Сергей Носов - Джон Леннон, отец!
ПОЛУКИКИН. Вообще–то не очень… Нет, не похож.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. То–то. Ешь.
Едят.
ПОЛУКИКИН. Джон, расскажи, как это случилось.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Что именно?
ПОЛУКИКИН. Ну все это… Мы ж тебя похоронили.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Ты меня не хоронил.
ПОЛУКИКИН. Да, это верно. (Подумав.) Спасибо, Джон.
Едят. Джон, а кто–нибудь знает?..
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Никто не знает.
ПОЛУКИКИН. И что ты по России, никто не знает?..
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Никто не знает.
ПОЛУКИКИН. А что ты у меня, Джон?..
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Только ты.
ПОЛУКИКИН. А твои… эти… странноприимные, они знают, что ты Джон?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Я не Джон.
ПОЛУКИКИН. А кто?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Федор Кузьмич.
ПОЛУКИКИН. Ну да. Но они знают, что ты Джон?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Нет. Только ты.
ПОЛУКИКИН. Джон, ты и от них скрываешь?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Им безразлично, кто я. У нас не принято.
ПОЛУКИКИН. Значит… Джон, я один только знаю… что ты Джон?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Да, Петрович, один.
ПОЛУКИКИН. Спасибо, Джон.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Но я не Джон.
ПОЛУКИКИН. А кто?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Федор Кузьмич.
Едят.
ПОЛУКИКИН. Джон…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не джонь, тебе говорят!.. Неча джонить!.. Разджонькался… "Джон, Джон!.." ПОЛУКИКИН (ласково). Джон… Джон…
Едят. Слушай, Джон, если бы тебя убили и ты бы ко мне убитый пришел, чему бы это было доказательством, подумай–ка, а? Джон Леннон ест молча. А тому, что мы царство мертвых, вот чему. Джон Леннон ест молча. А ты не убит, и пришел живой ко мне, а не мертвый, и чему это доказательство?.. Джон Леннон ест молча. Тому, что мы царство живых. Вот чему: царство живых! Значит, не все потеряно, Джон.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Царство–то оно, может, и живое, но все равно антихристово. Хочешь добавки?
ПОЛУКИКИН. Нет, спасибо.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Спасибо сыну скажи. Он варил. А я, пожалуй, еще. (Наливает себе еще.)
ПОЛУКИКИН. Ну тогда и я, пожалуй… еще. А почему антихристово?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Поймешь когда–нибудь. Ешь, ешь, знатный борщ.
ПОЛУКИКИН. Кайф.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Смак.
ПОЛУКИКИН. Полный кайф, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Добросъедобно, Петрович! Да что говорить! Высший пилотаж, слов нету!..
Едят.
ПОЛУКИКИН (радостно). Джон Леннон — всегда! Джон Леннон поморщился. Но промолчал. Виталий Петрович начинает петь. Yellow Submarine Джон Леннон его останавливает.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не надо, Петрович. За столом не поют.
ПОЛУКИКИН. Джон Леннон — всегда!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Нет Джона Леннона, нет! Был твой Леннон, а теперь — Федор Кузьмич! А не Джон Леннон… Срок придет, и его не будет.
ПОЛУКИКИН. Джон Леннон — всегда!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Мне не нравится, что ты так легкомыслен.
ПОЛУКИКИН (шепотом). Джон Леннон — всегда, Федор Кузьмич!.. и никаких гвоздей, блин горелый!.. Ну все, все, прости. Молчу.
Едят. Ты разговаривал с английской королевой, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Ну и что, Петрович?
ПОЛУКИКИН. Джон! Ты — разговаривал — с английской королевой!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. А теперь я разговариваю с тобой.
ПОЛУКИКИН. Кто я и кто ты, Джон!?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Все равны перед Богом. Я равный среди равных, Петрович.
ПОЛУКИКИН. Ты скромный, Джон.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Ешь, тебе говорят!
ПОЛУКИКИН. Я поел, Джон.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Поел, а не доел! Кто так ест? Посмотри в тарелку!
ПОЛУКИКИН. Три ложки, Джон.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Доедай. Чтобы все съедено было.
ПОЛУКИКИН. За Пола Маккартни, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не смешно.
ПОЛУКИКИН. За Джорджа Харрисона, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не смешно.
ПОЛУКИКИН. За Ринго Старра, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Совсем глупо, Петрович!
ПОЛУКИКИН (отодвигая тарелку). Спасибо, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Ну, хватит благодарностей!
ПОЛУКИКИН. Нет, не хватит, Джон! Спасибо, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Да замолчишь ты или нет, в конце концов?
ПОЛУКИКИН (поет). Yellow Submarine…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Цыц! (бьет по столу рукой). Молчать!.. Все!.. Достал!.. Сил нету!.. (Пытается взять себя в руки.) Сколько же можно повторять, в конце концов?.. Раз сказал, два сказал, три… не понимает по–человечески!.. Видит же, не нравится… ну не нравится… нет — свое!.. (Помолчал. Отдышался.) Bad to me. (Пауза.) Прости, не сдержался. (Пауза.) Первый раз за все эти годы…
Молчат.
ПОЛУКИКИН. Джон… а ты ведь в юности драчуном был?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не помню.
ПОЛУКИКИН. Был, был. Я читал.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не знаю.
ПОЛУКИКИН. Как ты тому все ребра переломал… А? На своем дне рождения! Еще в Ливерпуле…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Мне двадцать лет было. Мальчишка. Пацан.
