Дмитрий Мережковский - Данте. Киносценарий
— Узнанная любовь не приносит чести любовнику, потому что омрачает ее дурными слухами, так что он жалеет, что не утаил ее от людей. Тайне истинной любви служит мнимая, к Даме Щита, Donna Schermo. Верен будь этой заповеди, и ты избавишься от бесполезных мук…
— Вот как просто! — усмехается Данте. — И овцы целы и волки сыты. Всех обману, в том числе и Даму Щита. Как бы эта игра в мнимую любовь не оказалась опасной для истинной!
— Волков бояться — в лес не ходить! — смеется и Гвидо.
2.Лунная ночь над Флоренцией. Вилла Фрескобальди, на склонах горы Фьезоле. В черной тени кипарисов кружатся светляки, как свечи невидимых Ангелов. Редкие, тихие капли падают из мшистой раковины в водоем, как тихие слезы.
Сидя вокруг фонтана в саду, молодые дамы беседуют, в родном из тех собраний, которые при дворах Провансальских владетельных князей, называются «Судами Любви», Cours d'Amour.
Слышится далекая песня под звуки виолы. Музыкант Казелла поет стихи Данте.
Любовь с моей душою говорит…
Но слов любви мой ум не понимает
Amor che ne la mente mi radiona…
cióche lo mio intelletto non comprende.
— Как хорошо Господи, как хорошо! Лучше не поют и ангелы в раю. — восхищается одна из дам.
— Чьи это стихи? — спрашивает другая.
— Данте.
— Удивительно, как такой низкий человек мог сочинить такие стихи!
— Почему же низкий?
— Потому что любит двух.
— Что за беда? Двух любить не только можно, но и должно, по законодательству новой любви: муж любит жену и любовницу, и жена — мужа и любовника. Не для того ли нужны Дамы Щита?
— Бедная монна Биче! Надо бы ее остеречь…
— Будьте покойны — не слепая: видит, с кем имеет дело!
— А любопытно было бы знать, кто кому служит щитом, монна Ладжия[27] монне Биче, или наоборот…
— Сами, должно быть, не знают. Ох уж эта мне новая любовь! Погибнет от нее когда-нибудь наш бедный город. Содом и Гоморра![28]
— Кажется и без новой любви погибает…
A вот и она, легка на помине!
Медленно проходит Беатриче, вся в белом, только на груди — алая роза, похожая, в лунном свете, на рану с черной запекшейся кровью.
3.В темной глубине сада. в беседке из розовых кустов, стоя на коленях перед монной Ладжией. Дамой щита. Данте читает стихи:
Любовь с моей душою говорит…
Но слов любви мой ум не понимает…
Тихо осыпаясь от ночного ветра, падают к ногам его, как снег, лепестки белых роз.
Медленно проходит мимо беседки Беатриче, с закрытыми глазами, точно во сне. Вдруг останавливается, как будто прислушиваясь, и потом идет дальше. Алая роза, при лунном свете, на ее груди, чернеет, как рана с черной запекшейся кровью.
V. БОГ ЛЮБВИ — ГЕОМЕТР
«Начали глаза мои слишком услаждаться видом ее (Дамы Щита), и часто я мучился этим, потому что это мне казалось очень низким».— «Может быть, эта благородная Дама послана мне самим богом Любви для того, чтобы мне утешиться», — думал я часто, и сердце мое соглашалось на это. Но едва согласившись, говорило: «Боже мой, что это за низость?» Так я боролся с самим собою, но знал об этой борьбе только тот несчастный, который мучился в ней. И слишком многие стали о том говорить больше, чем должно, по законам любви, oltre li termini de la cortesia, и это было мне так тяжело, что я не мог вынести.[29] И по причине молвы, бесчестившей меня, эта Благороднейшая, разрушительница всех пороков и царица добродетели, проходя однажды мимо меня, отказала мне в своем приветствии, в котором заключалось все мое блаженство.[30]
Молча, глазами, спросил он ее, как всегда: «Можно любить?» и она ответила, тоже молча, но не так, как всегда: «Нет, нельзя!» И точно земля под ним разверзлась, небо на него обрушилось, от этих двух слов, когда он понял, что они значат: «Если ты хочешь любить двух, я не хочу быть одною из двух!»
2.… И почувствовал я такую скорбь, что, бежав от людей туда, где никто не мог меня видеть, начал горько плакать. Когда же плач немного затих, я вернулся домой, в комнату мою, где жалоб моих никто не слышал. И начал снова плакать, говоря: «Любовь, помоги!» И, плача, я уснул, как маленький прибитый мальчик. И увидел во сне юношу, в белых одеждах, сидевшего на моей постели. И мне казалось, что он смотрит на меня, о чем-то глубоко задумавшись. И потом, вздохнув, он сказал:
— Сын мой, кончить пора наши притворства!
