Уильям Йейтс - Звездный единорог. Пьесы

Где Кухулин?
Из глубины сцены появляется Кухулин.
К тебе я от Эмер.
Твоя жена меня к тебе прислала,
Чтоб ты забыл о лени, ибо Медб,
С собою взяв из Коннахта злодеев,
Амбары и дома жжет в Эмайн Маха:
Твой дом в Муиртемне уже сгорел.
Не думай о причинах этих бед,
Скачи на битву, смерти не страшась.
Готова сцена, выход за тобой.

Ты опоздала с вестью. Я все знаю,
Уже послал гонца собрать людей,
Вот жду его. А что там у тебя?

Где? Ничего.

Да у тебя в руке.

Нет.

Нет? А что тогда в руке ты держишь?

Ах, это! Как оно ко мне попало?
Я прямо от Эмер,
Мы встретились.
Поговорили.

От Эмер письмо.
В нем о другом. Промедлить, верно, должен
До завтра я. На сей раз ждет меня
Беда, из коей мне живым не выйти.
Наутро ж Конал Кернах будет тут
С великим воинством.

Не понимаю.
Кто и зачем письмо вложил мне в руку?

Что ж понимать? Я до утра промедлить
Тут должен; а тебя прислали, чтоб
Меня тут задержать. Да нет, не бойся,
Написано здесь так. Мне ж по душе,
Как сказано тобой, скакать на битву.
Немного нас тут, но мы все едины.
Победа не всегда бывает легкой.
Входит Морригу и становится между ними.

Скажи, кто между нами встал сейчас?
Не видно никого.

Нет никого.

Кто с птичьей головою из богов?

Ну, голова воронья у Морригу.

Богиня войн Морригу между нами
И черным трогает крылом плечо
Мое.
Морригу уходит
Медб на меня наслала сон;
Когда юнцом ты, Кухулин, с ней спал,
Красива Медб была, как птичка, но
Потом другою стала, глаз во лбу
У ней.

У ней во лбу сверкает глаз?
И у нее воронья голова?
Но в той, что в рот тебе слова вложила,
Не видел я уродства никакого.
Ты не придумала? Ищи себе
Того, кто помоложе. Или правда,
Что, испугавшись, ты сама решила
Меня на смерть послать своим умом?
В волненье ж ты забыла о письме,
Что у тебя в руках.

Проснулась я,
Слыла всегда рассчетливою Медб.
И ты поверишь мне, кому ж еще?

Я обезумел после смерти сына,
Войной пошел на море, и жена
Меня вернула к жизни.

Много жен
Тебе служило, но меня ты выбрал.

Боялась ты, что, если изменилась,
Тебя убью, но все уж по-другому
В подлунном мире, и урод здесь я,
Коль все такой же.

Я тебя любила,
Ты не прощал предательство тогда
И, если мне не веря, ты прощаешь,
То, верно, смерть твоя не за горами.

Ты громко говоришь - и возле двери;
Зачем кричать о смерти, да еще
С таким волненьем, ведь не знаешь ты,
Кто может нас подслушать из-за двери?

Возможно, кто предателя запомнит,
В ком страсть еще бурлит для жизни,
Кто не торопит смерть. Когда уйдешь,
Я всем представлюсь: поварам, гонцам,
И оружейникам, и поварятам.
Пусть бьют ковшами и ножами режут,
На вертел пусть сажают, пусть умру
Позорной смертью, что им будет люба,
И тень моя между другими встретит
Открытым честным взглядом тень твою.

Ах, речи жен, замысливших худое.

Твой конь готов. И люди ждут приказа.

Сейчас, сейчас. Всего один вопрос.
Та женщина, что вне себя от горя,
Сказала, будто ложь в ее словах,
Так как она предать меня решила
И смерть мне уготовить. Что же делать?
Как мне спасти ее от чар враждебных?

Она призналась?

Правда мне известна!
Она явилась с вестью от жены.

А если дать ей макового сока?

Что ж, дай, но береги ее от смерти,
Как самого себя. Коль не вернусь,
Пусть Конал позаботится о ней,
Его ведь любят жены.

Вот знать бы,
Что та Морригу с головой вороньей
Была честна и правду мне сказала
О том, что скоро Кухулин умрет.

Эй, Кухулин, ты узнаешь меня?

Ты меч в руках держала; думал я,
Что мы убьем друг друга, но потом
Ты ослабела, и я меч забрал.

Смотри же, Кухулин! Смотри еще!

Ах, волосы твои белым-белы.

Пора забыть о прошлых временах.
Мой наступил черед. А ты умрешь.

Где я? Зачем я здесь?

Ты всех прогнал,
Ведь получил ты шесть смертельных ран,
Потом из родника хотел напиться.

На камень я накинул пояс свой,
Чтоб крепко привязать себя к нему
И стоя умереть, но сил уж нет,
Ты пояс затяни.

Тебя я знаю.
Ты - Айфе, и мой сын твоим был сыном.
Я помню наш источник Ястребиный
И берег Байле, где убил его.
Так, значит, чудо сотворила Медб,
Чтоб ты могла убить меня по праву.

По праву - да, но Медб тут ни при чем,
И воины ее меня не знают,
Из Маха серый конь, в бою убитый,
Вновь появился, выйдя из воды,
Живой как будто, обошел три раза
Вокруг тебя и камня, а потом
Опять ушел под воду, и никто
Из всех ни шагу не посмел ступить,
Кроме меня.

Ну, у тебя есть право.

Старуха я теперь, и, чтобы ты,
Не вырвался на волю, отдохнув,
Покрепче к камню привяжу тебя
Своею шалью.

Не порви ее.
Прекрасны твои шали. Помню ту,
Что золотом сверкала.

Я забыла.

Зачем тебе лишаться этой шали?
Ведь, много крови потеряв, ослаб я.

Боялась я тебя, но вот связала
И больше не боюсь... Как бился сын мой?

Со временем он мог бы стать искусней,
Но лучше? Нет!

Слыхала, ты не знал,
Как мальчика зовут, но Айфе он
Тебе напомнил, и стать другом ты
Хотел ему, да Конхобар был против.

Да, против. Конхобар велел сражаться.
В тот день я в верности ему поклялся
И клятве изменил, сказал о сходстве,
Но кто-то речь завел о колдунах,
И я решил, что сходство - их работа,
Мы стали драться, я убил его,
Потом сошел с ума и с волнами
Сражался.

Я была непобедима,
А ты забрал мой меч, меня же бросил
Одну в горах, но я тебя нашла.
Я девою легла с тобою рядом
И ненависть узнала, как ушел ты,
И поклялась убить тебя во сне,
Но сына ночью родила меж черных
Двух тернов.

Я тебя не понимаю.

Умрешь ты скоро!
Идет к нам кто-то.
Селянин, верно. Он тебя увидит
И, беззащитный, содрогнется в страхе.
А я исчезну, правда, я еще
Кое о чем тебя спросить хочу.