Виктор Розов - В добрый час! Гнездо глухаря
Наталья Гавриловна. Где он, Зоя?
Зоя. В сорок девятом. Протокол начали составлять.
Наталья Гавриловна (мужу). Сейчас же иди туда.
Судаков. Нет.
Наталья Гавриловна. Одевайся.
Судаков. Но ты понимаешь, что мне явиться в отделение милиции…
Искра. Я пойду. Папе не надо. Он там начнет грудь выпячивать, только разозлит всех.
Судаков. Да, Искра, ты, именно ты. Ты со всем этим часто возишься, умеешь, понимаешь, как надо. А милиция… черт знает как с ними разговаривать. А я позвоню… Погоди, кому звонить?.. Черт, ни одного начальника по этому делу не знаю. С королем Саудовской Аравии обедал, с президентом Никсоном на одной фотографии вышел, а начальника районной милиции не знаю.
Зоя. Не ходите пока, надо подождать.
Наталья Гавриловна. Как же можно ждать? Его переведут в тюрьму.
Зоя. Да нет. Я матери сейчас сказала. Она выручит. Мать ларек закрыла и помчалась. Ее там все знают, у нее там дружки – дядя Миша, Николай Длинный. Она лучше вас…
Наталья Гавриловна. Его там не били?
Зоя. Гражданин этот дал ему по шее, но милиционер знаете как его одернул. Проша правильно себя ведет, не сопротивляется. Все твердит: я сын Судакова Степана Алексеевича.
Судаков. О-о-о-о!
Наталья Гавриловна. Нет, так нельзя! Зоечка, Искра, идите вместе. Пока не поздно… Мало ли что! Вдруг Проша начнет философствовать. А там, я слыхала, этого не любят. Идите!
Звонок. Искра открывает дверь в прихожую. В столовую входит мать Зои – Вера Васильевна. Она за руку ведет Прова.
Вера Васильевна. Здравствуйте. Извините. Вот он. (Зое.) Ты что в туфлях влезла, тапочки не переодела?
Наталья Гавриловна (бросаясь к сыну). Проша!.. Проша!.. (Целует его.) Мальчик, мой мальчик!.. (Плачет.)
Вера Васильевна. Да все! Закрыто. И протокол порвали. Васюков дежурит. Я говорю: «Отпускай под мое честное, отвечаю». Тот гаврик начал было тявкать, а я ему говорю: «Ты кому это розовые трусики нес, гад? Я вот жене скажу, адресок твой уже записан». Живо стих. (Дочери.) Ты в какой дом-то влезла, а? (Наталье Гавриловне.) Вы ее гоните, если чего. Они, молодые, места своего не знают, стыда нет.
Наталья Гавриловна. Ваша Зоя девочка хорошая.
Вера Васильевна. Все они на чужих людях хороши, а матери дома – все замечания, выговора, будто мы совсем уж опилками набитые… Одно могу сказать: любит меня, любит. Любишь, Зойка, а?
Зоя. Будет тебе.
Вера Васильевна. Стесняется. Любит. Сердце доброе, в отца… Ну, извините нас. Идем, Зойка.
Зоя. Иди, я не поздно приду.
Вера Васильевна. Еще бы поздно, узнала бы у меня!
Наталья Гавриловна. Простите, я не знаю вашего имени-отчества.
Вера Васильевна. Вера Васильевна я, Губанова по первому мужу, а девичья фамилия Кислова.
Наталья Гавриловна (жмет руку Вере Васильевне). Огромное вам спасибо, Вера Васильевна, у меня нет слов…
Вера Васильевна. Да что вы! Мы завсегда, если своим помогать. Да и мальчонке вашему я так благодарна.
Наталья Гавриловна. За что?
Вера Васильевна. Да он же вам, наверно, сказывал, как Зойку-то мою у кинотеатра от двоих парней отбивал. Лезли скоты длинноволосые. Я ей говорю: «Не ходи на поздний сеанс». Да и всех вас я знаю, из своего ларька каждый день вижу. И как он в школу бежит, и как ваш супруг с молодым мужчиной на работу в машину садятся. Очень тот молодой человек красивый и такого гордого виду – кто он, не знаю.
Наталья Гавриловна. Муж дочери.