«И мне показалось, что я знаю его, потому что он назвал меня так, как часто называл в сновиденьях. И, вглядевшись, я увидел, что он горько плачет».
Этот юноша в «белейших одеждах», таких же, как у Беатриче, «Владыка с ужасным лицом». Ангел, бог или демон Любви, тоже плачет, «как маленький прибитый мальчик» — сам Данте; он и лицом похож на него, как двойник.
— «И я спросил его: „О чем ты плачешь, Господин?“ — „Я — как бы в центре круга, находящийся в равном расстоянии от всех точек окружности, а ты — не так“ — ответил он».
— Циркуль, вместо Факела, — в руке у этого демона — бога Любви: меряет божественный Геометр круг любви — круг вечности.
Я был тому геометру подобен,
Который ищет квадратуры круга
И не находит…
Вдруг молнией был поражен мой ум, —
Я понял все, но в тот же миг.
Потухло все в уме изнеможенном.[31]
… И я сказал: «Зачем ты говоришь так непонятно?» И он в ответ: «Не спрашивай больше, чем должно»… Тогда, заговорив об отказанном мне приветствии, я спросил его о причине отказа, и он сказал мне так: «Беатриче наша любимая узнала, что ты докучаешь той Даме Щита: вот почему, не любя докучных людей и боясь, что ты будешь и ей докучать, не удостоила она тебя приветствием. Знает она, что дух скуки овладел твоей униженной душой, как у тех малодушных, отвергнутых небом и адом, которых ты некогда так презирал, и один из которых теперь — ты сам».[32]
3.Кто-то из друзей Данте приводит его в дом, где многие благородные дамы собрались к новобрачной, ибо в том городе был обычай, чтоб невестины подруги служили ей, когда впервые садилась она за стол жениха.
— Зачем ты меня привел? — спрашивает Данте.
— Чтобы послужить этим дамам, — отвечает друг. «Желая ему угодить, я решил им служить вместе с ним. Но, только что я это решил, как почувствовал сильнейшую дрожь, внезапно начавшуюся в левой стороне груди и распространившуюся по всему телу моему. Я прислонился к стенной росписи, окружавшей всю комнату, и боясь, чтобы кто-нибудь не заметил, как я дрожу, — поднял глаза и, взглянув на них, увидел среди них Беатриче и едва не лишился чувств. Многие дамы, заметив то, удивились и начали смеяться надо мной… Тогда мой друг, взяв меня за руку, вывел оттуда и спросил, что со мной… И, придя немного в себя, я ответил: „Я был уже одной ногою там, откуда нет возврата“… И, оставив его, я вернулся домой, в комнату слез, где, плача от стыда, говорил: „О если бы Дама эта знала чувства мои, она не посмеялась бы надо мной, а пожалела бы меня!“» [33]
Душа моя, гонимая любовью,
уходит из жизни этой, плача…
Но та, кто столько сделала мне зла,
подняв убийственные очи, говорит:
«Ступай, ступай, несчастный, уходи!» —
… Смехом ее убивается жалость…[34]
Сладкие стихи любви мне должно оставить
навек, потому что, явленные в ней
презренье и жестокость
замыкают уста мои.
… Долго таил я рану мою ото всех;
теперь она открылась перед всеми:
я умираю из-за той,
чье сладостное имя: Беатриче…
Я смерть мою прощаю той,
Кто жалости ко мне не знала никогда!
VI. СМЕРТЬ БЕАТРИЧЕ
Летняя звездная ночь смотрит в окно сквозь толстые чугунные решетки мрачного дворца-крепости рода де Барди, вельможных менял. На постели, под великолепным парчовым пологом, лежит больная Беатриче. Монна Ванна, сестра ее,[35] входит в спальню и, подойдя к Беатриче, подает ей письмо. Та, при свете лампады, теплящейся перед иконой Богоматери, читает стихи Данте.
Столько же, как прежде, казалась мне любовь
жестокой,
кажется она теперь милосердной…
и чувствует душа моя такую в ней сладость,
что об одном только молит любимую, — [36]
Беатриче целует листок, прячет его под подушку и говорит:
— Ванна, когда я умру, положи этот листок вместе со мною, во гроб…
Да наградит Бог того, кто дал мне так любить и страдать!
Входит священник со Святыми Дарами и, по уходе монны Ванны, исповедует умирающую. Хочет ее причастить, но она делает знак, чтобы он наклонился, и шепчет ему на ухо:
— Есть у меня, отец, еще одно на сердце, о чем я никогда никому из людей не говорила и о чем только Богу скажу: я любила всю жизнь не мужа, а другого.
— Каешься ли ты в этом великом грехе, дочь моя?
— Нет, я не могу каяться в том, что не грех для меня, а святыня.
