Бранислав Нушич - Д-р
Протич. Что же вы посоветуете? Как нам поступить?
Живота. Пошлите ему письмо от имени вашего общества и попросите прочесть одну публичную лекцию.
Дамы. О, разумеется, с удовольствием!
Живота. А что касается меня (достает из шкафа деньги), примите сейчас эти сто динаров. В лучшие времена…
Дамы. Мы очень благодарны.
Живота. Только прошу вас без благодарности. Я даю это от чистого сердца и не хочу, чтобы меня благодарили. Вы можете написать об этом в газету, но не ради меня, а так, для примера другим.
Дамы. О да, это само собой разумеется.
Протич (встает). Значит, вы советуете послать господину доктору письмо?
Живота. Да, и как можно скорее.
Спасоевич. Сегодня же отправим.
Живота. Да. Сразу же напишите, а я все устрою.
Дамы. Благодарим вас, большое спасибо. Прощайте! (Уходят.)
Живота (провожает дам до дверей). Прощайте. Вот увидите, эта лекция будет настоящей сенсацией. Прощайте.
IXЖивота один.
Живота (возвращается, потирает руки как человек, довольный успешно выполненной работой; звонит домашний телефон). Алло! Господин Николич! Что? Что? Господин Даич вернулся с биржи? А? Неужели? Тогда у нас большой убыток!.. Можно, я не говорю, что нельзя, но… А что говорит господин Даич об этом неожиданном падении репарационных акций? Да, да, сейчас спущусь вниз… (Кладет трубку и идет к левой двери.) Славка! Славка! (Кому-то в дверь.) Не тебя. Где Славка, позови ее! (Возвращается к столу и запирает на ключ шкаф.)
XЖивота, Славка.
Славка (входит). Папа, ты меня звал?
Живота. Я жду звонка из Будапешта от моего агента и не хочу, чтобы в канцелярии слышали разговор. А мне надо спуститься вниз. Ты постой здесь у телефона и, как только позвонят, сразу же крикни мне.
Славка. Я только книгу возьму.
Живота. Иди возьми! (Целует ее.) Ты мой самый милый секретарь. (Выходит.)
XIСлавка, Велимир.
Славка уходит в комнату налево, в это время входит Велимир и останавливается в дверях.
Славка (возвращается с книгой. Удивленно). О!..
Велимир. Добрый день!
Славка. Каким чудом вы здесь?
Велимир. Меня позвал ваш отец.
Славка. Это ясно, иначе вы и не догадались бы прийти к нам.
Велимир. Признаюсь, и оправдаться нечем.
Славка. Значить, это не невнимательность, а равнодушие.
Велимир. Неправда!
Славка. Раньше, как школьный товарищ моего брата, вы часто приходили к нам и дружили со мной. По крайней мере воспоминания детства должны были бы привязать вас к нашему дому…
Велимир. Поверьте мне, я с большой радостью вспоминаю это время.
Славка. Вы знаете, я до сих пор храню одно ваше любовное письмо. Я тогда была в третьем классе, а вы в шестом.
Велимир. Умоляю вас, не храните его… мне так стыдно…
Славка. Вот как? Теперь я понимаю ваше равнодушие. Вы стыдитесь любви ко мне.
Велимир. Ах, умоляю вас. Ведь кто знает, какие грамматические ошибки найдутся в этом письме.
Славка. Любовь никогда не считается с грамматикой. Напротив, чем слабее грамматика, тем сильнее чувство. Впрочем, если вас это так беспокоит, я могу дать вам письмо для исправления ошибок.
Велимир. Дайте, дайте, я исправлю ошибки.
Славка. Может быть, вы захотите исправить в нем и ваше чувство?
Велимир. Зачем же?
Славка. Впрочем, вы его уже откорректировали. Вы так от всех отдалились…
Велимир. Нет, нет, вам только так кажется, поверьте!
Славка. Вы перестали дружить с моим братом.
Велимир. Но он вращается в обществе, которое мне не подходит.
Славка. И дружбу со мной… забыли.
Велимир. О, как был бы я счастлив вернуться к этой дружбе.
Славка. А что же вас останавливает?
Велимир. Обстоятельства… В жизни не все происходит так, как хочется.
Славка. Я вас не понимаю.
Велимир. Верно, я недостаточно ясно сказал. Да я и не умею говорить ясно.
Славка. Или искренне?
Велимир. Вы сомневаетесь в моей искренности?
Славка. Да, и не без оснований. В этом доме что-то произошло, а от меня скрывают, но я чувствую, что здесь что-то творится. Шепчутся при закрытых дверях, ведут секретные разговоры. Вас очень часто вызывает мой отец.
Велимир. Да, но здесь нет ничего таинственного. Ваш отец получает немецкие и французские письма, которые не хочет передавать в канцелярию.
