Михаил Погодин - Марфа, Посадница Новгородская

Нет.

Где ж он стоит теперь с своею ратью?

Верстах уж в сорока — и никогда
В Руси быстрей похода не бывало.
В семь дней был Иоанн на полдороге.

Зачем же вы не доносили прежде
О важных сих событиях народу?
Теперь беда почти над головой…

Кто мог подумать, что пустое дело,
Двух низких беглецов нелепый вымысл,
Внезапно явится в столь грозном виде?
Кто ожидал зимою нападенье?
Однако втайне мы приняли меры:
Послали в Псков гонцов и к Казимиру[18],
В Ганзу[19], за помощью на случай нужды.
Оружие, запас копили для осады.
Граждане многие о наших мерах знали:
Борецкие, Панфильевы, Гулдовы,
Репеховы, Ланкины, Муравьевы[20].
А всем пустить в огласку мы не смели,
По старому обычью наших предков,
Чтоб враг не обратил чего на пользу
Себе.

Мы думали, что лишь начнутся
Теперь переговоры с Иоанном,
А к нам нежданная приходит весть:
Московский князь велел всем русским силам
Собраться в Тверь, не говоря ни слова
О цели поголовного похода, —
И вдруг, явившись сам на месте сбора,
Им указал на Новград.

Сколько рати
Имеем мы?

Осьмнадцать тысяч кроме
Владычняго полка.

Но где владыка,
Достойный Феофил? Как в страшный час,
Когда его любезной, верной пастве
Свирепый волк погибелью грозит,
Мы кроткого чела его не видим,
Не слышим тихого, святого наказанья!

Чрез силу он служил обедню ныне,
Чтоб вынуть часть за здравье новгородцев[21],
Об их спасенье богу помолиться.
Теперь, усталый и больной, не может
Присутствовать на вече, но со мною
Прислал вам свой совет.

Скорей, скорей
Скажи его святое поученье!

Он думает согласно с божьим словом:
Против рожна нам прати невозможно.

Московский князь напал на нас врасплох.
У нас нет сил, союзников, запасов.
Ганза и Псков и Казимир не могут
Нам помощь дать к такому спеху. Правда, —
Готовы мы погибнуть за Софию,
Но в пользу ли кровопролитье будет?
Пусть судит бог неправого в сем деле,
Мы можем лишь просить его пощады.
Итак, пошлем посольство в стан Московский
Челом ударить в землю Иоанну.
Хоть он не хочет слушать перговоров,
Но это ведь не в первый раз: сон грозен.
Бог милостив — и попытаться должно.
Сберем даров ему и денег…

Господин
Конец Неровский тысячу рублей
Серебряных дает.

Гончарский две.

Словенский три.

Плотенский три и десять
Поставов ипрского сукна[22].

Наш Людин
Сто корабельников[23], да золотой посуды
На тысячу рублей, вина пять бочек.

Пожалуй — окуп[24] мы дадим, какой угодно.

Владыка мнит, что кой-каким и правом
Податься можно.

Лишь бы остальные
Соблюсть.

Каким же правом-то податься?

Принять к себе княжих тиунов?[25]

Нет!
Нет — Новград судится своим судом.

Допустим ли, чтоб подлый раб Московский[26],
Велению чужому повинуясь,
Решал и жизнь и смерть новогородца!

Наемник ли радеть о стаде будет?

Не предложить ли князю наше войско
В услугу для его походов разных?

Нет — наша кровь должна лишь проливаться
За родину!
Честному ль новгородцу
Служить орудьем для московских ковов?

Мы будем Русь хранить от Польши, шведов,
От Крыжаков[27] — ему чего же больше?

Иль дать ему из волостей боярских
В Новгороде?

И монастырских можно.

Совет нелепый! Вы хотите руку,
Отсекши у себя, врагу приставить.
Как можно Иоанну в нашем сердце
Давать владения — себе на гибель?
Коль уступать, так мы уступим легче
Из городов или земель граничных:
Торжок иль Вятку, или Двинску область.
Умножим пошлину с двух сох по гривне[28].

За что? — Эк вы! и так мы платим слишком.

Друзья! нам дорог каждый миг. Мы здесь
Беседуем, а грозный враг не дремлет,
Спешит без устали, палит и жжет,
И рушит города и села наши,
И жителей невинных умерщвляет.
Не лучше ли, избрав друзей народа
В посланники, — вручить им полномочье.
Пускай, узнав расположенье князя,
Употребив все средства, в крайней нужде
Уступят то, что бог на ум положит.

Так — выбирать посланников скорее!

Нет, прежде мы хотим услышать Марфу,
Что думает она о вашем слове.

Я вот что думаю: вы положили
Унизиться перед Московским князем,
Ему своими кровными правами
Пожертвовать — но что уступкой робкой
Вы приобресть от властолюбца льститесь?
Спасенье? — Нет! — Отсрочку только казни
Получите: он даст покой вам на год,
Вы будете мереть лишь долгой смертью,
Страдать перед последним часом дольше.
Чрез год опять он под предлогом новым
Придет сюда, — с ножом пристанет к горлу,
Кровь вытянет еще из свежей жилы[29],
Потом опять — пока лишь в трупе вашем
Останется хоть капля древней жизни.
Так действовал сначала князь Московский.
Так неприметно, шаг за шагом
Ступая, очутился пред вратами,
Пробрался к нам на площадь вечевую.
Смотрите — здесь уж он меж нами.

В лице своих клевретов боготступных.

Которые они?.. Кто?.. Укажи.

Он сеет рабский дух[30], смущенье, робость.
Смотрите — крадется как тать полночный,
Язык из колокола вырвать хочет,
Язык святой свободы новгородской,
Заветное наследство предков.

И вы решилися молиться татю?
Стыдитесь, братья! Не молитвой слезной
Должна спастись Святая наша Софья!
Не так ее отцы спасали, деды
На Липецких полях, при Альте, от Андрея[31].
Не так ее и вы спасете сами.

Воспрянем от чужого наважденья,
Решимся все принять на жертву чести,
Наденем саван, обречемся смерти,
Зажжем наш город!
Иоанн сробеет
Перед решеньем твердым новгородским,
Пожарища себе взять не захочет,
Откажется от притязаний лишних,
Оставит нам и суд и наше вече.
Поверьте: сила не в числе, а в воле.

Вот мой совет, вот средство нам спастися,
Достойное великих предков наших.
Вот средство нам возвысить дух народный,
Упавший средь уступок беспрерывных.