и со стороны мужа тоже, да еще в придачу он навез ей кучу разных дорогих подарков.
Олешунин. Не понимаю.
Лотохин. Что ж тут непонятного? Так и должно быть.
Жорж (Лотохину). Никандр Семеныч просит вас, если вы свободны, провести сегодня вечер у него. Он извиняется, что не успел сам вас пригласить; он торопился на железную дорогу.
Лотохин. Это все равно. Хорошо, я приеду.
Жорж. Поедем, Пьер! (Лотохину.) До свидания!
Пьер. Поедем, Жорж! (Лотохину.) До свидания!
Пьери Жоржуходят. Олешунин молча кланяется и уходит в другую сторону.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Лотохин, потом Акимыч.
Лотохин. Что за чудеса! Зоя с мужем живет в трогательном согласии, мотовства нет; а имение продают за бесценок? Что их заставляет? Никак не догадаешься. Ну, утро вечера мудренее: завтра заеду к ним и разберу все дела.
Входит Акимыч.
Что ты, Акимыч?
Акимыч (сняв шапку). Письмо к вам, барин-батюшка. Думал, что, пожалуй, мол, нужное; так и побрел вас разыскивать. Извольте! (Подает письмо.)
Лотохин. От кого бы это? Рука женская. Должно быть, от Сусанны Сергевны?
Акимыч. Надо быть, что от них-с. Коронку-то у них на письмах я заприметил, так сходственная.
Лотохин (распечатывает письмо). Надень шапку-то!
Акимыч. Ну, вот… что уж… не зима… (Отходит к стороне.)
Лотохин (пробежав глазами несколько строк). Что такое, что такое? Глазам не верю. (Читает.) «Милый дядя! Как я рада, что ты в настоящее время в Бряхимове. Судьба, видимо, мне благоприятствует. Мне нужно как можно скорее продать мое бряхимовское имение; тем на месте ты скорей найдешь покупщика. Пожалуйста, не очень торгуйся. Ты такой скупой, что ужас». Батюшки! Что ж это такое! (Читает.) «Мне денег, дядя, денег нужно; от них зависит не только мое счастие, но и жизнь. Доверенность и все документы я пришлю завтра, а вернее, что сама приеду. Вашему хваленому жениху, умному, практичному человеку, как вы его величали, я отказала. Нет, дядя, не того жаждет душа моя. Я не хотела много распространяться в письме, но не могу, нет сил скрыть моей радости. Милый дядя, я нашла свой идеал; ах, милый дядя, я встретила… да, я встретила человека… Он молод, умен, образован, а как хорош собой, ах, как хорош!» Ну, эта песенка знакома мне. (Читает.) «Но, милый дядя, пожалей меня, несчастную, есть препятствия! Чтобы побороть их, нужны деньги, нужно много денег!» Нет, я не выдержу, закричу караул. (Читает.) «Для того-то я и продаю имение, я ничего не пожалею!» Акимыч, караул! Грабят!
Акимыч. Чего изволите, барин-батюшка?
Лотохин. Грабят, говорю тебе, грабят!
Акимыч. Что же это! Да, господи, помилуй!
Лотохин. Пойдем домой! Грабят, грабят, караул!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Зала в доме Окоемовых, в глубине входная дверь; направо (от актеров) дверь в гостиную, налево – в кабинет Окоемова; мебели и вся обстановка приличные.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Окоемов и Аполлинария (выходят из двери налево), потом Паша.
Окоемов. Так вы без меня поживали довольно весело?
Аполлинария. Ну, какое веселье! Не знали куда деться от скуки.
Окоемов. И за вами никто не ухаживал; может ли это быть?
Аполлинария. За кем «за вами»?
Окоемов. За женой моей и за вами.
Аполлинария. Да кто же смеет!
Окоемов. О, если за тем только дело стало, так смелые люди найдутся.
Аполлинария. Как это у вас язык-то поворачивается такие глупости говорить.
Окоемов. Не понимаю, чего это здесь молодые люди смотрят! Две женщины свободные, живут одни, а молодежь зевает. Нет, я бы не утерпел.
Аполлинария. Да перестаньте! как вам не стыдно! про меня, пожалуй, говорите что хотите; а про жену не смейте! Она вас уж так любит, что и представить себе невозможно.
Окоемов. Как это ей не надоест.
Аполлинария. Что «не надоест»?
Окоемов. Да любить-то меня.
Аполлинария. Ах, что вы говорите! Это невыносимо, невыносимо.
Окоемов. Ну, люби год, два, а ведь она за мной замужем-то лет шесть, коли не больше.
Аполлинария. Ведь это мужчины только непостоянны; а женская любовь и верность – до гроба.
Окоемов. Ах, не пугайте, пожалуйста! Что ж вы мне этого прежде не сказали, я бы и не женился.
Аполлинария. Да, понимаю… Вы шутить изволите, милостивый государь. Вам весело, что вы завоевали два такие преданные сердца, как мое и Зои, вот вы и потешаетесь. А я-то разглагольствую.
Окоемов. Нет, что за шутка! Я серьезно.
Аполлинария. Ну да, как же, серьезно! Вы, я думаю, во всю свою жизнь ни разу серьезно-то с женщинами не разговаривали. Да, впрочем, вам и не нужно, вас и так обожают.
Окоемов. Так вы, бедные, скучали? Это жаль. Неужели даже Федя Олешунин не посещал вас?
Аполлинария. Вот нашли человека.
Окоемов. Вы уж очень разборчивы; чем же Федя Олешунин не кавалер! Один недостаток: сам себя хвалит. Да это не порок. Человек милый; я его очень люблю.
Аполлинария. Ну, уж позвольте не поверить. Это такой скучный, такой неприятный господин! А что он про вас говорит, кабы вы знали.
Окоемов. Да знаю, все равно; я его за это-то и люблю.
Аполлинария. Он ужас что говорит; он говорит, что женщины не должны обращать внимания на внешность мужчины, не должны обращать внимания на красоту! Да что ж, ослепнуть нам, что ли? Нужно искать внутренних достоинств: ума, сердца, благородства…
Окоемов. Да, да, да.
Аполлинария. Да скоро ль их найдешь… Мужчины так хитры… Да и вздор все это.
