Иоганн Гете - Собрание сочинений в десяти томах. Том четвертый. Драмы в прозе
Люция. Что вы хотите сказать?
Фернандо. Всего хорошего! Самые лучшие, самые теплые пожелания вам счастья! (Уходит.)
Люция. Что за странный человек! Но, кажется, хороший!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Стелла. Слуга.
Стелла. Ступай, ступай туда поскорее. Скажи, я жду ее.
Слуга. Они обещались сейчас же прийти.
Стелла. Ты же видишь, она не пришла. Девушка очень мне полюбилась. Ступай!.. И ее матушку тоже проси!
Слуга уходит.
Кажется, я просто не дождусь ее. Сколько желаний, сколько надежд связано с появлением нового человека столь приятного облика! Стелла! Ты ребенок. А разве мне запрещено любить?.. Чтобы заполнить пустоту сердца, мне надо так много! Так много? Бедняжка Стелла! Так много? Прежде, когда он еще любил тебя, когда еще лежал в твоих объятиях, его взглядом была полна твоя душа и… о, отец наш небесный! Пути твои неисповедимы. Когда я, оторвавшись от его поцелуев, обращала взоры к тебе, когда сердце мое пылало у его сердца, когда я трепетными устами впивала его большую душу, а затем со слезами блаженства устремляла взор в небеса и от полноты сердца молила тебя: «Отче, оставь нам наше счастье! Ты дал нам столько счастья!» Но на то не было твоей воли. (Впадает в минутную задумчивость, затем быстро поднимается и прижимает обе руки к сердцу.) Нет, Фернандо, нет, это не упрек!
Входят мадам Зоммер и Люция.
Наконец-то вы тут! Милая девочка, теперь ты моя… Мадам, благодарю вас за доверие, с которым вы отдаете в мои руки ваше сокровище. Милая моя упрямица, добрая своевольная душа. О, я уже узнала тебя, Люция.
Мадам Зоммер. Вы чувствуете, что я отдаю, что я оставляю вам.
Стелла (после паузы, во время которой она вглядывается в мадам Зоммер). Простите! Мне рассказали вашу историю; я знаю, что передо мной особа из хорошей семьи; но с первого же взгляда вы поразили меня. Я чувствую к вам доверие и глубокое уважение.
Мадам Зоммер. Сударыня…
Стелла. Не возражайте! Что у меня на сердце, то и на устах. Я слышала, вы нездоровы. Как вы себя чувствуете? Прошу вас, садитесь!
Мадам Зоммер. Ах, сударыня, путешествие весной, перемена обстановки и чистый благодатный воздух, и раньше так часто дававший мне силы, — все это оказало такое хорошее, такое отрадное действие, что даже воспоминание об ушедших радостях было мне приятно, в моей душе забрезжили отблески золотой поры юности и любви.
Стелла. Ах, эти дни, эти первые дни любви!.. Нет, золотая пора, ты не отлетела на небеса! Ты еще витаешь у каждого сердца в те минуты, когда в нем раскрывается цветок любви.
Мадам Зоммер (беря ее руки). Какие возвышенные, какие прекрасные слова!
Стелла. Ваше лицо сияет, как лик ангела. Ваши щеки порозовели!
Мадам Зоммер. А сердце! Как оно переполнено, как раскрывается перед вами!
Стелла. Вы любили! О, слава богу! Вы понимающая меня душа. Вы можете мне сочувствовать! Не взираете холодно на мои горести!.. Мы же не виноваты, раз мы такие!.. Чего только я не делала, за что только не бралась! Разве это помогло! Сердце жаждало только этого… одного этого… не суетного света и вообще ничего другого на всем свете… Ах, любимый всегда и везде с тобой, и все помыслы только о любимом.
Мадам Зоммер. Само небо говорит вашими устами.
Стелла. Не успею опомниться, как его образ опять передо мной!.. Вот так, будучи где-либо в гостях, он оглянулся и посмотрел на меня… вот так он скакал на коне по полю и у калитки бросался мне в объятия… Я видела, как он уезжал отсюда, уезжал… и вновь возвращался, возвращался к той, что ждала его!.. Обращусь ли я мысленно к шумному свету — и там опять он! Сидя в ложе, я знала, что, вижу ли я его или нет, все равно, где бы он ни сидел, он с любовью следит за каждым моим движением — как я встаю, как сажусь! Я чувствовала, что покачивание моего эгрета привлекает его сильнее, чем сверкающие вокруг глаза, и что музыка для него только повторяет мелодию его сердца, печную его песню: «Стелла, Стелла! Как я люблю тебя!»
Люция. Любить так друг друга — разве это возможно?
Стелла. Ты спрашиваешь, девочка? Ответить тебе я не могу… Но чем я вас занимаю!.. Пустяками… Значительными пустяками… Поистине мы взрослые дети, и как это отрадно… Совсем как дети — закроют лицо фартучком и кричат: «Ку-ку!» — чтобы их искали!.. И как переполняется сердце, когда ты, обидевшись, решаешься сгоряча покинуть предмет своей любви. С какими терзаниями, в каком изнеможении встречаешься ты с ним снова, как вздымается у тебя грудь и как все проходит от одного взгляда, от одного прикосновения его руки!
