Славомир Мрожек - Хочу быть лошадью: Сатирические рассказы и пьесы
— Подайте заявление и ждите своей очереди.
— Ха-ха! — засмеялся бы я. — Разве вы не видите, что я не какой-то там серый человек? Я особенный, необыкновенный!
И сразу бы получил современную большую квартиру с ванной.
Я выступал бы в кабаре, и никто бы не мог сказать, что я не талантлив. Даже тогда, когда мои тексты были бы плохие. Наоборот.
— Для лошади это неплохо, — хвалили бы меня.
— Вот это голова, — восторгались бы другие.
Не говоря уже о выгоде, которую я извлекал бы из пословиц и поговорок: лошадиное здоровье, работает как лошадь, у лошади четыре ноги, и то спотыкается…
Разумеется, существование в лошадиной ипостаси имело бы и отрицательные стороны. Моим врагам я дал бы в руки новое оружие. Свои анонимные письма ко мне они начинали бы со следующих слов: «Разве вы — лошадь? Вы жалкий пони!»
Женщины проявляли бы ко мне интерес.
— Вы какой-то особенный… — говорили бы они.
Отправляясь на небеса, я, в силу факта, получил бы крылья и стал бы пегасом.
Крылатый конь! Что может быть красивее?
Тихий сотрудник
Однажды, стоя у окна, я увидел на улице похоронную процессию. Простой гроб на обычном катафалке везла только одна лошадь. За катафалком шла вдова в трауре и еще три человека, видимо, друзья, родные и знакомые покойного.
Скромный этот кортеж не привлек бы моего внимания, если бы не красный транспарант, которым был украшен гроб: «Да здравствует!» Заинтересовавшись, я вышел на улицу и пошел за процессией. Так я оказался на кладбище. Покойника хоронили в самом дальнем углу, среди берез. Во время погребального обряда я держался в стороне, но потом подошел к вдове и, выражая ей свое соболезнование и уважение, спросил, кем был покойный.
Оказалось, что он был чиновником. Вдова, растроганная моим вниманием к личности покойного, рассказала мне некоторые подробности последних дней его жизни. Она жаловалась, что ее муж мучился от странной добровольной работы. Он беспрерывно писал записки по вопросу новых форм пропаганды. Я сделал вывод что пропаганда актуальных лозунгов стала главной целью его предсмертной деятельности.
Я попросил у вдовы разрешения посмотреть последние работы ее мужа. Она согласилась и передала мне два листа пожелтевшей бумаги, исписанной четким, немного старомодным почерком. Таким образом я познакомился с его записками.
«Возьмем, к примеру, мух» — так звучала первая фраза. — «Часто, когда я сижу после обеда и смотрю, как вокруг лампы летают мухи, во мне пробуждаются различные мысли. Какое это было бы счастье, думаю я, если бы у мух тоже было сознание, как у всех других. Схватишь муху, оторвешь крылышки, и, намочив ее в чернилах, пустишь на гладкую чистую бумагу и смотришь. А муха ходит по бумаге и выписывает: „Помогайте авиации“. Или какой-нибудь другой лозунг».
По мере того, как я читал, передо мной все яснее вырисовывался духовный облик покойного. Это был человек открытый, очень глубоко проникшийся идеей помещения лозунгов и транспарантов всюду, где только можно. К одной из самых оригинальных мыслей относится его идея высевания специального клевера.
«Путем сотрудничества художников с агробиологами, — писал он, — можно было бы вывести специальный сорт клевера. Там, где в настоящее время это растение имеет одноцветный цветок — путем соответствующей подготовки семян, — вырастал бы маленький цветочный портретик какого-нибудь руководителя или передовика труда. Представьте себе поле, засеянное клевером! Время его цветения! Разумеется, могут случиться и ошибки. Например, портретируемая особа, у которой нет ни усов, ни очков, вследствие смешения с другими сортами семян может оказаться на портрете или после того, как клевер взойдет, — в очках и с усами. Тогда нам не останется ничего другого, как скосить все поле и засеять его заново».
Замыслы этого старика были все более ошеломляющие. Ознакомившись с записками, я, конечно, понял, что транспарант «Да здравствует!» был водружен на могиле согласно последней воле покойного. Бескорыстный изобретатель, фанатик наглядной агитации даже в роковую минуту стремился выказать свой энтузиазм.
