Пётр Киле - Восхождение
- Как! Я - двойник? - насторожился Леонард. - Что это значит? Я потерял себя и представляю всего лишь копию из света, и потому могу летать?
- Да, - невольно рассмеялся Аристей, - ты предстал, друг мой, настоящим демоном. И как демон, претерпевая изменения от Эрота до ночного козла...
- ... служил вам, как Фаусту Мефистофель? - Леонард нахмурился. - В таком случае, что же я буду иметь?
- Ты возжаждал славы?
- Да, Аристей.
- А власти?
- Слава и есть власть.
- Ты возжаждал явиться властителем дум?
- Да, Аристей, именно так!
- Весь вопрос: как Байрон или как Наполеон?
- Как поэт или... Сатана?
- Как я понимаю, двойник неустойчив и постоянно претерпевает изменения, - Аристей решил всерьез разобраться, в чем тут дело, соответственно, какова судьба Леонарда в его двойничестве.
- И однажды я могу исчезнуть, как шаровая молния, случайно залетевшая в мир людей? - вопрошал Леонард с испугом и даже с возмущением, как человек ропщет на Бога за свою смертность, что делает его одиноким, хотя все люди смертны, в чем нет же утешения.
- Хорошо - без следа. А если с громадными опустошениями? - задумался Аристей.
- Хорошо - без следа?! - возмутился молодой человек, возжаждавший славы. - Для кого - хорошо? Не для меня, - покачал он головой и отступил к окнам. - О, теперь я знаю, что мне делать. Я хочу славы беспримерной. Я хочу упиться властью, какой не обладали ни Александр Македонский, ни Наполеон!
- Старо, мой друг, - вздохнул Аристей.
- А вам ее не нужно?
- Если она приведет к очередному витку страданий человечество, нет, - вскочил на ноги Аристей.
- Что же ново в этом мире? Все было, было, - заломил руки Леонард, впадая в полное отчаяние.
- Мы ныне наблюдаем рождение нового мира, - напомнил Аристей.
- Как в эпоху Возрождения в Европе, когда насилие, разврат, чистоган породили нынешний мир, увы, очень далекий от совершенства. Само человечество выбирает очередной виток страданий.
- Да, все как бы повторяется на новых уровнях спирали развития, скажут философы.
- Что мне спираль, если я могу исчезнуть в любой миг, несовершенная копия несовершенной природы человека? Зачем меня спасли? А, понимаю, в спутники вам! Кто же вы, Аристей? - Леонард словно впервые увидел художника в новом свете. - Демоны Востока и Запада служат вам. Какие цели вы преследуете, я никак не пойму? Или вся слава, вся власть вам, а мне роль вечного подмастерья? Да лучше я разобьюсь до смерти! - с этим возгласом юношеского отчаяния Леонард распахнул створки окна и исчез в наступающих сумерках.
Он унесся выше облаков и летел в потоках света, видя сверху местность, как при полетах в детстве, и тут открылась излучина реки неподалеку от деревни Савино. Свет, в котором он пребывал, ослепительно засверкал, и он понял, что сгорает весь, при этом стремительно падает, как звезда падучая.
- Он погиб?
- Не-ет, спасен, теперь воистину спасен, - отвечал с изумлением даймон. - Образ юноши, каким ты его помнишь во всей его живой целостности, воссоздан.
- Но откуда свет?
- Это Золотой парусник испускает снопы света, каковые играют роль спасательных кругов.
- Хорошо. Я могу взойти на Золотой парусник? - справился Аристей, принимавший его раньше всего лишь за игрушку даймона, сколок с корабля на кончике золотого шпиля Адмиралтейства.
- Это необходимо, - даже весьма удивился даймон.
- А он настоящий?
- Более, чем настоящий. Разумеется, для плавания в воздушном океане. И в безвоздушном - тоже.
- Он сооружен для восхождения в страну света? - догадался Аристей, наконец, сознавая свои цели и задачи, над осуществлением которых даймон, похоже, неутомимо трудился.
Даймон весь просиял.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1
У графини в ее спальне Эста застала горничную, повара с его семейством, конюха, дворецкого, ее людей, с которыми она прощалась в присутствии священника. Кутаясь в шаль, она сидела в кресле, хотя уже не могла сама ни встать, ни одеться. И все же лежать в постели ей казалось утомительней, а главное, скучно.
Вообще приближение смерти она ощущала, как нарастающую скуку, в постели - до тоски. После гибели племянника в войну, офицера царской армии, близких родных у нее не осталось. Впрочем, наследники отыщутся, говорила она, если ее дом и имение в Калужской губернии не станут народным достоянием. Все это ее уже мало заботило.
Единственное, что она еще хотела сделать, это отблагодарить людей, которые всю жизнь служили ее семье и ей, ныне уравненные с нею в правах как граждане республики. Никогда она не принижала их, не были они ее рабами, и все же она испытывала вину перед ними. Она просила прощения у всех и каждого за то неравенство, которое существовало между ними, не ею выдуманное, а люди, кажется, не совсем понимали ее, просили у нее прощения чисто по-христиански за все прегрешения перед доброй барыней.
