Эдвард Радзинский - Театр про любовь (сборник)
В этот напряженнейший момент заиграл оркестр, и он пошел танцевать мимо меня, изо всех сил глядя в другую сторону. Блудливая в лисах была очень юна и с какой-то неправдоподобно округлой задницей. Я даже подумала: может – накладная? Ха-ха-ха! Короче, сижу я на своем одиноком стуле, на своей натуральной заднице абсолютно одна, как на мысе… нет, мыс уже был… как на полуострове Таймыр… и думаю: да наплевать мне на вас, я теперь – феминистка. (Выслушивает) Подожди, подожди… Дальше события разворачивались! Хоть выглядела я в инвалидном козле хуже некуда, ко мне тут же подсуетился какой-то усатый грузинец… Что делать, восточные люди всегда от меня без ума… Ха-ха-ха! И мы с грузинцем тотчас пустились в пляс… совсем недалеко от экс-любимого Саши… и его юной твари в блудливых лисах. (Замолчала, прислушивается) Не могу! У меня все время ощущение: кто-то стоит за дверью. (Выслушивает) Совсем это не бзик, ты просто не видела мою квартиру… Ну, это целая история! После ухода моего мужа Мартироса экс-любимый Саша решил преобразить мою двухкомнатную квартиру. Для этого он, как библейский Самсон, порушил все перегородки. Прихожая… коридор… кухня – он все соединил с большой комнатой. И получился гигантский сарай… где я сейчас и проживаю. Ха-ха-ха! Дверь из этого сарая выходит прямо на лестницу… поэтому мне все время кажется, что там, за дверью, на лестнице кто-то стоит… (Вслушивается) Нет, туалет он мне оставил, я туалет на коленях вымолила… Туалет и свою комнату, где он скрывался, когда пил. (Выслушивает) Нет, мне туда поселиться нельзя – там сейчас музей его имени… Мемориал памяти Саши. «Тени минувшие счастья уснувшего». Ха-ха-ха! Короче, танцую я в ресторане с грузинцем – и вдруг чувствую жуткую боль! Опускаю глаза – и вижу такую ногу! Ты не представляешь, какая это была нога! Я даже глаза протерла – думаю, может, это китайское вино шалит! Я спрашиваю грузинца: «Скажите, пожалуйста, это у вас нога или нарочно?» «В смысле?» – говорит он, танцуя рок и размахивая жуткой ногой… «танец с саблями». «В смысле, – говорю я, увертываясь от его ножищи, – может, вы прячете в ботинке дьявольское копыто? И вообще, милый мой, как вы живете с такой ногой?» Ха-ха-ха! (Выслушивает ответ) Адалыие? После таких вопросов, как ты догадалась, никакого «дальше» уже не бывает! Я всегда умею задать мужчине самый нужный вопрос! Ха-ха-ха! Но теперь мне на это наплевать, я – феминистка! Ха-ха-ха! Вот так – в плясках, играх и песнях прошел вечер… Ха-ха-ха!
Резкий звонок в дверь. Она замолкает. Снова – звонок.
Ну, что я говорила! Слышишь?
Звонки.
И как звонят!
Непрерывный звонок.
По хамскому звонку это – он… это он – экс-любимый Саша! Ха-ха-ха! Представляешь, как бы удивилась эта юная в блудливых лисах, если бы я рассказала ей, что ее Сашок… который не соизволил даже узнать меня в ресторане… ломится ко мне в первом часу ночи… Ха-ха-ха! (Выслушивает.)
Непрерывные звонки.
…Да нет, он два года не появлялся… И вдруг совсем недавно стал меня навещать! (Выслушивает) Да нет, плевать ему на меня… Я у него всегда была – запасной вариант. Твердый запасной вариант.
Звонки.
Ты видела собак, которых привязывают у булочных… а они покорно ждут своих хозяев. Дождь, жара – они ждут… Жаль, что он не знает, что собака стала феминисткой.
Звонки.
Ха-ха-ха! (Выслушивает.) Просто он узнал, что корабль тонет… И теперь приезжает эвакуировать имущество. У него в мемориальной комнате столько имущества! Огромная бутыль итальянского вермута. Книга Габриеля Маркеса, которую он подарил мне на день рождения и требует назад. Думает, я помню, где она… Ха-ха-ха! Картина, про которую он врал, что это Рерих. А главное, куча тряпья: брюки, кеды, джинсы… Но он прослышал, что корабль тонет. А он жаден, как все мужчины… «Если хочешь, чтобы мужчина тебя бросил, – попроси у него взаймы». Ха-ха-ха! Это из какой-то пьесы, которую я играла.
Звонки.
(По-прежнему не обращая на звонки никакого внимания и не двигаясь с кресла.) Но самое гнусное – этот мерзавец взял привычку являться ко мне в дом после спектакля… Сыграет – и по пути из театра чуть ли не в час ночи, без звонка заваливается – захватить кое-что из имущества. У него в мыслях нет, что это – неудобно, что у меня, например, может кто-то быть! Этот сукин сын абсолютно уверен, что я по-прежнему собачка – у булочной. Что я безмерно счастлива. (Орет) Когда он в полночь вваливается в дом за своим тряпьем!
Звонки.
Давай! Давай, Саша! Звони! Как же! Разбежалась! Все! Больше не открывается!
