Эдвард Радзинский - Сократ (сборник)
– Я молюсь… Я прошу его сохранить во мне любовь…
– Кого же ты собираешься любить?
– Всех… Мы все вместе род человеческий… Ты – это я. А я – это он. И если сейчас я возненавижу тебя – я возненавижу себя. И если ты убьешь меня – ты убьешь себя.
– Значит, ты всех нас хочешь любить? Ну за что, к примеру, ты станешь любить его? – Нерон указал на Сенеку.
– За его слова, брат. Этот человек много думал… и произнес много верных слов.
– Он говорил, другие слушали и убивали. Ну а этого… брата? – Нерон усмехнулся и кивнул на сенатора.
– За его унижение… За страдание его.
– А за что ты собираешься любить своего брата Цезаря?
– За то, что он всех несчастнее. Будет молить о смерти как об избавлении… будет обнимать ноги последнего раба…
Нерон бросился к бочке и начал яростно сечь бичом старика. Старик не защищался – он только стонал при каждом ударе.
– Оставь его, Цезарь! – не выдержал Сенека.
– А знаешь, – Нерон улыбнулся, – он победил тебя. Во всем, что он говорил, есть безумие. Но почему-то его безумие кажется мудростью… А твоя мудрость всегда казалась мне глупостью… Радуйся, человек из бочки: ты победил величайшего философа Сенеку. И за это брат Цезарь наградит тебя по-царски: я назначаю тебя Прометеем – Божеством на моих Нерониях!
– «Да здравствует цезарь мы всегда хотели такого цезаря как ты сорок раз ты великий отец брат сенатор ты истинный цезарь восемьдесят раз!» – завопил сенатор.
– Завидная участь, – продолжал Нерон, – ты будешь терпеть мучения великого титана. Ведь Прометей, как и ты, очень любил людей. Но он не только любил – он пострадал за них. Так что перед сотней тысяч своих братьев римлян ты сможешь показать – и не словами, как Сенека, – а трудным делом… как ты их любишь! Ты доволен великой милостью своего брата Цезаря?
– Ты – сказал, – улыбаясь, ответил старик.
– А жаль, – обратился Нерон к Сенеке, – ведь это тебя я мечтал наградить божественной смертью. Это тебе я готовил роль Прометея. Но ты всегда был в лучшем случае домашний пес при леопарде. А какой же Прометей без бунта!
И Нерон приказал Амуру:
– Начинайте! Распните его, – указал Нерон на старика. – Пусть римская чернь, войдя сегодня в цирк, увидит своего Прометея высоким и великим…
– Он не сможет идти к кресту, Цезарь, – сказал Амур. – У него перебиты руки и ноги.
– А разве божество ходит? Везите к кресту Прометея! У нас для него приготовлена царская колесница! Эй, конь!
И сенатор с готовностью заржал.
Амур и сенатор вытащили старика из бочки. И тогда сенатор увидел руки старика со страшными следами.
– Гляди, Цезарь, – в панике завопил сенатор, – следы… гвоздей!
– Ты посмел заговорить! – Удар бича обрушился на сенатора.
– Следы гвоздей!.. И на ногах тоже!.. – в ужасе продолжал кричать сенатор.
Нерон осмотрел руки и ноги старика. Спросил изумленно:
– Тебя распинали?
– Ты – сказал, – улыбнулся старик.
– Когда?
– В очень давние времена. Я был тогда Прометеем… Потом распинали опять, когда я стал Диогеном… Потом… Меня все время распинают, брат. Оттого так веселит меня твоя вера, что ты делаешь это первым, – засмеялся старик.
– Он воскрес! Он бог! – завопил сенатор и поволок свою колесницу прочь от бочки. – Он истинный бог!
Нерон схватил сенатора под уздцы:
– Он жалкий калеченый человек!.. Как жаждут у нас сверхъестественного! Спасибо Сенеке – он научил меня не верить суевериям… Ну рассуди, если даже его распинали: что тут чудесного? Ну распяли, а потом, как у нас бывает, легионеры не проверили, умер ли он. И завалились спать, а друзья распятого тут как тут – и сняли с креста! Что здесь необычайного, скажи? Ну? Ты ведь еще недавно был умным сенатором, Антоний Флав, – сказал Нерон, успокаивая то ли сенатора, то ли себя самого. И он обратился к старику: – Во всяком случае, Диоген, я обещаю: в этот раз тебя распнут хорошенько. Договорились?
– Ты – сказал!
– Но если ты все-таки надумаешь опять воскреснуть, где нам тебя искать, Диоген? Назначай место.
Старик, все продолжая радостно улыбаться, долгим взглядом оглядел всех – Нерона, Амура, Венеру. И появившихся из темноты легионеров с факелами. Наконец взгляд его остановился на Сенеке. Мгновение он пристально смотрел на него, а потом сказал, обращаясь уже к Нерону:
– Я буду ждать тебя в бочке, как всегда.