Было и трогательно, и тягостно, что все чувствовали, и графиня, вздохнув, поспешила всех отпустить. Позже ушел и священник. Заглядывал вечером врач, а Эста заботилась о графине, как сестра милосердия. Ведь в годы войны она посещала курсы сестер и даже работала в госпитале.
Уже в ночь, когда остались одни, Анастасия Михайловна спросила с легкой усмешкой:
- Ты не привела его?
- Привела и спрятала в своей комнате, - пошутила Эста с намеком на «Пиковую даму» Пушкина.
- И он войдет сюда с пистолетом выведать у меня тайну трех карт? - оживилась графиня, тотчас подхватив шутку девушки, ее бедной воспитанницы.
- О, нет, - покачала головой Эста со слабой улыбкой. - Если бы его прельщали злато и власть, вероятно, он все это имел бы, представ, как его именуют, князем мира сего.
- Или Наполеоном? Ротшильдом?
- Но в князьях-то ходят другие, а он поэт. И все свои прегрешенья против человечества валят на него.
- А ныне не он торжествует? - усмехнулась старая женщина.
- И правда! То-то мы все бедны, как он, - невольно рассмеялась Эста.
Но Анастасия Михайловна продолжала всерьез:
- Говорят о молодом боге, пришедшем обновить мир. Не помню, откуда эта фраза... Но разве это не о нем, Эста?
- О, графиня! Может быть, вы правы. Что князь мира сего? Лишь образ зла, что творят сами люди, самые корыстные, самые честолюбивые из них. А поэт... Разве не Гомер сотворил Элладу, что и поныне сияет нам в исчезающих веках?
- Где он?
- Он уехал в Москву, чтобы увидеться с матерью. Звал меня с собой.
- А ты? - вся покачнулась старуха.
- Я не была готова. Хотя все эти годы кого же я ждала, если не его? - задумываясь, произнесла Эста.
- Нет, уж скажи прямо, ты не решилась оставить меня одну, - графиня растрогалась и, сделав несколько безуспешных как будто глотательных движений, верно, уже не имея сил разрыдаться, лишь прослезилась и закрыла глаза.
Была уже ночь. Горела лишь одна свеча, вместо пяти, на канделябре из золоченной бронзы, к которому, может быть, прикасался рукой Пушкин или его жена красавица Натали.
Эста вышла из спальни, заслышав чьи-то шаги, чтобы дать графине вздремнуть. То был Аристей со свечой.
- Где графиня? - шепотом спросил он.
- Заснула. А что?
- Говорят, она ходит по дому, как привидение. Все до смерти перепугались.
И тут в самом деле показалась из другой комнаты Анастасия Михайловна. Она вступала медленно, слегка вытянув руки вперед. Глаза ее закрыты.
Эста приоткрыла дверь в спальню, где в кресле она же сидела в усыпленной позе, как вдруг, открыв глаза и приподнимая голову, вскрикнула: «Ох!» - в изумлении и откинулась назад.
А та, что вышла из соседней комнаты, покачнулась, открыла глаза и рассмеялась со словами: «Я жива?» Аристей подскочил к ней и увел обратно, чтобы не видеть ей мертвого тела старухи в спальне.
В ночной тишине, как нарочно, раздавались гудки паровозов - близко и далеко, может быть, с вокзалов города. И уже занималась заря нового дня.
2
Радость возвращения на родину и в свой век после странствий не была бы для Аристея столь полной, если бы не победа революции. Те надежды, упования, с чем он вступал в жизнь, да и все его поколение, словно предчувствие Данте, когда он сказал: «Начинается новая жизнь...», осуществились, как бывает редко в истории и в судьбах людей.
Пусть многие тотчас разочаровались и заголосили о гибели России, Аристей с головой окунулся в стихию не разрушения, а новых жизнестроительных идей и начинаний, только в той области, в которой продолжал, как выяснилось, свои опыты даймон. И эта жизнь, скудная из-за величайшей разрухи, яркая по новизне ожиданий, как бывает лишь при рождении нового мира, всецело захватила его.
Среди всех этих дел, весьма многосложных, он невольно взял на себя заботы об Эсте и о графине. Он впервые сам воссоздал образ человека накануне его смерти, возможно, поспешил в связи с явлением двойника, ибо графиня обрела себя вновь в весьма преклонном возрасте, будто поправилась после болезни. А тело ее пришлось предать земле тайно и также устроить поминки, на которые приехал Легасов - в последний раз перед отъездом за границу. Со слов Эсты, он был посвящен в вокресение его жены, но явно остерегался заговаривать на эту тему, и у Аристея не повернулся язык спросить, где Диана.
![Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]](/uploads/posts/books/255498/255498.jpg)
![Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]](/uploads/posts/books/255683/255683.jpg)
