Геннадий Шпаликов - Долгая счастливая жизнь. Сценарий.
Не старинных, конечно, но похожих на те старинные фонари.
Афиша, извещающая о том, что сегодня здесь, в этом городе, МХАТ дает представление пьесы Чехова "Вишневый сад", была набрана традиционным мхатовским шрифтом начала века.
Внизу было прибавление местного характера: "В антрактах танцы под оркестр и буфет".
Лена и остальные приехавшие вышли из автобуса.
— Пойдешь? — предложила Лена своему соседу. — Свободно могу провести. — Она развернула перед ним длинную ленту из двадцати двух билетов. — Пока считать будут — проскочишь.
Он не успел ответить, как на Лену со всех сторон налетели страждущие молодые и пожилые люди, окружили ее плотным кольцом, оттолкнув этого парня, который с ней ехал, сидел рядом.
— Караул! — только успела крикнуть Лена. — Ребята, на помощь!
И ребята из автобуса устремились к ней, а ее случайный сосед оказался ни при чем.
3
Парня этого звали Виктором. Он зашел в парикмахерскую, совершенно пустую.
Старик швейцар читал газету и пил чай из большой кружки: домашняя картина покоя и отдохновения!
В зале все десять кресел были свободны. Мастера скучали. Один из них (от нечего делать) сам решил побриться.
От зеркальных стен, белого кафеля, умывальников, блеска инструментов, белых халатов мастеров, от ламп дневного света и еще от вальсов по радио, веселящих душу, было празднично и тепло. Есть такие места, где всегда праздник. Парикмахерские в их числе, а еще, может быть, магазины, где продают и прокручивают пластинки, но речь не о том.
Виктор поколебался чуть, выбирая, куда бы сесть.
— Иди ко мне, — предложил ему пожилой мастер.
Виктор послушно сел к нему.
— Постричь, побрить, и я бы голову помыл, — сказал он, глядя снизу вверх на мастера, ожидающего указаний.
Тотчас же над ним с ловкостью была развернута белоснежная, хрустящая простыня, и он с удовольствием ощутил ее чистоту и холод.
А мастер уже взбивал горячую пену, пробовал на ремне бритву, и Виктор улыбнулся вдруг, сам того не желая, от всей обстановки, в которую он попал, от блеска зеркал, от вальса по радио, от вида собственной бороды и еще неизвестно отчего. Бывает, радость охватывает человека, а он и не знает, в чем тут дело, что тому причиной — молодость, душевное здоровье? — всё так, но есть в этом и безотчетное: радость, и всё.
4
Итак, показывали "Вишневый сад".
Действие этой пьесы в момент, когда мы обращаемся к ней, происходит где-то в конце второго акта.
Может быть, переживания героев не так уж захватывали зал, как это было в 1904 году, но актеры играли хорошо и серьезно, и все обстоятельства неустроенности и неразберихи и то, что сад продавали ловкому человеку, и денег ни у кого не было, а студент был чист, и все сидели на чемоданах и разговаривали — все это встречало понимание и сочувствие.
Лена сидела во втором ряду верхнего яруса рядом с подругой, и они, передавая друг другу маленький перламутровый бинокль из гардеробной, следили за действием.
Причем надо сказать, что когда бинокль был в руках у Лены, то ее подруга смотрела больше на Лену, а не на актеров, дожидаясь нетерпеливо своей очереди.
Лена была в своем выходном платье — вот вам ее платье для театра, 7 ноября, 1 мая, Нового года, дней рождения и других праздников: темное, с опрятным белым отложным воротничком.
Свежее ее лицо при этом воротнике цвело.
Перед концом действия Лена придумала новый способ смотреть в бинокль, который обязательно приходит в голову всем, кто первый раз берет его в руки: перевернуть бинокль и все сразу отодвинуть в некое удаленное пространство. А кроме того, уже обычным способом смотрела в бинокль по рядам, по балкону налево в надежде увидеть парня, ехавшего с ней, но его не было.
5
Виктор в театр не попал.
Дверь была заперта, и для большей предосторожности сквозь ее ручку еще пропустили стул — предусмотрительность вовсе не лишняя!
Виктор потолкался недолго у подъезда, постучался в стекло, но поскольку рядом с ним ходили люди, одержимые одним желанием, он решил действовать в одиночку.
Он пошел вокруг театра по замерзшим лужам.
За ним упорно следовал подросток в большой шапке, который каким-то седьмым чувством увидел в Викторе человека, за которого следует держаться.
Виктор остановился, и подросток встал тоже.
— Что тебе? — спросил Виктор.
— Ничего, — сказал подросток.
— Иди отсюда, — предложил ему Виктор, но подросток не тронулся с места.
