Алла Бархоленко - Отпусти синицу
О л ь г а. Ты опять о чем-то другом… Могу я хотя бы дома говорить обыкновенное — земля, сад, люблю, тоскую… Хотя бы дома!
В и к т о р. Недавно, дома, полчаса назад, на этом же месте ты говорила о мировой революции.
О л ь г а. И что?
В и к т о р. Вроде и не возразишь… А слова такие, которые, может, только раз в жизни произнести дозволено. Да и то не всякому.
О л ь г а. Господи, о чем мы… О чем?
В и к т о р. Оля, ответь мне… Ответь… Ты веришь в те слова, которые говоришь?
О л ь г а. Ты мне надоел!
В и к т о р. Но ты — веришь?
О л ь г а. Я?..
В и к т о р. Ты не веришь?
О л ь г а. Я не хочу тебя видеть… Я не хочу тебя видеть!
В и к т о р. Я понимаю… (Уходит.)
О л ь г а. И никогда… теперь уже никогда… я знаю, что теперь никогда…
Входит А н н а с охапкой белья.
А н н а. Обижаете вы друг друга…
О л ь г а. Что?.. Ты?! Вон!.. Вон!!
З а н а в е с
Картина четвертаяОбстановка в другом развороте — сбоку видно крыльцо. В комнате около стола сидит А н н а, шьет. А н д р и а н втаскивает кресло-качалку. Постоял, отошел, любуется.
А н д р и а н. Ну? Каково?
А н н а. Хорошо.
А н д р и а н. То-то. Пыжовы плохо делать не умеют… Ничего. Работает. Как в лодке. В теле приятность… Чего молчишь?
А н н а. Я не молчу.
А н д р и а н. Приходится это — убеждение менять. Думал — все бабы без конца языком мелют. Вроде свойство такое — ну, как у кошки хвост. Выходит — ошибался. Теперь сам заместо двоих разговоры разговариваю.
А н н а. Что вы, мужчины, о бабах знать можете…
А н д р и а н. Ну, кое-что знаем. Нет, ей-богу, ничего качалка. А скажи — хорошо стали жить. Квартиры направо и налево получают, Константину трехкомнатную отвалили… Или вот я, к примеру. Котька — понятно, тот инженер. А у меня ни образования особого, ни таланта какого, ни должности — работяга и работяга, сталевар, как все, не хуже других, но и не самый лучший. В молодости, правда, побеспокойнее был, это верно. Я тогда к мартену, — как на свидание, в груди стучало…
А н н а. А теперь почему не стучит?
А н д р и а н. Привык, может… Я тогда все режим особый искал, то так, то этак пробовал… Пока однажды печь не запорол. С тех пор — зарекся. От поиска моего вреда оказалось больше, чем пользы. После того пошло спокойно. Вот я и говорю — обыкновенный я. Такого каждый достичь может. И смотри, как я, обыкновенный, живу. И достаток полный, и уважение. Это Витька все мудрит, думать, говорит, надо. А чего думать? Все давно обдумано. Работай по совести и жизни радуйся. Верно говорю?
А н н а. Нет.
А н д р и а н. Нет? Это почему?
А н н а. Довольный, — как глухой, кроме себя, ничего не слышит.
А н д р и а н. Да я не о том! Ты тоже, как Витька, сложности любишь. Поработал я на своем веку — и крови, и пота пролил. Ничего, не жалею — не зря. Когда-то думал, хоть бы детям моим пожить хорошо. Выходит — и сам успел… Анна, ты слушаешь меня?
А н н а. Слушаю.
А н д р и а н. Подойди ко мне.
А н н а. Я шью, Андрюша.
А н д р и а н. Это… Работа спешная?
А н н а. Пока Мишка спит…
А н д р и а н. Анна… (Анна подходит.) Садись, покачаю. Удобно?
А н н а. Удобно.
А н д р и а н. Волосы у тебя медом пахнут…
А н н а. Не надо, Андрюша… Андрюша, войдет кто-нибудь.
А н д р и а н. Никто не войдет… Я дурак, я старый дурак, чем дальше, тем больше дурак… Что еще надобно? Ничего больше не надобно… А Витьку жаль. На кой черт в наше-то время смысл жизни искать? Что нового найдешь? Все найдено и определено, теперь жить надо… Опять молчишь?
А н н а. Я слушаю, Андрюша.
А н д р и а н. Молчишь… Я слышу, что молчишь. Боюсь я тебя. Глаза у тебя, и вся ты — и походка, и руки вот — все спокойное… Будто важное знаешь, чего мне никогда не узнать. Тихая ты и неизбежная. Как совесть… Люди не любят совесть, Анна.
А н н а. Совесть там, где вина.
А н д р и а н. Да нет, я не виноват. Ни перед кем из живущих теперь не виноват. А остальные судить не могут… Я хоть сейчас жизнь свою на суд отдам — не стыдно. Пусть дети мои так по жизни пройдут, как я прошел.
А н н а. Уже прошел?
