Николай Эрдман - Мандат
Павел Сергеевич. Ты что же, оглохла? Родная мать надрывается, а ты молчишь?
Варвара Сергеевна. Мне кричать вредно, у меня регент колоратурное сопрано обнаружил.
Павел Сергеевич. Ну и сиди в девках со своим сопраном.
Надежда Петровна. Ты что же, все дело испортить хочешь? Кричи, когда тебе говорят!
Варвара Сергеевна. Настька!
Павел Сергеевич. Какой у тебя, Варвара, голос до невозможности противный, прямо не знаю.
Варвара Сергеевна. Противный?! У меня регент…
Павел Сергеевич. Дурак твой регент. Настька!
Все. Настька!
Настя. Я!
Все. Ой!
Явление пятое
Те же и Анастасия Николаевна (Настька), кухарка Гулячкиных.
Надежда Петровна. Ты что кричишь? Ты что разоралась, я тебя спрашиваю? Ты где – на улице или в доме?
Настя. Я…
Надежда Петровна. Молчи, когда с тобой разговаривают. Тебе гренадером надо родиться, а не кухаркой. Не возражай. Тебя почему дозваться нельзя? А? Ты что же, опять книжки читаешь?! Что, я тебе жалованье плачу, чтобы ты на него книжки покупала? А?
Павел Сергеевич. Мамаша, передохните немного. Хотел я вас, Настя, спросить: что, к вам знакомые из рабочего класса не ходят?
Настя. Я, Павел Сергеевич, барышня.
Павел Сергеевич. Я не о том говорю. Я вас спрашиваю: что, у вас знакомых из рабочего класса нету?
Настя. У незамужних барышень знакомых не бывает.
Надежда Петровна. Настька, не ври!
Настя. Я, Надежда Петровна, у разных господ служила, и никогда у меня никаких знакомых не наблюдалось. Можете справиться.
Надежда Петровна. Настька, не ври, я тебе говорю.
Настя. А если вы, Надежда Петровна, об Иване Ивановиче говорите, так он не мужчина вовсе, а жилец.
Надежда Петровна. Что?
Настя. И если они меня в свою комнату приглашали, то это исключительно для увеличения бюста.
Варвара Сергеевна. А?
Павел Сергеевич. Для чего?
Настя. Для увеличения бюста.
Варвара Сергеевна. А?
Надежда Петровна. Ты, Настька, совсем очумела. Я свою законную дочь замуж выдаю, а ты у меня в доме развратом занимаешься. Что, я тебе жалованье плачу, чтобы ты на него свой бюст увеличивала? А?
Варвара Сергеевна. Оставьте ее, мамаша, пожалуйста, это даже очень интересно. Скажите, Настя, он его в самом деле увеличивает?
Павел Сергеевич. Варенька?
Варвара Сергеевна. А?
Настя. На самом деле.
Павел Сергеевич. Варвара?
Варвара Сергеевна. Как же он это делает?
Павел Сергеевич. Варька!
Настя. Вот уж не знаю, а только он мне сам предложил. Я, знаете, когда в Трехсвятительском переулке жила, так у нас там как раз напротив фотография-миниатюр помещалась под названием «Электрический Шик». Ну, я, конечно, в этом «Электрическом Шике» для своего собственного развлечения полдюжины карточек заказала. Но, как вы, барышня, сами знаете, карточки эти размера маленького и лицо на них получается только до пояса. Опять же, как у нас Иван Иванович человек, можно сказать, с фотографическим образованием, так они мне вчера и говорят: «Я, говорит, Анастасия Николаевна, для вас ваш бюст увеличу».
Варвара Сергеевна. Вот идиотка, только зря обнадежила.
Надежда Петровна. Ты что же это? А? Сейчас же пошла на кухню и чтоб духу твоего не было.
Настя уходит.
Явление шестое
Те же без Насти.
Надежда Петровна. Сколько я из-за этой девки переживаний испытываю, прямо никаких нервов не напасешься.
Павел Сергеевич. В данный момент этот вопрос второстепенный, мамаша. Вы мне лучше скажите, мамаша: что я со своими родственниками делать буду, когда их у меня нету?
Варвара Сергеевна. Тоже заладил: родственники да родственники.
Павел Сергеевич. Заладил. Ты что сказала – заладил? Нет, скажите на милость – «заладил»! И что это за новое слово такое – «заладил»? Главное дело, заладил, тоже заладил-заладил. Я тебя спрашиваю: ты что сказала?
Варвара Сергеевна. Заладил.
Павел Сергеевич. Заладил?
Варвара Сергеевна. Натурально.
Павел Сергеевич. Так вот тебе, Варвара, мой ультиматум. Пока ты мне родственников из рабочего класса не найдешь, ты у меня из девического состояния не выйдешь. Это раз.