Виктор повернулся и пошел вдоль стены. Подросток за ним. Они почти одновременно увидели раскрытую форточку в окне первого этажа, дотянуться до которой было невозможно, но если подросток встанет на плечи Виктору, то он дотянется, а при известной ловкости проникнет через нее в театр.
Подросток уже снимал пальто. Шапку он не снял.
— Я потом вам окно открою, — сказал он. — Вы меня только подсадите.
Виктор подсадил его.
Он гибко и бесшумно проскользнул в форточку и исчез в темноте.
Ждать пришлось недолго. Окно раскрылось. Виктор бросил подростку его пальто, подтянулся, и вот они уже стояли рядом на паркете, и где-то совсем близко от них звучали голоса актеров.
— Мы попали за кулисы! — шепотом говорил подросток. — Я так и думал! Я же знаю это окно!
— Ты что, театрал? — спросил Виктор.
— Тише! — сказал подросток, прислушиваясь к доносившимся голосам. — Сейчас конец второго действия... Точно...
Виктор различал уже в полутьме свешивающиеся сверху веревки, лестницу.
Женский голос говорил где-то рядом:
— Дом, в котором мы живем, давно уже не наш дом, и я уйду отсюда, даю вам слово...
— Это Аня, — сказал подросток шепотом.
— Если у вас есть ключи от хозяйства, то бросьте их в колодец и уходите! Будьте свободны, как ветер! — предложил мужской голос.
— А это? — спросил Виктор.
— Трофимов, — сказал подросток, — студент...
— Как хорошо вы сказали! — с восторгом ответила Трофимову невидимая отсюда Аня.
— Верьте мне, Аня, верьте! — продолжал крепнущий голос Трофимова. — Мне еще нет тридцати, я молод, я еще студент, но я уже столько вынес!.. Я предчувствую счастье, Аня, я уже вижу его...
— Восходит луна, — задумчиво сказал голос Ани, и тут же заиграла гитара.
Виктор засмеялся. Подросток показал ему кулак.
— Да, восходит луна, — сказал Трофимов и замолчал, а гитара играла. — Вот оно, счастье, вот оно идет! — Голос Трофимова дышал бодростью. — Подходит всё ближе и ближе, я уже слышу его шаги! И если мы не увидим, не узнаем его, то что за беда? Его увидят другие!
— Аня! Где ты? — вмешался еще один женский голос.
— Опять эта Варя! — сердито сказал голос Трофимова. — Возмутительно!
— Что ж? — сказал голос Ани. — Пойдемте к реке. Там хорошо.
— Пойдемте, — согласился Трофимов.
— Аня! Аня! — снова позвал женский голос.
Через несколько секунд раздались громкие аплодисменты.
— Пошли, а то сейчас здесь свет зажгут, — сказал подросток, весело блестя глазами. — Со мной не пропадешь!
Под продолжающиеся аплодисменты они быстро прошли по коридору.
Подросток шел впереди, свободно ориентируясь в полутьме и выбирая знакомый ему путь.
Виктор следовал за ним.
На мгновение открылась сбоку слева небольшая дверь — фанерная, скрипящая, пропустив сразу в темноту коридора яркое пятно света, и навстречу Виктору прошли не такие уж и молодые Аня и Трофимов; их лица еще несли выражение того, о чем они только что говорили на сцене, но это выражение сходило с них, остановившись в неподвижности, застыв на мгновение, пока они шли, но сходило.
Подросток исчез куда-то, и Виктор, уже сдав пальто, оказался один в пустом фойе.
В зале продолжались аплодисменты, а здесь еще не зажгли свет, было тихо, прохладно.
Музыканты, расположившиеся у стены, пробовали инструменты; буфет готовился принять посетителей. На мраморных столиках в тарелках лежали бутерброды с колбасой и сыром, высились бутылки воды и пива, нежнейшие пирожные покоились на тонкой бумаге.
Виктору открыли бутылку пива; он взял сразу два бутерброда, сложил их вместе и принялся за еду.
Но вот двери распахнулись, зажегся свет, и зрители, громко разговаривая и испытывая потребность в движении, в шуме, мгновенно заполнили фойе.
Многие, не задумываясь, направили свои шаги к буфету, где кроме пива и воды можно было выпить шампанского в разлив, а поскольку ничего другого не предполагалось, то пили шампанское, угощая своих дам, одетых в праздничные платья, чуть помятые за два действия.
Другие предпочитали совершать традиционный круг по фойе, обмениваясь впечатлениями и разглядывая друг друга, и в этом находили удовольствие.
Но вот оркестр, который незаметно, как бы исподтишка настраивал свои трубы и контрабасы, грянул на весь театр быстрый танец, вызвав сразу веселый переполох, общее движение, улыбки, взгляды, направленные в поисках девушек, которых необходимо тут же пригласить, а то налетят предприимчивые молодцы, и не успеешь произнести и слова, как увлекут их куда-то.
