Любовь Столица - Голос Незримого. Том 2

Ах, силы пляски мною овладели,
Но грубы звуки этих зурн, бандур…
Молчите все! Под трель одной свирели
Я буду танцевать. Войди, гяур!

Но, госпожа… Я смею ль раньше хана?

Не бойся. В рай не входит первым хан…

Неверная! Как ты наносишь раны…
Но ведь при мне – мой верный друг, колчан.

Я – одна из гордых райских гурий.
Я пляшу в садах моих, в лазури,
На широком голубом ковре…
Люди! Люди! Нет меня блаженней.
Нет – изменчивей и неизменней
В золотой любовников игре…
Льется звук серебряный свирельный,
Нежно, бесконечно, беспредельно…
То – возлюбленный играет мой!
Ах, его глаза – большие звезды!
Кудри закругленные, как грозды!
Он прекрасен… Равен мне самой!
Медленней, всё медленней движенья,
В теле у меня – изнеможенье,
И желание – в моих очах…
Я склонюсь, к нему, кого люблю я, —
Я сольюсь с ним в длинном поцелуе
И шепну: «Возлюбленный, и-ах!..»

Безумная Мневэр! Не всё ж возможно!

Коварная Мневэр! Так умирай!

Прекрасная Мневэр! Будь осторожна!

Любимая Мневэр! Прощай, прощай…

Как всё темно… Один твой образ светел!

Но что с тобою, о любовь моя?..

Кто это сделал?

Не в него я метил, —
Но всё равно. То сделал, ханша, я!

Ты на божественнейшее созданье
И поднял руку, темный изувер?!
Какое ж заслужил ты наказанье?

Прости его, прости его, Мневэр!
Тебя любил он, как мы все любили,
Но, может быть, страдал всех больше он…

О, милая… Изар твой легче крылий!
Я поднят им… Я ввысь им унесен…
И вижу мир, что был мне непостижен,
А где-то там, внизу, – родной мой край.
Вон – алые луга… солома хижин…
Мои ягнята…

О, не умирай…

Нет! Твой изар туда меня уносит,
Где смерти нет, как нет и разных вер…
И если сам Господь меня там спросит:
«Что хочешь, сын?» – скажу: «Мою Мневэр!»
Какой простор! Какие здесь созвездья! —
Блестят, звенят, подобно хрусталю…
И ввстречу им лечу я с вечной вестью.
Люблю ее, люблю ее, люблю!..

О, кроткий мой олень! О, голубь белый!
О, сердце золотое… Неужель
Ты – жертва неудачного прицела,
Холопа лишь ошибочная цель?..

Нет, я не верю!

Вот он – черный ворон,
Вот – тигр пятнистый, что тебя убил!
Но поступил как низкий трус, как вор он! —
Наемнику злодейство поручил.

Да, мамелюк, ты, точно, – храбрый воин:
Напал на безоружного, во тьме…
Ты господина своего достоин,
Слуга убийцы в царственной чалме!

Поносит хана как!

И как порочит!

Что ж он молчит?

Сидит, как истукан?

Нет, скоро гром над нею загрохочет:
Очами уж поблескивает хан!

Стой… Лжешь ты на меня!

Узбек, солгу ли,
Когда открою, как ревнив был ты?
Чтоб на меня случайно не взглянули,
Ты мог убить всех юношей орды!
Вот он дерзал лишь колебать мой веер,
А втайне разве ты не скрежетал?
Вот он погиб, как цвет, что ветер свеял, —
А разве ты в душе не весел стал?..

Встает на мужа! Да ее в темницу!

На плаху! За любовника стоит!

Сейчас гроза над нею разразится:
Уж судорога ханский лик кривит…

А хочешь правду знать?! Вот правда эта:
Когда б не ваше злое торжество, —
Я нынче ж от тебя порой рассвета
Ушла б с гяуром, чтоб любить его!
Меня уж ждали вольные кочевья
И новый, нежный, молодой мой друг,
Его ж – родные кровли и деревья,
И ласки этих уст и этих рук…

Клевещешь на себя ты!

Клевещу ли,
Когда сейчас целую без конца
Глаза, что веки бледные сомкнули,
И щеки охладелого лица?..

Гляди! Гяур и мертвый мне дороже,
Чем ты, живой! Гляди ж еще, гляди ж! —
В гробу с ним слаще, чем с тобой на ложе…
Что, веришь? Не злорадствуешь? Дрожишь?

Ума лишилась ханша!

Помешалась!

Нагайкой бы я выбил эту дурь!

В ней ум смутил испуг, а сердце – жалость…
На неразумную бровей не хмурь!

Оставь, Шейбан! Здорова иль недужна —
Ответить ханша мне за всё должна.
Пусть пал он, пред стрелою безоружный, —
Зато отравленными мстит она!
О, пытка словом, пытка поцелуем,
Ты мозг сверлишь мой, ты палишь мне кровь…
Мневэр! Я лютой ревностью бичуем.
Опомнись… Вспомни нашу всю любовь!

Нет, нет, Узбек! Не помню… Всё забыла…
А если вспомню, буду только клясть!
Да, ты любил… А разве я любила?
Я лишь впервые узнавала страсть…
У женщины ж сильна любовь вторая, —
Не первая, как у мужчин всегда,
Дороже плод, что ищешь, выбирая,
Попавшегося под руку плода!
Вини себя: зачем же взял в объятья
Почти ребенка ты, почти старик?!

Молчи! Уж сам любви той шлю проклятья.
Молчи! Молчи! Иль вырву твой язык!

Не прежде, чем я отомщу словами!
Взгляни же на него и на себя:
Какое же сравненье между вами?
Кого могла я предпочесть, любя?
Ты – дуб дряхлеющий, он – явор юный,
Ты – желтый лист, он – персик золотой!
Вы оба были, может быть, и луны, —
Но ты – ущербной, он же – молодой!
Ха-ха-ха-ха!.. Теперь заставь – попробуй —
Тебя любить, как мертвого люблю!

Так стань такой же мертвой! Тлейте оба!..
Ему сейчас тебя я уступлю.

Хвала Аллаху! Я останусь вольной
Всегда, везде, жива или мертва!
Гяур, люблю…

О, мук с меня довольно…

Что сделал я?.. О, эта голова…
Раскрыты хризофразовые очи,
Но тайна страшная застыла в них…
А губы сомкнутые стали кротче,
Но странный смех в них, бледных и немых…
Так вот что сталося с Мневэр прекрасной,
С единственной, кого любил Узбек?..
Как кончишь без нее свой век злосчастный
Ты, мощный хан и нищий человек?..

Невркой! Подай мой кубок неизменный —
Тот череп вражий, что добыл я сам…
Шейбан! Отдай тот перстень драгоценный,
Что мне хранил…

Прости, о хан: не дам.

Впервые ты, Шейбан, мне плохо служишь.
Иль умереть не властен властелин?
Так дай его тому, с кем годы дружишь!

Вот, господин.

Возьми, краса мужчин!

Причудливое милое творенье!
Ты умерла с проклятьем на устах,
Но всё ж меня любила ты… Мгновенье!
Пью за тебя…

Аллах! Аллах! Аллах!