Вера Васильевна. Завидный. Такого хоть по телевизору показывай. (Искре.) Очень вас поздравляю. Вас, барышня, тоже знаю. (Наталье Гавриловне.) А уж вы-то к моему ларьку часто жалуете. И деликатные очень. Я поначалу, как у ваших-то ворот торговать начала, вам всякую пересортицу совала. Вижу, дама то ли ничего не понимает, то ли неразборчивая. Я вам гниль-то и подсовывала. А потом однажды вижу: вы к воротам подошли и стали из сумки-то своей дрянь-то эту в урну выбрасывать. И как-то мне неловко стало. Думаю: «Она не глупая, она деликатная». И уж я вам потом, наоборот, самого отборного вешала. Я деликатных знаете как уважаю. На людей-то насмотрелась. Все рвут, все требуют, всем давай, да все быстрей, чего, мол, копаешься! А вот зимой-то на морозе голыми руками поди похватай свеклу там или огурцы те же. Пальцы к весам да к гирям прихватывает, рук-то уж не чувствуешь. Летом-то еще благодать. И всем-то дай получше, поспелее, будто похуже я должна сама кушать. И все очередь, очередь, будто все только и делают, что целый день едят. Знаете, как мне лица-то эти примелькались. Они и во сне ко мне в очереди стоят… Только тогда и хорошо, когда продукты кончаются.
Наталья Гавриловна. Подождите, чего ж мы с вами так стоим! Давайте я вас чаем угощу. У меня пироги.
Вера Васильевна. Не могу, все побросала. Повесила бумажку «Ушла на базу» – и бежать. Там уж, поди, покупатель серчает. Праздник!
Наталья Гавриловна. Пять минут!
Вера Васильевна. Не могу. План не выполню.
Судаков. Хотите, я вам в Болгарию на Золотые пески путевку сделаю?
Вера Васильевна. Чего?
Искра. Папа!
Судаков. В Болгарию на Золотые пески не хотите поехать?
Вера Васильевна. Хотела бы, да теперь не могу. Кто же Константину передачи носить будет? Вот уж когда он отсидит, мы хоть в Гавану, очень вам будем благодарны. (Наталье Гавриловне.) Если что потребуется, в очередь-то не становитесь, а сзади в дверку мне стукните, я открою и… У меня там всегда что-нибудь дефицитное имеется. Счастливочки! Бегу! (Прову.) Не балуй! (Ушла.)
Выходит и Искра.
Судаков (сыну). Не желаю с тобой разговаривать! (Ушел.)
Наталья Гавриловна (ему вслед). Может, температуру смеряешь? У тебя, по-моему, жар.
Возвращается Судаков.
Судаков. Я знаю, зачем он это сделал, знаю! (Скрывается.)
Наталья Гавриловна (сыну). Объясни.
Пров молчит.
Между прочим, Георгий, кажется, уходит из нашего дома.
Пров. Услышал, значит, Господь Бог мою молитву! А Искра где?
Наталья Гавриловна. Видимо, к себе пошла… Я тебя всегда просила, Пров: прежде чем что-то совершить, подумай о родителях.
Пров. Знаешь, мама, если каждый раз думать о последствиях, вообще шевелиться не надо.
Наталья Гавриловна ушла.
(Зое.) Пойдем ко мне.
Снова врывается Судаков.
Судаков. Если тебе противен Егор и, видимо, я, если мы тебя не устраиваем, то ты должен прежде всего быть умней Егора. У тебя не золотая медаль должна быть, а бриллиантовая… Он три языка знает, ты должен знать тридцать три… Тогда он тебе служить будет, а нет – ты ему. А ты как учишься? Ясно? Побеждает, милый мой, умнейший… А я что? Я, конечно…
Пров. Папа… (Делает движение к отцу.)
Судаков. Извини, у меня дела. (Ушел.)
Пров и Зоя прошли в кабинет.
Зоя. Ты еще здесь обитаешь.
Пров. Только вчера докрасили. Сохнет. Вечером перебазируюсь. Пойду лицо вымою. (Вышел.)
Зоя подошла к полке с книгами, достала томик. В столовую входит Искра с охапкой вещей: пакеты с письмами, платья, лампа.
Наталья Гавриловна (входя следом). Платья отнеси в спальню.
Пров возвращается в кабинет.
Пров. Освежился.
Зоя. Смотри, какие замечательные строчки:
Прочти мне стихи или песню
простую какую-нибудь,
Чтоб мог я от мыслей тревожных
шумливого дня отдохнуть.
Не тех великих поэтов, чей голос —
могучий зов,
Чей шаг отдаленным эхом звучит
в лабиринте веков.
Возьми поскромнее поэта, чьи песни
из сердца текли,
Как слезы из век задрожавших,
как дождик из тучки вдали.
И музыка сумрак наполнит.
Мучительных дум караван
Уложит шатер, как арабы,
и скроется тихо в туман.
Пров. Слушай, а кто теперь той бедной тетке помогать будет?
Зоя. Какой тетке?
Пров. Ну, ты говорила, у которой пенсия маленькая.
Зоя. Не знаю.
Пров. Давай как-нибудь подрабатывать в ее пользу. Тимур и его команда… Я, знаешь, боюсь.
Зоя. Чего? Мать замяла это дело.
Пров. Нет, не этого. Чтоб не как Коля Хабалкин…
Зоя. Ты что? Что ты!