А н д р и а н. Пятьдесят лет — не двадцать. Хватит с меня. Хочу и для себя немного. Вот на пенсию выйду, забот вполовину опадет. И закатим-ка мы с тобой в это — в кругосветное путешествие. А? Скажешь — плохо?
А н н а. Плохо.
А н д р и а н. Ну… Хочешь — машину тебе куплю? «Волгу» эту самую, на которую все не весть чего зарятся, — хочешь?
А н н а. Нет…
А н д р и а н. Так… Однако — не понимаю. Чем не довольна? Все есть, что бабе надо, — дом, ребята, даже это — муж… Чего еще?
А н н а. Мне бы, Андрюша, помощником тебе стать…
А н д р и а н. Так помогай!
А н н а. В чем?
А н д р и а н. Ну, моя матушка, тут Пират свой хвост ловит! Ерунда!
А н н а. А ответить — не смог… (Возвращается к шитью.)
А н д р и а н. Анна… Это… Анюта! (Догнал, взял за плечи, целует. Входит Ольга.)
О л ь г а. Во всем доме целуются — пройти невозможно!
А н д р и а н. А тебе, моя матушка, замуж пора.
О л ь г а. У меня дела.
А н д р и а н. Ну, так любовника заведи!
О л ь г а. Член партии — и такая ахинея. (У Ольги такой вид, что вот-вот могут последовать оргвыводы. Андриану не хочется оргвыводов, он ретируется к двери.)
А н д р и а н. Это… С Мишкой не гулял… (Ушел.)
О л ь г а. Я бы не сказала, что ты действуешь на него благотворно. (Анна улыбнулась.) И улыбаешься ты странно. Нормальные люди так не улыбаются. Юрка вернулся с работы?
А н н а. Нет…
О л ь г а. Кстати, его воспитание входит теперь в твои обязанности.
А н н а. Он взрослый человек.
О л ь г а. Этих взрослых поэтов надо воспитывать до гробовой доски, мама Аня… Мама Аня! В школе чуть не за одной партой сидели, а теперь она мне — мама… У тебя там, где ты жила, стояли на комоде крашеные цветы?
А н н а. Стояли.
О л ь г а. И крашеный ковыль?
А н н а. И крашеный ковыль.
О л ь г а. Махровые признаки мещанства. Перестань улыбаться! Я не могу видеть твою улыбку. У тебя не наша улыбка.
А н н а. У меня — моя улыбка.
О л ь г а. Индивидуалисты… Все стали индивидуалисты. Вчера на встрече выпускников нашего класса весь вечер рассказывали анекдоты.
А н н а. А ты?
О л ь г а. Потребители… Пришла на готовое… А чем ты заслужила? Что сделала, чтобы все это было?
А н н а. А ты что сделала?
О л ь г а. Я?.. Я работаю!
А н н а. И я работаю.
О л ь г а. Ах да, табельщица — тоже работа… (Анна, все понимая, со спокойной улыбкой смотрит на Ольгу. Ольга разглядывает ее. Уловила что-то.) А ты отца не любишь…
А н н а. Детям не обязательно знать дела родителей.
О л ь г а. Какова? Прелесть… А наша мать, кстати, не скрывала ничего. Или… Интересно… Ты давно знакома с отцом?
А н н а. Два года знакома.
О л ь г а. Я, к примеру, в том смысле…
А н н а. И в этом смысле.
О л ь г а. И тут аморалка! Ну, народ… А мать… Значит, знала? И терпела?
А н н а. Она понимала…
О л ь г а. Кого понимать? Тебя? Тебя понимать?.. Жаль, что ты не в партии, а то я добилась бы твоего исключения!
А н н а. Тебе труднее всего пережить то, что меня неоткуда исключить… (Появляется Юрка.)
О л ь г а. Наконец, явился!
Ю р к а.
Гей-дидл-дидл-дал,
На скрипке кот играл,
Корова прыг через луну…
О л ь г а. Оставь эти штучки!
Ю р к а. Пламенный физкультпривет! Последние известия: Петька Новоселов выиграл машину, запланировано путешествие по родному краю, принимаются коллективные заявки, прошу соблюдать очередь, покупайте билеты денежно-вещевой лотереи!
О л ь г а. Все? Ты уже способен к нормальному разговору?
Ю р к а. Последний скандал в доме Пыжовых: Константин набил морду начальнику жилстроя номер один. Разногласия возникли на почве…
О л ь г а. Что такое? На какой почве?
Ю р к а. На нашей почве. На нашей родной, самой лучшей в мире нечерноземной почве.
Вкатывается К о н с т а н т и н.
К о н с т а н т и н. Черт знает что… Это черт знает что! (Бегает по комнате. Когда он приближается, Юрка отодвигает те вещи, которые могут упасть.) Где отец? Мне могут ответить в этом доме, где мой отец?
А н н а. Твой отец, Костя, гуляет с Мишей.
К о н с т а н т и н. А, да… Черт знает что!
О л ь г а. Будь добр, конкретнее.
К о н с т а н т и н. Я же сказал — черт знает что!
О л ь г а. Позавчера ты приволок к нам продавщицу с пирожками…
