Эдвард Радзинский - Театр про любовь (сборник)
Он. А тот, в розовых джинсах, он… был?
Она. Эх вы – «был – не был»!.. Он похож на меня, может, поэтому я не люблю его. Я даже думаю, что он сейчас стоит за окном. (Засмеялась.) Я знаю, вы не верите.
Рассвет. Он просыпается, вскакивает, бросается в невидимую кухню, возвращается: Ее нет. В это время Она тихонько на цыпочках проходит через комнату матери. Мать неподвижно лежит на кровати с открытыми глазами. Она проходит в свою комнату, закрывает дверь и застывает. Она молча оглядывает комнату, будто видит ее впервые, потом в какой-то странной панике начинает передвигать вещи в комнате. Входит Мать. Она стоит около кровати и глядит на Мать.
Мать (жалко). Возвращайся, когда захочешь… Но только возвращайся… а то я не сплю! (Уходит.)
И тут Она начинает рыдать громко, в голос. В кухню входит Маленький джазисти молча начинает крушить инструменты. Звук падающих на пол инструментов.
Затемнение.
Вечер. Она звонит с лестничной клетки. В своей комнате О и. Поднял трубку.
Он. Алло…
Она молчит.
Алло… Это ты?
Она молчит.
Где ты?
Она. В пространстве.
Он. Почему ты ушла?
Она. Я ушла, чтобы вы не запомнили меня такой… Он. Как ты добралась домой?
Она Я уже уходила от вас очень поздно, но вы не интересовались этим вопросом.
Он. Я жду тебя с утра! Я…
Она. А раньше вы не ждали меня с утра. (Засмеялась.) Как все просто оказалось. Скажите мне, пожалуйста, еще раз, что я хорошая.
Он. Ты хорошая, ты очень-очень хорошая.
Она… «Несмотря на то что ты, кажется, не сдала экзамен».
Он (кричит). Как не сдала?!
Она. Можете меня поздравить.
Он. Почему не сдала?! (Орет.) Любой тупица…
Она. Опять вы испугались! Я написала сочинение, очень интересное… но грязное. В этом была вся беда: я переписывать органически не могу. Дело в том, что мне мучительно повторять одно и то же. Например, если я рассказываю разным людям, то всегда с такими изменениями, что когда они собираются вместе и начинают вспоминать, что и кому я говорила, – мне приходится убегать. И вот, когда я переписывала сочинение…
Он. Послушай, а ты не можешь прийти и все это мне рассказать?
Она. Нет… И вот, когда я переписывала, меня захватила одна идея. Я вдруг представила себе идеальное нормальное существо – такое, каким хотели бы меня видеть вы и она… то есть здоровое, без нервов, и несколько похожее на упрощенное животное. И тут я сделала вывод: для меня ценность человеческого существования определяется его индивидуальным отклонением от нормы. Но тут я пошла дальше. Мне показалось, что не труд создал человека.
Он (в ужасе). А что?
Она. Только не бойтесь: лень! Оттого что одной обезьяне стало лень целый день искать себе пищу, она задумалась: что бы такое сделать, чтобы ничего не делать и быть сытой. И придумала орудие. И появился человек. И так мне это понравилось… Я все это записала.
Он (в ужасе). В сочинении?!
Она. Правда, когда я решила обсудить эту мысль со всех сторон, – мне не хватило времени.
Он. Что же теперь?
Она. Не кричите!.. Не знаю. Ну ладно! Теперь я сказала вам самое страшное – для вас. Но еще осталось сказать самое страшное – для меня.
Он. Что?! Что еще?!
Она. Если вы будете так пугаться…
Он. Приходи!.. Я прошу тебя!
Она. Попросите еще, пожалуйста.
Он. Я прошу!.. Я умоляю…
Она. Нет… Если я приду, я не смогу вам все сказать. А так смогу. (Засмеялась.) Я счастлива… Я, кажется, счастлива… Вы знаете, я всегда прихожу к вам – прощаться. Каждая наша встреча для меня последняя. Представляете, что я переживаю?.. Я не знаю, как я это выдерживаю…
Он. Подожди у телефона одно мгновение.