Я предпринял шаги, чтобы узнать обстоятельства, при которых он ушел из этого мира. Оказалось, что он пал жертвой собственного рвения. По случаю государственного праздника он разделся догола и раскрасил свое тело полосами — семь продольных разноцветных полос, каждая из которых соответствовала одному из цветов радуги. Потом он вышел на балкон, забрался на перила и попробовал сделать гимнастическую фигуру «мостик». Таким способом он хотел создать живой образ, представляющий радугу или наше светлое будущее. К сожалению, балкон находился на третьем этаже.
Я вторично пошел на кладбище, чтобы найти место его вечного упокоения. Но, несмотря на долгие поиски, мне так и не удалось найти берез, среди которых он был похоронен. Поэтому я присоединился к оркестру, который по случаю вечерней переклички проходил мимо, играя бодрый марш.
Дети
В эту зиму выпало столько снега, что хватит на всех.
На рынке дети из снега лепили снежную бабу.
Рынок был просторный, много народа ежедневно приходило туда. Окна многочисленных учреждений смотрели на рынок. А рынок не обращал на это никакого внимания и только ширился. В самом центре этого рынка дети шумно и весело лепили из снега потешную фигуру.
Сначала скатали большой шар. Это был живот. Потом поменьше — это были плечи и спина. Потом совсем маленький — из него сделали голову. Пуговички снежной бабе сделали из черных угольков, чтобы могла застегиваться наглухо. Нос у нее был из морковки. Словом, обыкновенная снежная баба, несколько тысяч которых ежегодно появляется по всей стране, поскольку с выпадением снега дело обстояло неплохо.
Детям это приносило огромную радость. Они были просто счастливы.
Прохожие останавливались, смотрели на бабу и шли дальше. Управления управляли как ни в чем не бывало.
Отец был очень доволен, что его дети резвятся на свежем воздухе, что щечки у них от этого румянятся, а аппетит растет.
Но вечером, когда все уже сидели дома, кто-то постучал в дверь. Оказывается, пришел продавец газет, у которого на рынке был свой киоск. Он извинился, что так поздно, но он считал своим долгом поделиться с родителями некоторыми соображениями. Разумеется, дети еще очень малы и нужно за ними следить, иначе из них ничего хорошего не выйдет. Он никогда не осмелился бы прийти с этим вопросом, но сделал это только ради детей. С воспитательными целями. Б отношении носа из моркови, который дети сделали снежной бабе. Почему он красный? У него у самого нос красный. Он его отморозил. А вовсе не от водки. Но это не причина, чтобы публично делать намеки на его нос. Словом, он просит, чтобы больше этого не было. Это так, с воспитательной точки зрения.
Отец принял замечания продавца газет близко к сердцу. В самом деле, дети не должны ни над кем подтрунивать, даже над тем, у кого красный нос. Они в этом еще ничего не понимают. Он позвал детей и строго спросил, показывая на продавца газет:
— Это правда, что вы нарочно сделали снежной бабе красный нос, как у этого дяди?
Дети были искренне удивлены, даже не поняли, о чем идет речь. Когда же наконец поняли, ответили, что ничего подобного и не думали.
Но отец, на всякий случай, в наказание, оставил их без ужина.
Продавец газет поблагодарил и ушел. В дверях он столкнулся с председателем местного кооператива. Председатель поздоровался с хозяином дома, которому было приятно приветствовать у себя такое значительное (как-никак) лицо. Увидев детей, председатель сморщился, фыркнул и сказал:
— Это хорошо, что я их застал здесь, этих сопляков. Вы должны держать их построже. Они маленькие, да удаленькие. Смотрю я сегодня из окна нашего склада на рынок, и что же вижу? Они себе преспокойно лепят снежную бабу…
— А, вы имеете в виду этот нос… — догадался отец.
— Нос — ерунда! Представьте себе, они скатали сперва один ком, потом другой, потом третий — и что же? Второй поставили на первый, а третий на второй! Разве это не возмутительно?
Отец не понимал. Председатель начал волноваться еще больше.
— Ну как же, разве не ясно, — они намекали на то, что в нашем кооперативе вор на воре сидит. А это клевета. Даже если такие материалы поступают в прессу, все равно нужны доказательства, но куда уж дальше, если на это намекают публично, на рынке. — Он, председатель, принимая во внимание их юный возраст и опрометчивость, не будет требовать опровержения. Но чтобы больше этого не повторялось.
Когда у детей спросили, действительно ли они, ставя один снежный шар на другой, хотели дать понять, что в кооперативе вор на воре, — они стали это отрицать и расплакались. Однако, на всякий случай, отец поставил их в угол.
