Людмила Петрушевская - Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы
ДИАНА. Костюмерши девушки мне рассказывали, смеялись до упаду, знали предмет.
НИНА. Вот такие дела на театре.
ДИАНА(переключаясь на другую тему). Но вы, вы же преступница!
НИНА. Че?
ДИАНА. Вы себя не жалеете!
НИНА. Да? А вот картошка, кому рассказать, ее надоть всю выкопать и чтобы высохла, потом в подвал сложить песком укрыть, а то без меня всё сделают и увезут, арапы тут вокруг на моторках орудуют плавают… Я же дочке всё! А он, муж ее, ребенок поздний, сбоку присосался и тоже мое жрет. Его же они ведь, жена и дочки. Хорошо, ешьте и живите. Нет! Его дергают к этой матери. Он и ей, сестры своей, возит мою картошку, моркошку. А с какого перепою? Самому уже за тридцать. Так. Слушайте дальше. Та дочь скончалась, эта заболела. Опять идет время.
ДИАНА. Какая, чья дочь скончалась? Ужас какой.
НИНА. Ну, матери мужа дочь!
ДИАНА. Матери мужа чья дочь?
НИНА. То есть сестра мужа дочки моей. Дочь этой свашни.
ДИАНА. Свашни?
НИНА (теряя терпение). Свашни моей!
ДИАНА. А что с ними со всеми было?
НИНА (орет). С кем?
ДИАНА. Вы сказали, дочь скончалась. Это трагедия, я понимаю. Что-то произошло? От чего?
НИНА. Та, первая дочь этой моей свашни, я не знаю, хер знает, от чего она умерла! От старости! Вторая дочь кричит, я одна мать не потяну, ты обязан. Мать у них больше центнера весит. У меня поросенка я выкармливаю, и то столько не тянет. А то, эта сестра кричит, я тоже умру таская мамашу, она останется на тебе.
ДИАНА. Сестра чья, я потеряла нить?
НИНА (машет рукой). Эта. Живая.
ДИАНА. Живая, прекрасно. Но кто?
НИНА. Сейчас поймешь. И все норовит эта, которая еще живая, сестра его, устроиться лечь в больницу, заболеть, чтобы он у матери поселился как следует. Она одна, сама незамужняя, и она не выдерживает и злится, что у ее брата семья. Легла в больницу, опять моего зятя тащут к этой матери.
ДИАНА. Да, я вас понимаю. Как тяжело с больным человеком! Вот у меня муж был, бас, Сусанина пел. Помните? Ты взойди, моя заря.
НИНА. Не, не помню.
ДИАНА. Ну Петров, он тоже тут у вас отдыхал.
НИНА. Из каких это Петров?
ДИАНА. Из оперных.
НИНА. Был из оперных Петров Николай Гербертович, был Иван Иванович.
ДИАНА. Вот-вот. Он. Потомственный алкоголик. Иван по кличке Сусанин. Солист хора. Мечтал о роли.
НИНА. Ну, басы, они все такие. А Петров был вам не муж. Я же помню. Да они все тут… Мужья-дружья.
ДИАНА. Да. Выбирать не приходилось. Он был да, мне гражданский муж.
НИНА. Ну и вот. Она, эта зятя мать…
ДИАНА. Какая зятя мать?
НИНА. Мать зятя, короче.
ДИАНА. Мать зятя? А, понятно. Но какого зятя? Я сбилась слегка.
НИНА. Моего! Моего зятя!
ДИАНА. Так бы и сказали.
НИНА. Ну. Моего зятя. И она тоже, это, переборчивая: то я не ем, вроде вас, воду в бутылках пьет только свежую, откупорит, глоток выплюнет, всё. Горькое для нее. А деньги-то! Все денег стоит.
ДИАНА. Не правда ли? Все, все денег стоит. А у меня пенсия копится там на сберкнижке.
НИНА (смотрит на Диану как бы новым взглядом). Да? И ну?
ДИАНА. Продолжайте, вот мать этого мужа, и что?
НИНА. Что! Ей надо каждый день варить новое, вчерашнего не выносит! Зять чуть что туда переселяется. Вот зачем это мне такой муж моей дочери? Сестра эта его оставшаяся пока что в живых, сидит в больнице злая как черт… Думаю, хоть бы ты пожила подольше… Врачу послала банку смородины трехлитровую.
ДИАНА. Сколько жить – это уже как судьба. Это рок.
НИНА. Ну да, это рок судьбы. Всех эта мать переживет, что толку-то? Кто за ней будет ходить, вот как вы всех пережили. Что толку-то? В своем уме, не в своем, чего хорошего?
ДИАНА. А вот вам тоже пример. У моей знакомой зять разошедшийся. Разошлись давно. Они выгнали этого зятя, он такое устроил: у них маленький ребенок, а пеленка грязная высохла, то есть жена молодая вовремя не постирала. Он взял ножницы и с таким холодным бешенством выстриг, понимаете, это пятно на пеленке. Испугались этих ножниц родители жены. Стрижет, стрижет так ножницами, а сам смотрит бешено. Мало ли что, подумали, он потом еще что пострижет! А это была их квартира, родителей. Его и попросили вон. Проходит время. Много лет. У дочери уже давно другая семья. А он, бывший зять, через кого-то дальнего передает весточку, что умирает от рака, выписали домой умирать. Ну и что? Никто из них к нему не пошел. И его родной сын в том числе. И этот бывший муж, он больше никого, видно, не звал. Открыли квартиру, он иссох весь. Воды не мог встать налить себе. Сам умер. Мумифицировался. Никого не затруднил.