Мадам Зоммер. Счастливая! В ваших чувствах столько молодости, чистоты, столько человеколюбия!
Стелла. Тысячелетия слез и скорби не могут перевесить блаженства первых взглядов, трепета, робкого шепота, близости, покорности… самозабвения… первого быстрого, обжигающего поцелуя и успокоенных вздохов первого объятия… Сударыня, дорогая моя, вы задумались! Где сейчас ваши мысли?
Мадам Зоммер. Ах, мужчины, мужчины!
Стелла. Они дают нам счастье и муки! Каким предвкушением блаженства переполняют они наше сердце! Какие новые незнакомые чувства и надежды зарождаются в душе, когда их бурная страсть передается каждому нашему нерву! Как часто все во мне трепетало, отзывалось на те потоки слез, что он проливал у меня на груди, оплакивая страждущее человечество! Я молила его ради всего святого пощадить себя… пощадить меня!.. Напрасно! До мозга костей проникал в меня тот пламень, что сжигал его. Вот так я еще совсем юным созданием вся целиком превратилась в сочувствующее сердце. Где, в какой стране могу я ныне жить и дышать, где могу найти пищу для сердца!
Мадам Зоммер. Мы верим мужчинам! В минуты страсти они обманывают сами себя; как же можем не быть обманутыми мы?
Стелла. Мадам! Мне в голову пришла счастливая мысль. Будем друг для друга тем, чем должны были стать для нас они! Будем жить вместе!.. Дайте вашу руку!.. С этой минуты я вас не отпущу!
Люция. Нет, это не годится!
Стелла. Почему, Люция?
Мадам Зоммер. Моя дочь чувствует…
Стелла. Надеюсь, не желание облагодетельствовать? Разве вам непонятно, что, оставшись здесь, вы окажете благодеяние мне! О, я не могу жить одна! Дорогая, я делала все, обзавелась птицей, купила ланей, собак; я учу девочек вязать, плести бахрому, только бы не быть одной, только бы видеть около себя кого-то, кто живет и растет. Но иногда мне улыбается счастье, и радостным весенним утром мне кажется, будто какое-то доброе божество сняло с моей души горе; я просыпаюсь умиротворенная, и когда солнышко освещает цветущие деревья, чувствую себя бодрой, готовой деятельно приняться за дневные заботы, и на душе у меня хорошо; какое-то время я хлопочу, убираю, навожу порядок, даю распоряжения прислуге и, позабыв горести, от всего сердца благодарю небо за дарованные мне счастливые часы.
Мадам Зоммер. Да, да, сударыня, я это знаю! Деятельность и добрые дела — дары неба, замена несчастной любви.
Стелла. Замена? Нет, не замена, скорее — возмещение, вот с этим я согласна… Что-то вместо утраченного, но не сама утрата… Утраченная любовь! Где найти для нее замену? Когда я, погруженная в думы, брожу иногда по саду при свете луны, вызываю в памяти любезные сердцу картины прошлого и мечтаю о будущем, исполненном надежд, мною вдруг овладевает мысль, что я одна, что я напрасно простираю руки, напрасно от избытка чувств со всей силой души призываю очарование любви, словно думаю, будто могу принудить луну сойти с неба… Но я одна, и ничей голос не отзывается из кустов, и ясные звезды холодно взирают с высоты на мои муки! И тут вдруг я вижу у своих ног могилу моего ребенка!..
Мадам Зоммер. У вас был ребенок?
Стелла. Да, моя дорогая! О, боже, ты на всю жизнь уготовал мне чашу страданий, дав только вкусить от блаженства материнства… Когда какой-нибудь босоногий крестьянский малыш бежит мне навстречу, широко открыв невинные глазки, и посылает воздушные поцелуи, боль пронзает меня до мозга костей. Такой большой была бы теперь моя Мина! И, трепеща от любви, я беру ребенка на руки, целую его еще и еще; сердце у меня разрывается, слезы текут из глаз, и я спасаюсь бегством!
Люция. Но насколько же меньше у вас хлопот.
Стелла (улыбается и похлопывает ее по плечу). Как я могу еще что-нибудь чувствовать!.. Как не убили меня эти ужасные минуты!.. Она лежала передо мной! Сорванный нераспустившийся бутон! А я стояла, окаменев… ничего не чувствуя… ничего не сознавая… Я стояла!.. Тут няня взяла девочку на руки, прижала к сердцу и вдруг крикнула: «Она жива!» Я бросилась к ней на шею, схватила ребенка, обливаясь слезами, и упала к ее ногам… Она обманулась! Девочка лежала мертвая, и я лежала рядом в безумном отчаянии. (Бросается в кресло.)
