Евгений Татарский - Записки кинорежиссера о многих и немного о себе
— Не-е-ет, давайте сначала шашлычок съедим!
Они меня разрывали на части. При этом сроки были жесткие. Скажем, Паша может только до такого-то, потому что потом у него Михалков. Марина может только до такого-то, потом она улетает в Париж. Саша может до такого-то, но сейчас ему нужно отплыть на теплоходе «Шаляпин» куда-то и почему-то.
В общем, это было довольно трудно и сложно. Благо, деньги были.
Однажды мы сидим в Сочи и ждем, когда прилетят наши «звезды». Марина летит из Парижа в Москву, из Москвы — в Сочи. А герой-любовник Абдулов плывет на пароходе. Апрель месяц. Я когда-то снимал в Сочи «Принца Флоризеля», температура воздуха в апреле была +28, сияло солнце. Я думал, это так всегда. А в этот апрель, когда мы снимали «Тюремный романс», шел жуткий снег. И когда нужно было встречать Марину в Адлере, пришло сообщение, что самолет из Адлера завернули в Симферополь. Снег был густой, три-четыре сантиметра диаметр снежинок. Мы сидели в гостинице. Окна большие, и за окном шел сплошной стеной густой снег.
Слава тебе Господи, все закончилось благополучно, все прилетели! Только герой-любовник не приплыл. Звонили в Москву ассистентам, узнавали. Они перезвонили:
— Он сорвал спектакль, не приплыл, и уже готов приказ об его увольнении!
Жалко парня, но теперь он будет свободен хотя бы от театра. В конце концов он приезжает.
— Что? Как? Уже восстановили в театре?
— Было смешно… Я пошел в рубку теплохода, дайте телеграмму в театр, что я не смогу быть на спектакле: «Задерживаюсь в Неаполе, на спектакле быть не могу».
Из радиорубки звонят в театр начальнику режиссерского управления. Берет трубку женщина, ей говорят:
— Будете говорить с «Федором Шаляпиным»?
— Вы что, обалдели совсем? — она вешает трубку.
Через энное количество времени опять:
— Будете говорить с «Шаляпиным»?
Она не понимает:
— Совсем оборзели! С каким Шаляпиным?
— Тогда примите радиограмму от «Шаляпина»: он задерживается в Неаполе и на спектакле быть не может!
Шаляпин задерживается! Вот какой конфуз был.
Придумал эту веселую историю Абдулов или нет, я точно не могу сказать, но рассказывал он очень смешно!
Режиссер для сцены с подушками
Я чувствовал, что есть сценарные проблемы, и начал переписывать сценарий. Абдулов и Лебешев наябедничали Соловьеву:
— Сережка, а Татарский тебя переписывает!
Соловьев закатил истерику продюсерам.
Звонит мне Виктор Александрович Середа:
— Евгений Маркович, нам устроил скандал Соловьев, что мы не имеем права, мы не должны разрешать! Он подаст на нас в суд! Можете как-то уладить?
Я говорю:
— Могу!
Звоню Соловьеву:
— Сережа, это что за номера такие?
— А что? Мне говорят, что ты переписываешь?
— А ты что, Лев Толстой, что тебя трогать нельзя?
Но тут, надо сказать, он находчив был и опытен:
— Нет, Женя! Все, что тебе не нравится, выбрасывай не задумываясь, но писать мы должны вместе! Переписывать меня ты не имеешь права! Я буду на них… — со мной он не связывался, — …подавать в суд!
Я говорю:
— Кончай! Вот эта сцена плохая, вот эта плохая, вот эта плохая. Их надо переписывать. Если у тебя есть время, то у меня нет времени! У меня деньги капают! Поэтому есть второй вариант: приезжай, сними сам. Я посмотрю, как ты это сделаешь!
Так мы и поступили! Он приехал на съемку. Сцена в номере гостиницы, сцена с подушками. Весь этот детский сад!
Я говорю:
— Давай, ставь и снимай. А я буду сидеть и смотреть!
Так мы и сделали. Он снял.
Я говорю:
— Хорошо, принято!
— Надо приехать монтировать?
Я говорю:
— Перебьешься, я как-нибудь сам смонтирую.
Полного удовлетворения не было у меня, но кое-какое было.
Отголосок прошлой любви
Я еще расскажу про композитора на этом фильме. А это Сергей Курехин. Я его очень любил. Грандиозный, талантливый человек. И очень трогательно относился к работе.
До этого он писал музыку для «Пьющих кровь». Он тогда меня спросил:
— Какую вы хотите музыку?
Я говорю:
— Сережа! Вальс, но он должен быть с этакой чертовщинкой!
И Сережа действительно написал именно то, что мне было нужно в «Пьющих кровь». Послушайте вальс из этого фильма — и вы поймете!
А в «Тюремном романсе» нам нужен был кларнетист. Я сказал Курехину:
— Мне нужен кларнетист, который бы сыграл «Маленький цветок». Хорошо сыграл!