Бешеные звонки.
…Я не ору, я говорю. Просто громко говорю, чтобы он все слышал за дверью.
Звонки.
Звони, звонарь… Звони, хреновый актер. (Выслушивает.) Да нет, когда он меня бросил, он еще не был знаменитым.
(Выслушивает.) Ну и пусть его все снимают. Но от этого лучше актером он все равно не стал. Теперь он – знаменитый хреновый актер… Ха-ха-ха! (Выслушивает.) Как это «почему его снимают?» А кого же еще снимать! Как только его физиономия появляется на экране, у всех баб в зале проходит озноб по спине: они сразу чуют – хозяин явился! Они сразу вспоминают свою собачью сущность: как они преданно служили и как их все равно! все равно – бросили! И рыдают… Он еще рта на экране не раскрыл, а они уже в горючих слезах! Ха-ха-ха! И по сто раз ходят смотреть эту рожу! Кстати, я была при начале его киношной знаменитости… (Выслушивает,) А как же! Я расскажу! Вот это – я сегодня обязательно расскажу! Сейчас мне это все так странно… Как поцелуй для марсианина – негигиенично, и все! Ха-ха-ха! Сейчас я феминистка! Сейчас я хохочу! Вот так, Саша, знаменитый хреновый актер… Кстати, он знает себе цену. Он теперь стал хитрый. Как все хитрые хреновые актеры, входящие в возраст, он перестал пить и начал писать пьески. Такие хорошенькие «пьесочки», такие лампапусеньки, хреноватые пьески-обаяшки… Ну как он сам! Трезвый Саша. Ха-ха-ха! (Выслушивает.) Что ты! Как я боролась с его пьянством! Откуда я знала, что только пьяный он похож на человека! Ах, как я его любила… Ха-ха-ха! Знаешь, когда он ушел от меня, я ползала по пустой комнате – вынюхивала его запах! Ха-ха-ха… (Выслушивает,) Да, теперь он такой трезвый… И окончательно стал похож на собственное чучело. Чучело орла. Ха-ха-ха! Вот так, Саша. Мертвец Саша. Кто бы подумал, что он – гуляка – станет скучным жмотом… Недавно он привез из Италии бутылку вермута… Какой-то бесценный вермут… там ему подарили. Но он не пьет. И ему стало так жалко, что гости вылакают бутылку… И он решил тайно спрятать ее в моей квартире. Тихонечко поставил в шкаф в своем мемориале… Чучело орла… Но я – Шерлок Холмс! Я нашла… И теперь сижу вечерами и попиваю… этот вермут. Ха-ха-ха! (Выслушивает.) Ну что ты, я потом добавляю кое-что в бутылку… Так что будет незаметно… Ха-ха-ха! И сейчас… Я сижу с Сашиным вермутом… И медленно погружаюсь в Вермутский треугольник. Ха-ха-ха! (Выслушивает.) Ха-ха-ха!
Звонки.
Звони, милок! Ничего, перебьешься!
Звонки.
Знаешь, я сразу хрустнула у него меж зубами… От меня вмиг остался один остов, обглоданный любовью. Ха-ха-ха! Ох, как же я тогда влюблялась! Смертельно! Я в девять лет влюбилась в дворника, потому что у него была очень красивая метла. В десять лет я влюбилась в школьницу из нашего класса, у нее были невероятные волосы! Потом я влюблялась по очереди во всех своих учителей и даже в старца, учителя математики, как в Мазепу… Я умудрилась втюриться в двух хоккеистов по телевизору. И писала им письма. Сашу я полюбила немедленно! (Выслушивает.) Я встретила его в ГИТИСе. Он был выпускником, работал в приемной комиссии. А я уже разочек туда провалилась… И когда он соизволил пригласить меня… Ха-ха-ха. (Выслушивает.) Нет, «в кино» – он меня не удостоил. Да, пригласил – сразу на дачу… Я была девочка! Сумасшедшая непуганая девочка. Но я сразу решила: «Вот так, Саша!»
Бешеные звонки.
Вот так, Саша! Холодно стоять под дверью, да? А как мне было тогда холодно… Мы купались до ночи, потом вышла луна – и ведьмин час наступил. Мой час! С нами был какой-то юный доктор… Дело в том, что Саша, прежде чем начать учиться на хренового актера, учился на хренового медика. Ну, тот юный доктор, как ты догадалась, внезапно исчез. Остались я, Саша и луна… Я чувствую – подхватывают! Подхватывают! Бесы любви! Пора улетать на помеле! Проводит он меня в дачу… Я в мокром купальнике – но холода не чувствую. Подыхаю от любви и страха… Заходим в комнату… Полная тьма – сразу стукаюсь о ложе. Отскакиваю… Причем от ужаса – я сама снова начинаю пятиться спиной к этому проклятому ложу. Боюсь смертельно, но иду, иду! И, чтобы победить свой страх, со всей силой плюхаюсь на кровать мокрым задом… И тут раздается дикий вопль! Я села на голову его спящего друга… Ха-ха-ха! И вот так всю жизнь: не туда сажусь мокрым задом! Ха-ха-ха! Боже, как я от него бежала… Но он меня догнал. Он – догнал! Вру… Он просто свистнул – и я поплелась обратно… А потом я ему звонила, сама.