Она (засмеялась). Хитрый. Хотите найти меня на вашей лестничной клетке? Я не гриб – не надо меня искать. Учтите, даже если я там – я от вас убегу. Так что слушайте спокойно. Я расскажу вам, почему я решила проститься с вами сегодня. Человек обожал свою комнату. Человек много болел в своей жизни и большую часть времени проводил в кровати. В кровати он читал, думал, ел яблоки. Это было его прибежище среди пространства. И вот однажды человек вернулся в свою комнату утром. Первый раз в жизни он не ночевал в своей комнате. И не узнал ее. Это была чужая комната. Человек подошел к кровати – она оттолкнула его. В панике он передвигал вещи. Но все было кончено! Представьте человека, который жил в своем доме и которого поселили вдруг на вокзале! И в этот миг вошла мать и так тихо-тихо сказала: «Возвращайся, когда хочешь, но только возвращайся». И вдруг все стало таким счастливым, человек чувствовал такое счастье и боль… и такую любовь к ней, и жажду жертвовать!.. Боже мой! Как он мог забыть свою любовь к ней! И человек зарыдал. И смотрел на себя в зеркало. А оттуда, из зеркала, на него глядели четыре опухших от слез лица… И человек все выяснял: какое из них – он сам. И все четыре лица по-разному отвечали на вопрос, кого он любит: его? Или свою потребность любить? Или воспоминания о том, о чем она мечтала? Или действительно только себя?.. И все четыре лица плакали вместе… Как в детстве. Один ревет, а все за компанию, потому что вспоминают тоже свои обиды. Прощайте.
Он. Алло… алло…
Она (после долгого молчания). Я вас никогда не спрашивала, но я решила спросить вас об одной вещи… Забыла… Нет, я вспомнила. А, черт, ну, как вы… то есть как вы… относитесь ко мне?
Он. Вся история в том, что у меня никогда не было «того лета». (Засмеялся.) Всю жизнь я работал, работал, работал… (Вдруг.) Я люблю тебя.
И тотчас Она швырнула трубку. И снова набирает номер. Звонок в его квартире.
Алло!..
Молчание.
Алло!..
Молчание.
Алло!
Она (очень тихо). Не кричите. Вы знаете, сегодня был самый счастливый мой день за все восемнадцать лет. У нас перед домом лес, и когда я шла от вас утром, я сняла туфли и бежала… бежала… расставив руки. Знаете, я буквально захлебывалась от восторга. Я размахивала, размахивала своей голубенькой сумочкой… до безумия ощущая голыми ногами мокрую траву. Знаете, такая сумасшедшая нимфочка… Вообще для меня очень важно – соприкосновение, поэтому свой вечный любимый балахон я ношу надетым непосредственно на голое тело… И поэтому я так люблю воду. Соприкосновение, ласка природы… Моя кожа хранит соприкосновение с вашей. Ваша кожа во мне навсегда! И никто этого у меня никогда не отнимет.
Он (бессвязно). Я больше ничего не прошу! Но объясни, я очень прошу: объясни…
Она (засмеялась). Раньше во мне была обделенность. Я ничего не получала от вас взамен и хватала, как говорится, что дают. И вдруг разом получила все, что могла: вершину… (Усмехнулась.) Правда, немножечко вбок. И оттого сейчас вместо жадности голодного во мне странное умиротворение… покой. Я готова плакать все время. Я всех люблю: вас, ее. Я настоящая женщина. Я стала взрослой, милое чудо… Я всегда стремилась стать взрослой и не хотела! Мне нельзя! Я не сумею взрослой! Мне страшно! Для меня все дело в том, чтобы стремиться, но не стать! К счастью, я не успею стать! Завтра я ложусь в больницу.
Он. В какую больницу?
Она. Опять вы кричите! Если бы вы знали, как я устала.
Он. Я тоже устал! Я очень устал. В какую больницу?!
Она. Если человек сердится – значит, он устал не до конца. У меня есть теория: когда человек устанет до конца, он не сможет быть злым. У него и сил не хватит для сокращения мускулов в злую гримасу. Настоящая усталость – это ясное тихое лицо. Прощайте. Я напишу вам! Слышите?! И ждите! (Кричит.) Я напишу! Прощайте! А то за мной, кажется, следят! Ждите! (Вешает трубку, убегает.)
Прошло несколько дней. Вечер. В свою комнату входит Он с ее письмом в руках. Одновременно в комнату матери входят Мать и Подруга.
Мать. Сестра из гинекологии показала мне упражнение. (Становится на корточки и ходит.) Полчаса в день – и можешь есть пирожные.
Подруга молча мрачно сидит в кресле.
Он (читает ее письмо). «… Я поняла. Мои сказки – это мои мечты, погибающие из-за собственной величины… В палате – две кровати, две тумбочки… В тумбочку я сложила свои тетради и неотправленные письма. Вы знаете, когда меня везли, мы проезжали мимо той доски объявлений. И конечно, шел дождь и было серое небо… небо моих воспоминаний неизвестно зачем. Мне нельзя вспоминать. Я начинаю плакать. Подпись. Бывшая «я». «Я» – умерло, здравствуйте, меня зовут Наташа, или Каштанка, кто как… Если вы захотите прислать мне ответ, напишите по адресу: двадцать третий квартал, дом восемнадцать, кв. девять – мне перешлют». (Задумывается и быстро выходит из квартиры.)
