Михаил Задорнов - Русские — это взрыв мозга! Пьесы
Какая-то женщина отводит от дерущихся мужчину. Вытирает ему яйцо платком. Платок в крови.
Режиссёр (оператору). Смотри, кровь! Ура! Возьми её крупным планом… Чудненькая красочка!
Анечка с Изей поднимают над бочкой рекламный плакат: «Шварценеггер пьёт русский квас».
Мойша (выкрикивает, сильно грассируя). Квас! Холодный квас! П-ррр-идаёт силы! Ррр-усские бога-тыр-р-ри во вр-р-ремя срр-ражений всегда пили квас!
Дворник понимает, что порядка во дворе ему всё равно не добиться, машет рукой и идёт пить квас. На плече у него кошка.
Дворник (кошке). Ну, что скажешь, Лиза?
Кошка. Мяу…
Дворник. Вот и я так думаю. Лишь бы войны не было. (Мойше.) Дай-ка нам с Лизой кваску, а?
Парапсихолог подходит к бочке с квасом.
Парапсихолог (Изе). Я понимаю, вы здесь главные. Мы с женой парапсихологи.
Изя (с одесской интонацией). Короче. Ви что хотите? Зарядить наш квас? Я правильно вас понял?
Парапсихолог. Да. Откуда вы знаете?
Изя. И ви хотите за это десять процентов?
Парапсихолог. Да… Вы что, тоже парапсихолог?
Изя. Нет. Я пятнадцать лет жил в Израиле. Меня зовут Изя. А фамилия – Нахимзон. Ты думаешь, тебе удастся одурачить человека с такой фамилией? Ты лучше о своей жене позаботься. У неё же глаза устали. Ты меня понимаешь?
Ясновидящая (дёргает мужа за рукав). Пойдём, Андрон! У меня и вправду глаза устали. (Возвращает зрачки в глаза.) Фу, надо отдохнуть. А то навсегда окосеть можно.
Изя. Да, ребята, давайте. Вы своим бизнесом занимайтесь, мы – своим. Дураков на всех хватит.
Парапсихолог и жена отходят.
Изя (своей жене). Хотя идея неплохая. (Выкрикивает.) Квас! Зар-ряженный лучшими пар-рапсихо-логами р-русский квас! Пр-ридаёт силы, лечит все болезни!
К бочке подходят первые клюнувшие на рекламу клиенты.
Режиссёр ставит перед камерой интеллигентного вида человека, на лице которого черты всех национальностей сразу, как обычно бывает у политических обозревателей.
Ведущий. Анхирст Засильич! Не могли бы вы спрогнозировать, как будут, по-вашему, развиваться события в этом дворе далее?
Эксперт. Я считаю, есть два пути, по которым пойдёт развитие. Первый и второй.
Ведущий. Это очень интересно. И очень точно. Эксперт. Первый: конфликт утихнет к вечеру. Второй: он к вечеру не утихнет. Конечно, всё будет зависеть от того, как поведёт себя в этой ситуации наш президент. Какой он указ издаст завтра и каковы будут его предложения на саммите в следующем месяце.
Проходящий мимо старичок ненароком бросает фразу, что в подъезде заложена бомба.
Режиссёр. Как! Еще и взрыв? Какой удачный день! Бегом к подъезду!
Зевака (выводит из соседнего подъезда своих детей. Ставит около камеры): Стойте вот тут, дети, ждите взрыва. Будете хорошо себя вести, вас по телевизору покажут.
На втором плане, у бочки с квасом, уже очередь.
У подъезда второй телохранитель бизнесмена разговаривает по переговорному устройству.
Зяблик. Сокол, Сокол! Это я, Зяблик! Почему не отвечаешь? (Ответа нет. Вместо ответа слышатся стоны, вздохи, возня.) Сокол, Сокол! Ты где?
Сокол. Я тут. (Кряхтит.)
Зяблик. Где тут? Ты кого-то нашёл?
Сокол. Кого-то нашёл…
Зяблик. А чего кряхтишь? Сопротивляется?
Сокол. Нет. Не сопротивляется.
Зяблик. А что это за звуки?
Сокол. Это я сопротивляюсь.
Зяблик. Тебе что, нужна помощь?
Женский голос. Нужна! Ему очень нужна помощь. Он один не справляется. Квартира восемнадцать. Быстрее!
Зяблик. Держись, Сокол! Это я, Зяблик! Иду на подмогу. (Ставит машину на сигнализацию и бежит вверх по лестнице.)
Кагэбэшник осторожно, как из окопа, выглядывает с балкона. Убеждается, что у «мерседеса» никого нет. Присаживается под цветами. Берёт два горшка с землёй и, как гранаты, бросает вниз с балкона.
Кагэбэшник. Это вам за Ленина. Это – за Дзержинского!
