Уильям Шекспир - Кориолан
Но забота о народном благе ни у Шекспира, ни у подавляющего большинства гуманистов не перерастала в признание народовластия. Всякий раз, когда Шекспир изображает попытки парода править государством, он обнаруживает свое недоверие к демократии как форме политического строя. Но, признав этот факт, мы сказали только половину правды. В такой же мере, в какой Шекспир осуждает политические притязания народной массы, отвергает он и эгоистическое своеволие представителей правящего аристократического сословия. Власть существует не для удовлетворения потребностей тех, кто ее держит в своих руках, не для удовлетворения эгоистических интересов правящей верхушки, а для всего общества, всех его сословий и государства в целом.
Таков был политический идеал Шекспира-гуманиста. Однако Шекспир был не только гуманистом, но и реалистом. Величие его ума. политическая зоркость проявились в том, что он одним из первых увидел несоответствие между доктриной ренессансного гуманизма и политической действительностью абсолютистского государства.
Начало XVII в, было отмечено в Англии рядом политических событий, со всей ясностью обнаруживших кризис абсолютной монархии. В статье о «Гамлете» уже говорилось о неудачном дворянском путче Эссекса и народных волнениях по поводу монополий аристократов. Но брожение продолжалось и при новом короле Иакове I. В мае 1607 г. в графстве Нортгемптоншир вспыхнуло восстание крестьян, вызванное нехваткой хлеба и помещичьими огораживаниями земель. Неорганизованная и почти безоружная толпа была быстро разгромлена, и за этим последовали жесточайшие репрессии.
События 1607 г., по мнению современного исследователя Э. Петтета, послужили непосредственным поводом для создания «Кориолана». (Отметим в скобках, что это подтверждает независимо от этого принятую датировку трагедии.) Э. Петтет подметил, что объяснение недовольства народа в «Кориолане» дано Шекспиром не столько по Плутарху, сколько в соответствии с современными драматургу английскими условиями. У Плутарха возмущение римлян имеет причиной грабительство ростовщиков и ту поддержку, которую им оказывает сенат. В трагедии Шекспира осталась только одна реплика, касающаяся ущерба, приносимого народу ростовщиками (I, 1). Это объяснялось отнюдь не желанием Шекспира «обелить» ростовщиков. Его отношение к ним ясно выражено в осуждении ростовщичества Шейлока («Венецианский купец»). Шекспир отстранил этот мотив, ибо он не был актуальным для того времени, когда создавался «Кориолан». В его трагедии недовольство народа вызвано голодом и высокими цепами на хлеб, иначе говоря, именно тем, что волновало массу английского народа в это время, У Плутарха тоже упоминается о недовольстве народа нехваткой хлеба, но у него это является второй причиной, тогда как Шекспир сделал голод главным поводом народных волнений.
Трагедия начинается с экономического кризиса, вызывающего кризис политический. Как ни странным может показаться применение нашей социологической терминологии к произведению Шекспира, но всякий, кто даст себе труд вдуматься в исходную ситуацию трагедии, убедится в том, что существо дела состоит именно в этом.
Нужда народа вызывает его недовольство властью. Народ хочет добиться того, чтобы власть исходила из его интересов. Плебеи ясно осознали, какая непроходимая грань разделяет их и «отцов государства» — патрициев. «Достойными нас никто не считает, — говорит первый горожанин в самом начале трагедии, — ведь все достояние — у наших патрициев. Мы бы прокормились даже тем, что им уже в глотку не лезет. Отдай они нам объедки со своего стола, пока те еще не протухли, мы и то сказали бы, что нам помогли по-человечески. Так нет — они полагают, что мы и без того им слишком дорого стоим. Наша худоба, наш нищенский вид — это вывеска их благоденствия» (1, 1).
Шекспир славится как великий сердцевед. Но как великий знаток социальной жизни и общественных отношений Шекспир еще не получил должного признания, О нем нередко все еще судят по старинке, как о сентиментальном филантропе, не замечая его изумительного социологического чутья и тонкого понимания политики. Именно это долго мешало постигнуть истинный смысл «Кориолана», где уже самый зачин действия вводит нас в атмосферу накаленных общественных страстей. Пьеса начинается с картины народного волнения, а мы знаем, как велико у Шекспира значение начала — здесь задастся тон всему последующему действию.