Славка. И вы переводите их для него?
Велимир. Вы знаете, как я ему обязан. Я должен оказывать ему всевозможные услуги.
Славка (не убеждена). И все-таки я чувствую, что вы недостаточно искренни.
XIIЖивота, те же.
Живота (входит). А, пришел?
Велимир. Вы меня звали?
Живота. Да, звал. (Славке.) Не звонили?
Славка. Нет.
Живота (ласкает ее). Ты читала?
Славка. Ах, нет! Меня развлекал господин Павлович, хотя он и был сегодня очень скучен.
Живота. Хорошо, душечка, а теперь оставь нас, я хочу кое о чем поговорить с господином Павловичем с глазу на глаз.
Славка (подчеркнуто). Ну, конечно! С глазу на глаз! (Выходит.)
XIIIЖивота, Велимир.
Живота (после того, как они остались одни) Что лее это такое, братец?
Велимир. Что?
Живота (дает ему полученную телеграмму). Вот это.
Велимир (посмотрев на подпись). Д-р Райсер!
Живота. Кто это такой?
Велимир. Д-р Райсер?… Профессор Фрейбургского университета. Знаменитый ориенталист. Знает языки восточных народов – еврейский, арабский, турецкий, абиссинский, древнегреческий, из славянских – наш и чешский; чтобы слушать его лекции, приезжают из разных знаменитых университетов. Он автор монументальных трудов. Я не был его студентом, но лекции посещал регулярно, а поскольку он изучал славянские языки, мы сдружились.
Живота. Я тебя не спрашиваю, у кого и что ты учил, а спрашиваю, откуда и зачем эта телеграмма моему сыну?
Велимир (смотрит на адрес). Ну, а как же иначе?
Живота. Раз ты с ним подружился, почему же он тебе не прислал телеграмму?
Велимир. Но, господин Живота, вы же прекрасно знаете, что я жил в Фрейбурге под именем вашего сына: и он, и все знали меня только под этим именем.
Живота (понимает). Хорошо, пусть будет так, но что нужно этому твоему монументальному профессору в Белграде, зачем ты приглашаешь его, вот об этом ты мне скажи!
Велимир. Он сам говорил, что по пути в Афины завернет к нам на день, на два.
Живота. К нам? Что ему у нас надо? Ты хочешь сказать – к тебе?
Велимир. Да, он едет ко мне, но можно сказать – к вам.
Живота. Как так ко мне?
Велимир. Для него я ваш сын. И, возможно, он пожелает прийти с визитом к моим родителям. Я так много говорил ему о вас и о вашей любви ко мне.
Живота. Ну, а зачем ты болтал ему такую ерунду?
Велимир. Я был вынужден: он так внимательно относился ко мне, часто приглашал к себе домой, иногда оставлял обедать или ужинать.
Живота. Ты хочешь сказать, что я должен пригласить его?…
Велимир. Разумеется.
Живота. И при этом изображать твоего отца? Только этого мне не хватало! Вот видишь, молодой человек, хорошую же кашу заварил ты.
Велимир. Я и сам вижу, в какое неприятное положение поставил вас, но иначе было невозможно. Этого требовало приличие.
Живота. Э, коли ты пригласил его только для приличия, так только для приличия и принимай.
Велимир. Я чувствую, что вы сердитесь, но поверьте, это произошло во время обыкновенного разговора. Он говорил, что очень хотел бы побывать в Афинах, и я между прочим сказал ему: когда будете на пути в Афины проезжать через нашу столицу, заходите. Из простой учтивости я должен был ему это сказать.
Живота. Да, да, и он теперь из учтивости завернул.
Велимир. Более того, из учтивости и внимания к вам он, наверное, захочет вас навестить.
Живота. Эй, надо, чтоб он отказался или пусть не обижается, если я не буду так учтив, как он.
Велимир. Он знает, что я сын богатого отца.
Живота. Кто сын богатого отца?
Велимир. Я.
Живота. Да ведь твой-то отец – рассыльный в училище?
Велимир. Но об этом отце я не говорю, я о вас говорю.
Живота. Ну что ты все меня впутываешь?
Велимир. Потому что, возможно, потребуется немного потратиться на экипаж, на какую-нибудь экскурсию или, может быть, на обед.
Живота. Теперь пошло, опять расходы. А у твоего профессора нет привычки бить зеркала?
Велимир. Мне неприятно причинять вам беспокойство и вводить в расходы, но…
Живота. Тебе неприятно вводить меня в расходы, а мне неприятно платить Один из приличия бьет зеркала, а я плати. Другой из приличия приглашает знаменитостей – опять я плати. Так больше продолжаться не может!.. При случае я тебе помогу кое-что заработать, а его встречай на собственные денежки.
Вел ими р. Отчего же нет? Еще лучше!..