Один горшок попадает на крышу, другой – на капот. Срабатывает сигнализация. Машина ревёт, как раненый зверь. Довольный кагэбэшник исчезает в двери, напевает тихонько: «Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…»
Из окошка выглядывает расхристанный Зяблик, за ним – Сокол.
Сокол. Кто? Кто это сделал?
Кагэбэшник (выглядывает уже из окна, говорит Зяблику). Я заметил на крыше лицо кавказской национальности.
Сокол. Я найду его!
Зяблик. Беги скорее, а я буду тебя страховать здесь.
На балконе у Моисея.
Гарик. Дедушка! Зачем вот тот дядя, вон в том окошке, сказал, что на крыше он видел лицо кавказской национальности? Это же он горшок сбросил. Я видел.
Моисей. Тсс! Молчи! Ты этого не видел, Гарик, и не слышал.
Гарик. Нет, дедушка, я видел.
Моисей. Внучек! Дедушка Моисей старше тебя, и он лучше знает, что ты видел, а что не видел. Запомни: твой дедушка потому и живёт на свете так долго, что он многого в жизни и не видел, и не слышал. Ты хочешь жить долго?
Гарик. Хочу, дедушка Моисей. Очень хочу.
Моисей. Тогда скажи, что ты не видел.
Гарик. Я не видел.
Моисей. Вот и хорошо! А что ты не видел?
Гарик. Я не видел, как вон тот дядя сбросил вон с того балкона горшок вон в ту машину. Ну что? Я теперь буду долго жить, дедушка Моисей?
Моисей. Теперь будешь.
Гарик (радостно). Бабушка! Бабушка! Дедушка научил меня, как жить долго!!!
Сокол на крыше присел за вентиляционным выступом, как в американском фильме. В одной руке – пистолет, в другой – переговорное устройство.
Сокол. Шеф, шеф! Это я!
Бизнесмен (голос слышится из трубки). Кто – я? Ты, что ли, Зяблик?
Сокол (оскорблённо). Обижаете, шеф. Я не Зяблик. Я – Сокол.
Бизнесмен. О’кей! Что случилось, Сокол?
Сокол. Шеф! Произведено нападение на шестисотый объект. На крыше нами было замечено несколько лиц кавказской национальности. (Нога Сокола скользит. Сокол вскрикивает.)
Бизнесмен. Сокол, Сокол! Что с тобой?
Сокол. Ничего страшного. Это у меня крыша поехала.
Квартира бизнесмена. Всё пышет коврами, люстрами, хрусталём и очень лаковой мебелью.
Бизнесменша уже заканчивает дорисовывать лицо.
Бизнесменша. Что случилось, мюмзик?
Бизнесмен. Мамед начал войну. О шит!..
Бизнесмен бледный. Он запирает на все засовы супербронированные двери, нажимает на кнопки. Из стен выползают решётки на окна. Всё перекрывается, как в подводной лодке во время тревоги.
Бизнесмен приглушённым голосом говорит по телефону. Такой голос обычно у тех, кто считает, что их прослушивают. Им кажется, что если они будут говорить по телефону тише, то те, кто их прослушивает, не услышат.
Бизнесмен. Алло! Олег Дмитриевич? Это вас беспокоит президент Ассоциации евроазиатских банков развития. О’кей? Помните? О’кей! Олег Дмитриевич! Помните, вы насчёт одного дела интересовались? Заказного. Я вам намекну, о’кей? Это Мамед! Вы поняли мой намёк? О’кей? Кстати, я слышал, вы фонд создали. Помогаете ветеранам. Это, я вам скажу, большой о’кей. Мы вам на этот фонд кое-что подбросим. О’кей? А с Мамедом надо кончать. Вы меня понимаете? Как только, так сразу… Как говорят у нас, россиян, ноу проблем, о’кей… По факту! (Довольный, вешает трубку.)
Над дерущимися поднимается облако пыли. Ничего не видно. Только звуки ломающихся досок и крики выдают, что внутри облака есть какая-то своя жизнь. Подъезжают на иномарках иностранные корреспонденты с фотоаппаратами. Со всех сторон пытаются сфотографировать драку. Один, самый активный, всё время пытается заснять тётку со сковородой. Наконец улучает момент, щёлкает её. И тут же получает от неё сковородой по лбу. К нему подбегают другие корреспонденты. Поднимают раненого. Тётка машет сковородой, кому-то достаётся по спине, кто-то отмахивается от неё фотоаппаратом.
К золотозубой тётке присоединяются другие женщины во дворе.
Первая женщина. Так их, Фроловна! Это они всё спровоцировали!
Втораяженщина. Они по плану ЦРУ действуют! Им давно наш двор покоя не даёт. Этому ЦРУ…
