Петр Киле - Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга
Сцена 2
Там же. Гостиная. Входит Лев.
Л е в
Отец напуган новой ссылкой сына.
Могу понять. Он мнителен и вспыльчив.
А, впрочем, равнодушен ко всему,
Когда б его в тревоги не ввергали,
Довольный сам собою и женой.
А тут напуган новой ссылкой сына,
Что мера эта и его коснется,
Пред властью малодушно заробел
И дал согласье сам смотреть за ссыльным,
Просматривать и письма, и бумаги,
В семье своей шпионить, нет, смешно,
Когда простых-то дел он не выносит.
Запутался отец и вне себя.
(Входит Ольга.)
Собраться б всем, расхохотаться вместе,
Отринув паутину власти прочь,
Не ведающей в страхе, как паук,
Кого опутать тщится впопыхах -
Не муху, а могучего орла.
О л ь г а
Послушай! С кем сражаешься ты здесь?
К тому ж без шпаги?
Л е в
О, сестра! Что делать?
Отец не знаться с братом мне велит.
О л ь г а
Не знаться с жизнию самой и светом?
Не знаться с братом милым? В чем вина?
Лишь в том, что ты родному брату брат?
Л е в
Мне не до шуток.
О л ь г а
Разве я шучу?
Пускай отец тебя в подвал посадит,
Когда ты виноват пред целым светом.
Л е в
Не я, а брат пред ним, хулитель Бога,
Не знаю почему, решил отец.
О л ь г а
Когда еще дышу я в этом мире,
Несчастлива в любви, о том ты знаешь,
Единственная радость - к жизни тянет, -
То брат мой, друг из детства, дивный гений!
Он ближе всех мне, царь моей души!
Л е в
Люблю и я не менее, чем ты;
Стихи его произношу, как песнь
Моей души, и счастлив ими я
И даже больше, может быть, чем брат мой,
Беспечный и взыскательный художник.
О л ь г а
Тебе велят не петь и не дышать?
Л е в
Отец ведь запретил мне знаться с монстром
И сыном-выродком, - лишь по-французски
Мог выкрикнуть, пожалуй.
О л ь г а
Как! Что с ним?
Л е в
Встревожен он.
О л ь г а
Встревожены и мы:
За брата страшно нам.
Л е в
А он боится,
Не знаю почему, уж за себя.
И в страхе видит в Александре монстра
И сына-выродка.
Входит Пушкин.
О л ь г а
Его слова?
Ты не выдумываешь, Лев? О, боги!
Пушкин в бешенстве выбегает вон, за ним - Лев и Ольга. Входят Сергей Львович и Надежда Осиповна.
Н а д е ж д а О с и п о в н а
Давно пора нам ехать в Петербург.
Когда Пещурову сказал бы ты,
Что здесь проводим мы не всяко лето,
А жительство имеем мы в столице,
Не стал бы он просить смотреть за сыном, -
Или с тобой пустили б в Петербург?
И ты бы мог быть правым, как отец,
А сын не стал оспоривать тебя
И требовать каких-то объяснений.
С е р г е й Л ь в о в и ч
Все так. Я думал, это спрос с меня, -
За сына ведь отец в ответе, точно? -
Я и кивнул с достоинством, слегка,
Да рассудил лишь после: сделал глупость
Наилепейшую. За Львом еще
Я мог бы присмотреть, к его же пользе.
А как же с Александром сладить мне,
Когда сам царь с полицией и войском
Утихомирить, углядеть не могут?!
Да у меня терпения не хватит
Выслушивать его и наблюдать.
Н а д е ж д а О с и п о в н а
Спокойствия и выдержки, уж верно;
Хотя в тебе нет африканской крови.
С е р г е й Л ь в о в и ч
А он-то африканец? Дважды Пушкин.
Н а д е ж д а О с и п о в н а
Какая осень стылая. Не помню
Такой еще.
С е р г е й Л ь в о в и ч
Нет снега - нет зимы.
Н а д е ж д а О с и п о в н а
Нет, санного пути нам не дождаться.
Уедем. И скорей. Пусть Александр
Усядется за стол читать, писать,
А то все скачет по полям пустынным
Все дни, как проклятый. Конь отступись,
И всадник наземь. Господи, спаси!
С е р г е й Л ь в о в и ч
Да ничего с ним не случится. Он -
Как волк матерый, ловок и силен.
Боюсь, и также беспощаден в гневе.
Н а д е ж д а О с и п о в н а
Все крайности в характере его
В душе смыкаются каким-то чудом
В гармонию добра и красоты.
С е р г е й Л ь в о в и ч
В стихах он мастер представляться, верно,
И добрым, и влюбленным, как никто.
Н а д е ж д а О с и п о в н а
Он истинно и любит, и страдает.
Вам нужно помириться, прежде чем
Уедем мы.
С е р г е й Л ь в о в и ч
А он - с царем и с Богом
Помирится, упавши на колени?
Тогда и я прощу его, как сына.
Входит Пушкин.
П у ш к и н
Прошу вас выслушать меня, отец.
Конечно, я не выродок, не монстр.
В ожесточенье впали вы, когда бы
Мне впору впасть в него.
Н а д е ж д а О с и п о в н а
Я не могу.
Простите. Постарайтесь объясниться.
(Уходит.)
С е р г е й Л ь в о в и ч. Ну-с, готов выслушать тебя. Только, ради Бога, не размахивай руками.
П у ш к и н. У меня много друзей, но два самых близких существа - брат и сестра. Три месяца, когда все мы могли бы быть так счастливы, вы только и делаете, что пытаетесь восстановить их против меня, посеять раздор в семье, то есть хотите, чтобы мои брат и сестра относились ко мне, как вы, с подозрением, с раздражительностью, со злобой, закатывая истерики по всякому случаю, словом, не молоды были и умны, а мнительны и себялюбивы, как вы. Обо мне можете думать, что хотите, но, ради всего святого, не ломайте жизнь ваших детей. Они и так натерпелись от вашего эгоизма, раздражительности и скупости. Оставьте хоть их в покое. Пусть радуются жизни в полном соответствии с их возрастом. У меня же юность потеряна из-за подозрительности и раздражительности правительства. Делать нечего. Если меня выслали за строчку об атеизме в письме, это вовсе не значит, что я безбожник. Я безбожник не в большей мере, чем вы, чем наш век. Как вы могли вообразить, что я проповедую сестре - небесному созданию - атеизм, или брату, которому явно со мной скучно. Впрочем, теперь я понимаю, он избегал общения со мной, чтобы не огорчать вас. Довольно! Лучше я попрошусь в крепость, в Соловецкий монастырь, в Сибирь, чтобы только избавить вас от беспокойства и исполнения полицейских функций в своей семье. Я мог бы многое еще сказать, но на этом кончаю. И это мой последний разговор с вами.
С е р г е й Л ь в о в и ч (с криком убегая). Ах, ты - отца бить! Эй, люди! Сюда! Отца убил!
Пушкин стоит как громом пораженный; Лев и Ольга
вбегают в ужасе и недоумении.
О л ь г а. Что здесь произошло?
П у ш к и н. Это уже пахнет палачом и крепостью в самом деле. (Льву.) Позови человека, которого обыкновенно посылают в Псков. Я напишу письмо губернатору. Лучше крепость, чем эта уголовщина, какая может выйти из-за чудовищной мнительности отца. (Уходит.)