Варвара Сергеевна. Где же я их, Павел, достану?
Павел Сергеевич. Я тебе убедительно повторяю: это раз. А жильца вашего, который посторонним кухаркам бюсты увеличивает, вы мне отсюда выживите. Я с ним под одной кровлей все равно не останусь – это два.
Варвара Сергеевна. Да разве его, Павел, выживешь?
Павел Сергеевич. Ты говоришь, что не выживешь?
Варвара Сергеевна. Определенно.
Павел Сергеевич. А я говорю, что это два. Всего хорошего. (Уходит. Варвара Сергеевна—вслед за ним.)
Явление седьмое
Надежда Петровна, Тамара Леопольдовна.
Надежда Петровна. Тамара Леопольдовна, вы ли это? Господи, счастье какое.
Два человека вносят сундук.
Батюшки, никак вы ко мне переезжаете, Тамара Леопольдовна?
Тамара Леопольдовна. Ах, и не спрашивайте, Надежда Петровна.
Надежда Петровна. Ах, я не понимаю, Тамара Леопольдовна.
Тамара Леопольдовна. Ах, это просто ужас, Надежда Петровна.
Надежда Петровна. Ах, вы меня пугаете, Тамара Леопольдовна.
Тамара Леопольдовна. Ах, и не говорите, Надежда Петровна! (Носильщикам.) Ставьте его сюда. Так. Больше вы мне не понадобитесь.
Два человека уходят.
Надежда Петровна. Присаживайтесь, присаживайтесь, Тамара Леопольдовна, вот в креслице на подушечку. Здоровьице-то ваше, Тамара Леопольдовна, здоровьице?
Тамара Леопольдовна. Неужели вы не видите, что на мне лица нет?
Надежда Петровна. Батюшки, никак с вами несчастье приключилось?
Тамара Леопольдовна. Ах, это такой кошмар, это такой кошмар! Вы только подумайте, Надежда Петровна, у нас обыск сегодня ожидается. Разве мужики могут оценить даму, Надежда Петровна?
Надежда Петровна. А за что же они, окаянные, вас обыскивать будут?
Тамара Леопольдовна. Какая вы наивная, Надежда Петровна. Как – за что? Разве теперь что-нибудь за что-нибудь бывает?
Надежда Петровна. Ну что это за жизнь такая, что за жизнь!
Тамара Леопольдовна. Ах, и не говорите. Такая великая страна – и вдруг революция. Прямо неловко перед другими державами. Знаете, Надежда Петровна, мой муж всегда говорит: «Если бы революцию сделали через сто лет, я бы ее принял».
Надежда Петровна. Что же вы теперь делать будете, Тамара Леопольдовна?
Тамара Леопольдовна. У меня к вам просьба, Надежда Петровна, только не знаю, согласитесь ли вы.
Надежда Петровна. Да я для вас… ведь вы у нас прежде первой покупательницей были, Тамара Леопольдовна.
Тамара Леопольдовна. В таком случае оставьте у себя этот сундук.
Надежда Петровна. Только-то и всего?
Тамара Леопольдовна. Ай, не думайте, пожалуйста, этот сундук очень опасный.
Надежда Петровна. Опасный?
Тамара Леопольдовна. Вот посмотрите. (Открывает.)
Надежда Петровна. Платье. А уж я подумала – бомба.
Тамара Леопольдовна. Ах, если бы вы знали, чье это платье, Надежда Петровна.
Надежда Петровна. Разве не ваше, Тамара Леопольдовна?
Тамара Леопольдовна. Ах, и не спрашивайте. Надежда Петровна.
Надежда Петровна. Ах, да чье же, Тамара Леопольдовна!
Тамара Леопольдовна. Ах, и не говорите. Надежда Петровна!
Надежда Петровна. Ах, скажите, Тамара Леопольдовна!
Тамара Леопольдовна. Ну, так знайте, Надежда Петровна… Это платье… Закройте дверь, Надежда Петровна.
Надежда Петровна. Закрыла, Тамара Леопольдовна!
Тамара Леопольдовна. Это платье… Александры Федоровны.
Надежда Петровна. Какой же это Александры Федоровны? Это уж не акушерки ли Александры Федоровны, с которой мы вместе Павлушу рожали?
Тамара Леопольдовна. Какой акушерки, Надежда Петровна, – императрицы!
Надежда Петровна. Импе… ох, Тамара Леопольдовна!
Тамара Леопольдовна. Ох, Надежда Петровна! Словом, если это платье обнаружат у нас – мы погибли!
Пауза.
Надежда Петровна. Какие ужасы говорите вы. Вы лучше его забросьте куда-нибудь, Тамара Леопольдовна!