Это мои юношеские воспоминания. Я служил в армии радистом, у меня на радиостанции стоял приемник с короткими волнами, и я каждую ночь слушал «Радио Монте-Карло». И вот на Новый 1960 год вдруг я услышал «Маленький цветок». Ошеломительная музыка, пронзительная!
В то время я был влюблен в одну девочку, которая жила в Ленинграде, и там в лесу эта музыка точно попала в мое настроение…
Вспоминая об этой девочке и о моей любви к ней, я вставил «Маленький цветок» в фильм.
В день записи музыки пришло семь-восемь кларнетистов. На седьмом я сказал:
— Сережа, меня этот устраивает!
На чистом глазу сказал.
— Евгений Маркович, нет! Я знаю, что вам надо! Этот не годится. Сейчас приедет еще один.
Приехал еще один, сыграл, хорошо сыграл. Я поставил эту музыку в финал и добился того, что после премьеры в Доме кино десятки женщин выходили из зала заплаканные. Это то, чего я хотел добиться — и я этого добился!
Время сериалов
А дальше наступил мощный простой, денег не было, кино не запускалось.
И однажды раздался звонок. Мне позвонил мой старый товарищ Саша Капица:
— Женя, я запускаю сериал, про ментов. Автор — Кивинов! Возьми, почитай, что-нибудь выбери, сними серию.
— Где я это возьму?
— Выйди, на развалах продается Кивинов.
Я не слышал эту фамилию. Я вышел, действительно продается. Три режиссера уже выбрали по рассказу. Я выбрал рассказ «Инферно». Мне сказали, что не занято. И тогда я узнал, что уже есть актеры, а, честно надо сказать, я не привык, что за меня выбирают артистов. Я подумал: пойду посмотрю, что за артисты? Я приехал. Сильно они мне не понравились, плоские, как фанера. Играть им нечего! Они, может быть, хотели играть, но нечего! Но что делать, надо зарабатывать деньги.
Я говорю:
— А сколько ты платишь, Саша?
— Будешь писать сценарий, тысяча за сценарий и тысяча за работу. Снимаем восемь-десять дней, не больше!
Но когда я приехал на съемочную площадку, оказалось, что даже рельсы и тележку для камеры не взяли. Денег нет на это.
— Саша, как это?..
— Нет денег!
Это было ужасно. Такое было унижение! Я вспоминаю: шаг влево, шаг вправо — расстрел! Денег нет. И он действительно не придумывал, потом я это понял.
Сняли четыре серии. Я снял одну, другую — Бортко, третью — Бутурлин и еще одну — Рогожкин. Я согласился только потому, что это снимало «Русское видео», и я подумал, что такой позор немногие увидят. «Русское видео» показывает только на Ленинград, но из-за плохого сигнала все равно увидят не все.
Это были плохие четыре серии. Актеров подбирал Рогожкин.
Когда я пришел, то подумал — надо ребят как-то расшевелить. А один из них сильно расшевеливался сам и каждый день приходил выпивший. На третий день я говорю:
— Слушай, Нилов! Еще раз увижу тебя выпившим, твое танго в этом сериале закончится!
Но он подумал, куда Татарский денется, раз я уже снимаюсь в этом сериале. Это я по глазам его понял. Я говорю:
— Я тебе расскажу, как это будет. Ты в следующий раз придешь выпивший, войдешь в коридор…
А отделение милиции снимали в каком-то домоуправлении.
— …а на стене твой портрет с черной каемочкой на белом листе ватмана, и написано «Вчера героически погиб при исполнении служебных обязанностей лейтенант такой-то». Понял? Я тебе гарантирую, что я это сделаю! А чтобы тебе было чем заняться, я тебе вот что скажу: в моей серии ты сильно простужен и осип!
Меня раздражал его писклявый голос, как будто он всю жизнь в ТЮЗе играл пионера Васю. А писали сразу чистовую фонограмму.
Поэтому я сказал:
— Разговаривать будешь вот так! — я показал ему как. — А дабы это не было искусственно, наигранно, партнеры будут изредка обращать твое внимание на то, что ты сипишь: «Ты горло-то полощешь? — Полощу!» — сипло отвечаешь ты.
Такую я красочку Нилову придумал. А артисту Саше Лыкову, который играл Казанову, я придумал другую краску. Он приходит, как в сценарии, просит:
— Дай позвонить!
А Нилов по телефону разговаривает.
— Слушай, дай позвонить, что ты все на телефоне сидишь?
— Я на телефоне?! — сипло.
— Чего ты орешь-то сразу! — огрызается Казанова.
Тогда появляется какой-то смысл.
Он звонит:
— Наденька, это я! Да? А когда уедет?..
Опять звонит:
— Оленька, это я! Сегодня нет… а завтра тоже не можешь? А послезавтра?