НИНА. Ну и что это за пример?
ДИАНА. Мужественно мумифицировался. Есть над чем поразмыслить.
НИНА. Вот у вас дети есть?
ДИАНА. Да какая теперь разница, кому это интересно.
НИНА. Нет, вы скажите.
ДИАНА. У вас ведь дочь?
НИНА. Я вас! Вас спрашиваю.
ДИАНА. У вас дочь? Я ее видела, красивая. Рыженькая, кудрявая красавица.
НИНА. Толку-то! Рыжая, а вся семья на ней. Ее этот муж то и дело покидает, при своей мамаше чуть что ошивается. Та старая его сестра, она то-другое лечит, то она в больнице, то в санатории. Больная – притворная с лишним.
ДИАНА. А сколько лет вашей дочери?
НИНА. Да двадцать девять уже.
ДИАНА. По виду совсем юная.
НИНА. Нет, старая. Уже двадцать девять. Две дочки у ней. Вот у вас внуки есть?
ДИАНА. Да! Я же видела маленьких девочек рыженьких, они летом жили у вас в гостях. Такие славные! Как их зовут?
НИНА. Нет, вот вы скажите мне, у вас внуки есть?
ДИАНА. Это счастье, внуки. На вас смотрю и радуюсь.
НИНА. Счастье. Счастье! А толку-то. Зять при своей той семье. Ничем мне не помогает, как разведенный. Там сестра его скандалит. Смотрит на его детей и в уме они подсчитывают с той бабкой, что первая девочка не его! Почему типа обе рыжие?
ДИАНА. Да… Такие очаровательные мордочки, большие глазищи.
НИНА. Вот эта сестра нашего мужа смотрит, зырит настырно так, усмешки строит и говорит: все правильно, все верно, ребеночек рыжий, не наш. Подначивают этого мужа уйти.
ДИАНА. О! За мужчин думает их мать.
НИНА. Вот именно что, и сестра! Свой разум пропил. И кто он после того? На лодочной станции лодки выдает. Но это же только до сейчас, до осени! А зимой тоже детям жрать хочется! Вот я его и кормлю, зачем сама не знаю. На зиму хоть бы, как раньше, пожарником устроился на автобазу сутки через трое. Двое суток дома сериалы смотрит, одни сутки там пожарником спит. Но на автобазе к осени уже занято было все. Он лодки любит, ради того ушел на лето. Лодки полюбил я, водную гладь, там, где лодки плавают, там благодать, поэт сраный. Сам сочинил. Дочь мне показывала листок. Что он не такой как все.
ДИАНА. Вы добрячка, вы хотите всех накормить, благое дело. Вас вспомнят.
НИНА. А! Зачем мне это будет! Я тут вообще, все время сейчас к ним плавала с ведрами помоев, пока последние артисты жили тут. Дочь на участке моего поросенка держит, я ей отдала. И кур. А то не уследишь, приплывут архаровцы и увезут всё. Опасно с лишним. А дома свинью держать не будешь даже в ванной, дети ее не дадут забить. Привыкнут. Поросенок – он же как человек. Придешь к нему, он на ножки так встанет, об загородку обопрется, смотрит, выражение прям человеческое… От зятя моего такого не дождешься (показывает).
ДИАНА. У них, у кошек, у собак, мордочки гораздо симпатичнее! И слушают внимательно всегда, что ты им говоришь!
НИНА. Вот да. Все ему расскажешь, поплачешь… А потом и мясо в рот не лезет…
ДИАНА. Я мяса не ем принципиально. Братьев наших меньших!
НИНА. А что делать. Сейчас мои помои кончились, всё. От вас отходов нету. Да…
ДИАНА. Да…
НИНА. Как я его смерть перенесу, не знаю.
ДИАНА. Все мы под Богом ходим… Молитесь. (Всполошившись.) Чью смерть?
НИНА. Борова кладеного этого.
ДИАНА. Вы меня испугали.
НИНА. Зять не хочет поросенка резать, говорит, чего мараться. Это он завсегда ломается. Но придется его прирезать, а то похудеет с лишним.
ДИАНА (осторожно). Кто, пардон? Зять опять? Похудеет?
НИНА (орет). Поросенок! Сентябрь! От вас отходов нету!
ДИАНА (быстро). Сентябрь уж наступил, уж роща отряхает… Последние листы с нагих своих ветвей…
Пауза.
НИНА. Вот как я люблю, когда вы стихи читаете!
ДИАНА. У меня тоже два петуха жили дома. Дочке маленькой та бабка в деревне подарила цыплят. Дочка их кормила, тряслась над ними, кормила и выкормила на природе, два петуха здоровенных. Жалела. Петя и почему-то Игорек. Приехали с дачи с ними в город после лета. Ночь на дворе, а эти у нас на балконе глаза продрали и орут! Зарю встречают. Мы прямо на весь микрорайон сразу прославились. Делегации приходили, кулаками махали. Муж их в деревню отправил, к той обратно бабушке. Думал, мать хоть куриного супу поест от души, нет, она трехлитровую банку курятины закатала и обратно привезла. И жила у нас под это дело всю зиму… Да.
НИНА. А что в деревне, скучно!