ПОЛУКИКИН. Двадцать один. Он в суд подавал.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Мне неприятно вспоминать об этом, Петрович.
ПОЛУКИКИН. Больше не буду.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Молчи.
Молчат. Помолчав, Федор Кузьмич начинает петь "Степь да степь кругом…" Полукикин подхватывает. Поют самозабвенно.
ПОЛУКИКИН. Столько достойных, Джон!.. Да среди моих друзей даже… Моей, Джон, молодости друзей… А ты и не знаешь… Вон, твой музей открыть хочет… у нас, в России… здесь. Он даже в Англию к вам ездил, чтобы на твой дом посмотреть… Кирпич привез… Украли потом…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Кто украл?.. Какой кирпич?..
ПОЛУКИКИН. От твоего дома кирпич, вот какой! Он из Англии привез, а у него украли потом!..
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Знать не знаю никаких кирпичей и знать не желаю.
ПОЛУКИКИН. А другой писателем стал, романы пишет, мемуары о нашей рок–юности… Меня однажды упомянул… А тебя–то! — на каждой странице!.. Ну, не на каждой, конечно, но… ты, Джон, знаешь, кто ты?..
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не джонь!
ПОЛУКИКИН. Если б он тебя живым увидел… как я… Джон, я даже представить себе не могу!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Я книг не читаю, Петрович. Я Федор Кузьмич. О душе подумай, Петрович. Не о том думаешь.
ПОЛУКИКИН. Почему же ты именно мне раскрылся, Федор Кузьмич?.. когда столько достойных вокруг? А я? Кто я? Один из толпы — и только. Ну раз-.ве что ближе других к яме подошел. К самому краю. И — навернулся.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Много званых, мало избранных. Знаешь, кто сказал?
ПОЛУКИКИН. Догадываюсь.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. И не воздвигайте мне храма! Так в'сем и передай, скажи, что мое последнее слово. Скажи, что я приснился тебе. Тебе — поверят.
ПОЛУКИКИН. Джон, не поверят.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Должны поверить, Петрович. Встает. Спасибо тебе за приют. Мне дальше пора.
ПОЛУКИКИН. Не уходи, Джон. Останься. Живи здесь. Я тебя пропишу.
Джон Леннон смеется.
Ты не думай, что сын против. Он против. Но это моя квартира. Что хочу, то и делаю.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Славный ты человек, Петрович. Люб ты мне. Не поминай лихом.
ПОЛУКИКИН. А если и против — ну и что?., я тебя могу вместо себя прописать… А сам выпишусь. Какая ему разница, я или не я?!. Ему лишь бы один был прописан… Пойду по свету, Джон. Вместо тебя! А ты здесь оставайся.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Вместо меня никак не получится. Нет, Петрович, каждому свой удел. Твое место здесь.
ПОЛУКИКИН. Джон, скажи, я — странноприимец, да? Я — пристанодержатель? Я — ваш? Я ведь с вами, да?.. Ведь если есть бегуны, или как вас там… должны же и эти быть… пристанодержатели, да, Джон? Ну хочешь, я паспорт выброшу? Джон Леннон качает головой. Хочешь, Федор Кузьмич, я от имени своего отрекусь, от прошлого отрекусь — от всего своего? Буду Гордеем Матвеичем… Нет! Диком Джеймсом! Ты только скажи!
Джон Леннон качает головой. Хочешь, Джон, от тебя отрекусь? Пауза.
Скажешь — отрекусь! Честное слово!..
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Вот когда ляжешь, да так, что ни одна живая душа знать не будет, где костьми лег, кроме волка серого, ворона чернокрылого да гада овражного, вот тогда и решишь про себя, был ли ты наш или не был, — при прочих немаловажных условиях, о которых я не в праве тебе сейчас говорить в силу эзотеричности исповедуемого мною учения. Звонок в дверь.
ПОЛУКИКИН. Джон, это Валя Мороз, радиожурналист, она у меня интервью не добрала, сын помешал.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не успел — опять в кладовку придется. (Прячется в кладовку.)
Полукикин открывает дверь, впускает… сына.
ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Привет, отец.
ПОЛУКИКИН. Давно не виделись. В чем дело? Что забыл?
ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Как же ты приветлив, однако!.. Пришел борщ снять с плиты. Ты не можешь, я тогда не подумал.
ПОЛУКИКИН. Почему не могу? Я все могу. Напрасные беспокойства, Виталий Витальевич.
ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Вот как… (Удивлен.) Ну и как — вкусный?
ПОЛУКИКИН. Сносный. Видишь, две тарелки съел.
ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Ты ел из двух тарелок?
ПОЛУКИКИН. По–твоему, я должен есть из одной? Нет, я ем по–человечески! Из двух.
ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. У тебя был кто–то!..
ПОЛУКИКИН. С чего ты взял? Кто может быть у меня?
ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Я знаю кто!
ПОЛУКИКИН. Кто?
ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ (с печалью в голосе). Джон Леннон, отец! (Уходит.) Полукикин проводил сына взглядом. Перебинтованный, стоит недвижим.
ПОЛУКИКИН. Нет, нет… Это моя территория! (Открывает в кладовку дверь, глядь, а там нет никого, — какой–то плащ, какие–то тряпки… Магнитофон "Астра-2»*.. Лежит кирпич…
Войдя в кладовку, Полукикин Виталий Петрович закрыл дверь за собой. Молодая женщина вышла из кухни. Удивительно похожая на Валентину Мороз, она — в домашнем халате — убирает посуду.
