Эдвард Радзинский - Пьесы
Нечаев. Этого не было. Вы просто хотели, чтобы так было?
Аня. Ну, разошлись. Мы уже сделали тысячу вздохов, наверное.
Нечаев подошел к ней и положил ей руки на плечи.
(Вдруг шепотом) Я побежала!
Нечаев. Да.
Аня (не двигаясь с места). А я все боялась и решала, идти на съемку или не идти. И пока решала — опоздала. Я побежала. (Не двигаясь) Прощайте!
Нечаев. Прощайте! (Наклонился и поцеловал ее) Аня (не вырываясь). Не надо.
Он целует снова.
Ну, я это плохо делаю.
Он целует ее.
Ужас-ужас-ужас! (Она уткнулась ему лицом в плечо)
Нечаев. Ну…
Аня. Я не могу теперь на вас смотреть.
Нечаев. Ну где ты?
Аня. Я побежала-побежала-побежала! (Отчаянно) Побежала! (Убегает)
Нечаев один. Гудки машин. Шум ночного города.
Затемнение.
Квартира Надежды Леонидовны. Справа — комната, где накрыт праздничный стол. Слева — коридор, где стоит телефон. Когда высвечивается коридор, комната затемняется. Сейчас освещена комната. За столом — Надежда Леонидовна, Кирилл Владимировичи Ирин а.
Кирилл Владимирович. С днем ангела, Надежда Леонидовна! И сразу же за вас! (Пьет) Вы — языческая женщина! Вы нам в наследство от Древнего Рима! (Снова пьет)
Надежда Леонидовна (певуче). Дорогой! Ну как вы лихо пьете…
Кирилл Владимирович. Знаете, однажды я сел в поезд и узнал, что в буфете не продается водка. Я тотчас слез с поезда и пошел пешком.
Надежда Леонидовна (смеясь). Он ужасен! (Ирине) Дорогая, почему нет Ани? Где Аня?
Ирина. Я разрешила Ане задержаться сегодня до часу ночи. У них на работе какой-то вечер. Я хочу, чтобы она была вместе со всеми.
Кирилл Владимирович. У вас тяга к демократизму. Это правильно. Пусть она будет поближе к народу. У прогрессивных критиков была тяга к народности. Вы — Стасов!
Ирина. Кирилл Владимирович, по всему заметно, что вы уже перевыполнили норму.
Надежда Леонидовна. Ирина, не мешай ему. (Наивно-жеманно) Кириллушка, почему вы так много пьете?
Кирилл Владимирович. Как вам сказать…Одни люди пьют для того, чтобы им стало лучше, а другие… я, например… чтобы им не стало вдруг хуже. Сегодня я особенно боюсь, что мне станет вдруг хуже…
Ирина. Что-нибудь случилось?
Кирилл Владимирович. Час назад, направляясь к вам, я узнал нечто…
Звонок по телефону.
(Ирине) Это, конечно, вас.
Затемнение, высвечивается коридор. Ирина говорит по телефону.
Ирина (устало и значительно). Да, Аверкий Борисович… Да, я сегодня смотрела материал… Ну что вам сказать? Абсолютно самостоятельно… И самое интересное, что во всем этом есть… ну как бы вам сказать… какое бы слово здесь подобрать… Ну, нечто лермонтовское, что ли.
Затемнение в коридоре. Та же комната. За столом те же.
Ирина. Так что же случилось, Кирилл Владимирович?
Кирилл Владимирович. Пожалуй, я скажу вам об этом потом. Сейчас не хочу. Оставим дела в передней вместе с телефоном и шляпами. Каламбур для бедных!
Надежда Леонидовна. Как я люблю джаз. Пусть на моих похоронах…
Ирина. Тетя, тетя…
Надежда Леонидовна. Ну что тут такого… Мы все умрем, в этом нет ничего особенного. А может быть, это и хорошо. К старости мы становимся несколько карикатурны… Так вот… пусть на моих похоронах играет джаз. (Спохватившись.) Дорогая, где карандаш?
Ирина. Тетя! Тетя!
Надежда Леонидовна. Ну что тут особенного? Да, я суеверна, как все интеллигентные люди. Я не боюсь в этом признаться. И Кириллушка не станет смеяться надо мной. Я родилась ровно в два часа ночи. И пока часы будут бить два, я должна успеть записать все свои желания, а потом бросить листочек в бокал и выпить вместе с шампанским. И тогда все осуществится… Это ужасно. Ударов всего два… а желаний так много.
Звонок телефона. Затемнение в комнате.
В затемнении голос Ирины.
Голос Ирины. Да, Гаврила Захарыч… Это свежо. Ну что еще? Понимаете, во всем этом есть, ну как бы вернее и образнее выразиться… ну, если хотите… есть нечто лермонтовское.
Свет. Та же комната. Те же, без Ирины.