Перед мятежной толпой граждан появляется аристократ Менений Агриппа. Пытаясь успокоить толпу, он взывает к ее рассудку и рассказывает знаменитую басню о частях тела, взбунтовавшихся против живота (I, 1). Исследовательница образной системы поэтического языка Шекспира К. Сперджен отмечает, что притча Менения Агриппы составляет основу системы образов в «Кориолане». Метафоры и сравнения с человеческим телом, его органами и болезнями составляют, по ее подсчетам, одну пятую поэтических образов трагедии. Король, государственный деятель, воин, конь, барабанщиц уподобляются голове, глазу и сердцу, руке, ноге и языку. Одного из самых говорливых граждан Менений называет «большим пальнем на ноге» (1, 1), Трибунов Кориолан называет «горлом черни» (III, 1). Уподобление общества человеческому телу, а его отдельных сословий — органам и членам тела придумано не Шекспиром. Эта басня приводится у Плутарха и Тита Ливня. Она была широко известна в средние века и в эпоху Возрождения. Поставленная в один ряд с другими образными лейтмотивами трагедий Шекспира, она значительно уступает им в поэтичности. Это не случайность, не проявление безвкусицы Шекспира, а следствие авторского намерения придать действию особую атмосферу.
Критика справедливо отмечает, что в «Кориолане» нет той поэтической возвышенности, которая характерна для стиля других трагедий, созданных Шекспиром в эти годы. «Пошлая басня Менения Агриппы»[1] придает прозаическую приниженность всей художественной композиции «Кориолана». Перед нами картина общественного организма, пораженного болезнью.
Внутренний конфликт в Римском государстве дополняется конфликтом внешним. Рим находится в постоянной вражде с племенем вольсков, и, таким образом, вражда сословий сочетается с враждой между народами. Каждый персонаж или группа персонажей раскрывается в своем отношении к этим двум конфликтам.
Едва ли где еще мы найдем у Шекспира такой полный прообраз всего классового общества с его вечными и неразрешимыми антагонизмами. Углубленное раскрытие их и составляет важнейшую сторону содержания трагедии. Окружение героя всегда занимает значительное место в трагедиях Шекспира. Но все же личности Гамлета, Отелло, Лира и Макбета доминируют над окружающим их миром. Кориолан тоже обладает значимостью, возвышающей его над остальными. Но изымите его фигуру из окружения, оставьте только его поступки и речи, и вы убедитесь, что сам по себе он не обладает для нас той внутренней наполненностью, которая делает столь привлекательными или волнующими образы других трагических героев Шекспира. Как справедливо отмечает X.Гренвиль-Баркер, характер Кориолана раскрывается перед нами не в своем внутреннем содержании, как это сделано Шекспиром в отношении других трагических героев, а в его внешних проявлениях. Вне конкретных ситуаций трагедии Кориолан не существует. Поэтому путь к постижению произведения лежит через рассмотрение развития сюжета и многообразных реакций всех основных участников конфликта. Если в других трагедиях мастерство Шекспира проявилось с особенной силой в грандиозных и бесконечно сложных характерах, созданных им, то в «Кориолане» его драматургический гений раскрывается в изумительно тонком и всестороннем изображении диалектики общественных отношений.
Оставив под конец рассмотрение образа Кориолана, остановимся сначала на других действующих силах трагедии.
Наше внимание привлекает прежде всего коллективный образ римского народа. Ошибки в толковании отношения Шекспира к народу в этой трагедии проистекали из того, что критики, как правило, судили о нем по бранным характеристикам, даваемым плебеям Кориоланом. Более верный путь рассматривать этот коллективный персонаж в его собственных поступках и словесных изъявлениях. Как и в более ранних шекспировских произведениях, здесь нельзя не заметить того особого, присущего, пожалуй, только Шекспиру драматургического умения изображать толпу как некое единство, наделенное внутренним разнообразием. Поступки толпы едины, по мнения и суждения в ее среде разноречивы. Отсюда и возникает ощущение того, что перед нами не безликий хор, а живое людское многообразие.
Начальные эпизоды трагедии обнаруживают несомненную справедливость народного возмущения. Недовольство народа, вызвано не капризом, а тем, что самое существование плебеев находится под угрозой. Речи римских граждан показывают, чего они хотят: им нужен хлеб, без которого они не могут жить. Они отлично понимают свое низкое положение в обществе. Но не менее ясно для них и то, что они представляют собой силу, которая при определенных условиях может добиться удовлетворения своих требований. Перед нами не безропотная толпа рабов, а масса граждан, сознающих если не свои гражданские, то человеческие права.