– О бочке мы тоже позаботимся: ее сожгут под твоим крестом… чтобы тебе было виднее, – улыбнулся Нерон. – И еще. Я задумал, наш Прометей, чтобы на кресте тебя развлекли возлюбленные тобой люди…
И Нерон закричал вниз, сквозь решетку в подземелье:
– Ребятки! Вас тысяча! Сейчас вам принесут мечи… Запомните: я сохраню жизнь десятерым… Оставшимся десятерым! Десять из тысячи получат свободу, девок и деньги. Так обещает ваш цезарь. Рубитесь! – И он подмигнул Венере: – Встань за решетку, шлюха, чтобы у них хватило вдохновения!
Венера взошла за решетку. И лениво начала свой танец.
Все быстрее, быстрее, быстрее кружилась Венера…
А под решеткой вокруг стола, заваленного объедками, среди коптящих ламп, курящихся благовоний, окруженные визжащими женщинами, рубились убойные люди. Лязг мечей, стоны раненых, крики боли…
На арене в свете факелов легионеры подняли старика на крест. И распяли его.
– Ты по-прежнему любишь всех? – спросил Нерон старика.
– Да, брат, – еле слышно шевелил губами старик на кресте.
– И его? – указал Нерон на сенатора в колеснице.
– И его, брат, – изнемогая от боли, ответил старик с креста.
– Вот он и станет твоим Гефестом – он проткнет тебя.
И Амур начал распрягать сенатора. Но сенатор упал на колени, цеплялся за упряжь и кричал:
– Великий цезарь! Умоляю!.. Я не могу! Он бог!
– Тогда тебя самого посадят на кол рядом с ним. – И Нерон взял пику у легионера и протянул сенатору: – Будешь колоть, мразь? Ну?.. Будешь?!
Дрожа, задыхаясь в слезах, сенатор взял оружие.
– Я вернусь в одежде Эсхила… чтобы на фоне всей этой декорации в лучах восходящего солнца прочесть бессмертную трагедию поэта «Прикованный Прометей»… Ну а ты, учитель, как всегда, будешь зрителем… Хотя, надеюсь, к вечеру ты величаво покинешь наш жестокий спектакль в соответствии с моей легендой. Легкой жизни – легкая смерть! Такова моя плата.
И Нерон обнял Сенеку. И поцеловал его. В глазах Нерона были слезы.
Нерон ушел во тьму…
Трещали горящие факелы. Сенека смотрел на старика, умиравшего на золотом кресте, на сенатора с пикой, дрожащего под крестом, на Венеру и Амура, упоенно скакавших по решетке в безумном танце под крики и стоны умиравших людей, на легионеров, стороживших крест.
И опять взгляд Сенеки встретился со взглядом старика на кресте.
И тогда Сенека поспешно направился к пустой бочке. Осмотревшись, поняв, что никто за ним не следит, быстро, неуклюже полез Сенека в бочку.
Голова его исчезла в огромной бочке…
Вставало солнце. Сквозь розовый шелк его лучи упали на арену. И золотом вспыхнули медные опилки.
В трубном реве фанфар из главного входа появился Нерон. В пурпурной тоге, в лавровом венке, с кифарой в руках он шел к золотому кресту. У креста Нерон остановился и ударил по струнам. Зазвучала кифара – и Нерон запел стихи Эсхила:
– Вот кольца приготовлены.
Надень ему их на руки
И молотком к скале прибей.
Теперь, Гефест, железным шилом
С размаха грудь ему
Проткни!!
И, закрыв глаза, сенатор остервенело ударил пикой старика на кресте. Старик задохнулся от крика и боли.
– Прости им… – прошептал он и затих на кресте.
– Он умер… Я убил его… – в ужасе прошептал сенатор. Усмехаясь, Нерон обратился к распятому:
– Мой брат Диоген мертв… – И, зевнув, Нерон посмотрел на золотую бочку: – Ну что, пустое дерьмо?
И с размаху презрительно ударил ее ногой. И завопил от боли… Бочка осталась недвижимой.
– Отойди, Цезарь, – раздался голос из бочки.
– Сенека?! – в ужасе прошептал Нерон, отступая от бочки.
– Ты ошибся, Цезарь, меня зовут Диоген. И ты загораживаешь мне солнце…
Нерон взял факел из рук легионера.
В беспощадном свете огня в подымающемся солнце стали видны румяна, толстым слоем покрывавшие усталое, обрюзглое лицо Нерона. Но вот Нерон отодвинул факел – и вновь он был прежний Аполлон.
С факелом в руках медленно приблизился Аполлон к бочке. И поджег ее.
Потом Аполлон, Амур и Венера молча уселись вокруг подожженной бочки. Они ждали.
Страшный, нечеловеческий вопль раздался из горящей бочки. И затих. Затихли крики и стоны в подземелье. И наступила тишина.
И тогда в тишине зазвучал нежный смех Амура. Смех этот, как мелодию, подхватил Аполлон, за ним – Венера.
Так они сидели вокруг догорающей бочки, как три юных божества. И тихонечко смеялись – будто переговаривались о какой-то только им известной тайне.