Кирилл Владимирович. И что же вы загадали, Надежда Леонидовна? Надежда Леонидовна. Это секрет. Какой холодный в этом году май! Дожди! Почему до сих пор нет Ани? Я тревожусь… Аня выросла. У нее стали фиолетовые глаза. Ирина этого, конечно, не видит. А я знаю эти глаза. И я ужасно боюсь за нее. У нее мой характер. Она будет много страдать от любви. Вот так, Кириллушка. Я уже научилась понимать красоту чужой любви и чужого поцелуя. Значит, я стала мудрой. Оказалось, старость приносит нам истинное успокоение. Она дарит нам покой и возможность точнее различать краски мира. Я всегда боялась, что состарюсь раньше, чем во мне умрет женщина. Но природа оказалась милостива. Все произошло красиво. Это большое счастье. (Помолчав) Я хотела попросить вас об одной вещи.
Возвращается Ирин а.
(Шепотом) Я вас попрошу об этом без нее.
Ирина усмехнулась.
Кирилл Владимирович. Надежда Леонидовна, если не секрет, сколько вам… лет… приблизительно? Надежда Леонидовна. Ну зачем же, я могу точно. Если в прошлом году мне было семнадцать, то в этом, очевидно, шестнадцать. Что делать, простите за банальность, я в том возрасте, когда следует только молодеть.
Телефонный звонок.
Затемнение.
Из затемнения — голос Ирины.
Голос Ирины. Да, искренне… И экспрессия… В этом есть… ну… я даже боюсь точно определить… определения всегда несовершенны… но в этом есть… нечто… лермонтовское.
Свет. Та же комната. Надежда Леонидовна и Кирилл Владимирович.
Надежда Леонидовна. О чем я вас прошу?.. Понимаете, однажды раскрылась дверь и вошел он. Кирилл Владимирович (испуганно). Кто? Надежда Леонидовна. Он работает диктором на стадионе «Динамо» и вдруг вообразил себя актером. Причем Гамлет, Ричард III, никак не меньше… А я, вместо того чтобы позвонить в психолечебницу, стала с ним заниматься. Что делать? Вы знаете, я не умею отказывать. Для этого нужна какая-то клеточка в мозгу, а у меня ее нет. Она выпала при моем рождении. Короче — с театром у нас не получилось. Так я думаю, может, он для кино сгодится? Поговорите с вашим режиссером, пусть он его посмотрит. Или нет. Лучше я сама с ним поговорю. Вы устроите мне встречу?
Кирилл Владимирович. Я устрою.
Надежда Леонидовна. Это ужасно. Бедная Иринушка, ее разорвут по телефону. И так каждый вечер. Я боюсь за вас, дорогой, вы много пьете. Это ужасно, что вы так редко к нам приходите. Приходите чаще. Я буду читать вам свою «Рашель». Я пишу о ней книгу. Пишу, и при этом оказалось, что я не могу писать без реакции. Поэтому я читаю страницы вслух своей кошке. И в патетических местах она мяучет. Видимо, ей нравится? Дорогой, я просто влюблена в свою Рашеличку. Это была гениальная актриса. И женщина! Она не боялась страсти! Вы знаете, когда эту книгу напечатают, я приглашу вас в ресторан и мы устроим такие вспрыски… Тьфу-тьфу-тьфу! Только бы не сглазить. Постучим по деревянному. Жаль, что с вдохновением плоховато. Кириллушка, вы великий умник. Почему вдохновение так редко посещает людей?
Кирилл Владимирович. Вдохновение — это как ребенок, которого посадили на горшок: «Умейте обождать!»
Вбегает Ирина.
Ирина. Тетя! Без пяти два!
Надежда Леонидовна. Боже! А где же Аня? Где карандаш? Я погибла!
Кирилл Владимирович. Возьмите авторучку. (Протягивает.)
Надежда Леонидовна. Я отравлюсь чернилами. Боже-боже!
Ирина сует ей карандаш. Шипение часов.
Лейте мне шампанское!
Кирилл Владимирович наливает. Удар часов.
(Лихорадочно записывает, бросает листок в бокал)
Удар часов.
(Пьет) Успела! Успела!
Ирина. С днем рождения, тетя! Надежда Леонидовна. С днем рождения! Ура! Ура!
Звонок телефона.
Затемнение в комнате. Высвечивается коридор. Ирина заканчивает разговаривать по телефону. Во время разговора входит Кирилл Владимирович. Снимает плащ с вешалки.
Ирина (говорит по телефону). Да, Иван Кузьмич. Это я… Именно, лермонтовское… А кто вам это передал?.. (Смеется). Ах, этот Аверкий Борисович… Да, по-моему, это тоже удачное определение… Что вы говорите? (Выслушивая ответ) Ну-ну… Ну… Ну-ну… Побеседуем завтра. Спокойной ночи! (Вешает трубку)
