Антон Чехов - Том 12. Пьесы. 1889-1891
Ять. Я ничего… Я ведь… Не понимаю даже… Извольте, я уйду… Только вы отдайте мне сначала пять рублей, что вы брали у меня в прошлом году на жилетку пике, извините за выражение. Выпью вот еще и… и уйду, только вы сначала долг отдайте.
Кавалеры. Ну будет, будет! Довольно! Стоит ли из-за пустяков?
Шафер(кричит). За здоровье родителей невесты Евдокима Захарыча и Настасьи Тимофеевны!
Музыка играет туш. Ура.
Жигалов(растроганный, кланяется во все стороны). Благодарю вас! Дорогие гости! Очень вам благодарен, что вы нас не забыли и пожаловали, не побрезгали!.. И не подумайте, чтоб я был выжига какой или жульничество с моей стороны, а просто из чувств! От прямоты души! Для хороших людей ничего не пожалею! Благодарим покорно! (Целуется.)
Дашенька(матери). Мамаша, что же вы плачете? Я так счастлива!
Апломбов. Maman взволнована предстоящей разлукой. Но я посоветовал бы ей лучше вспомнить наш недавний разговор.
Ять. Не плачьте, Настасья Тимофеевна! Вы подумайте: что такое слезы человеческие? Малодушная психиатрия и больше ничего!
Жигалов. А рыжики в Греции есть?
Дымба. Есть. Там все есть.
Жигалов. А вот груздей, небось, нету.
Дымба. И грузди есть. Все есть.
Мозговой. Харлампий Спиридоныч, ваша очередь читать речь! Господа, пусть говорит речь!
Все(Дымбе). Речь! речь! Ваша очередь!
Дымба. Зацем? Я не понимаю которое… Сто такое?
Змеюкина. Нет, нет! Не смейте отказываться! Ваша очередь! Вставайте!
Дымба(встает, смущенно). Я могу говорить такое… Которая Россия и которая Греция. Теперь которые люди в России и которые в Греции… И которые по морю плавают каравия, по русскому знацит корабли, а по земле разные которые зелезные дороги. Я хоросо понимаю… Мы греки, вы русские и мне ницего не надо… Я могу говорить такое… Которая Россия и которая Греция.
Входит Нюнин.
Нюнин. Постойте, господа, не ешьте! Погодите! Настасья Тимофеевна, на минуточку! Пожалуйте сюда! (Ведет Настасью Тимофеевну в сторону, запыхавшись.) Послушайте… Сейчас придет генерал… Наконец нашел-таки… Просто замучился… Генерал настоящий, солидный такой, старый, лет, пожалуй, восемьдесят, а то и девяносто…
Настасья Тимофеевна. Когда же он придет?
Нюнин. Сию минуту. Будете всю жизнь мне благодарны. Не генерал, а малина, Буланже! Не пехота какая-нибудь, не инфантерия, а флотский! По чину он капитан второго ранга, а по-ихнему, морскому, это все равно, что генерал-майор, или в гражданской — действительный статский советник. Решительно все равно. Даже выше.
Настасья Тимофеевна. А ты меня не обманываешь, Андрюшенька?
Нюнин. Ну вот, мошенник я, что ли? Будьте покойны!
Настасья Тимофеевна(вздыхая). Не хочется зря деньги тратить, Андрюшенька…
Нюнин. Будьте покойны! Не генерал, а картина! (Возвышая голос.) Я и говорю: «Совсем, говорю, забыли нас, ваше превосходительство! Нехорошо, ваше превосходительство, старых знакомых забывать! Настасья, говорю, Тимофеевна на вас в большой претензии!» (Идет к столу и садится.) А он говорит: «Помилуй, мой друг, как же я пойду, если я с женихом не знаком?» — «Э, полноте, ваше превосходительство, что за церемонии? Жених, говорю, человек прекраснейший, душа нараспашку. Служит, говорю, оценщиком в ссудной кассе, но вы не подумайте, ваше превосходительство, что это какой-нибудь замухрышка или червонный валет. В ссудных кассах, говорю, нынче и благородные дамы служат». Похлопал он меня по плечу, выкурили мы с ним по гаванской сигаре, и вот теперь он едет… Погодите, господа, не ешьте…
Апломбов. А когда он приедет?
Нюнин. Сию минуту. Когда я уходил от него, он уже калоши надевал. Погодите, господа, не ешьте.
Апломбов. Так надо приказать, чтоб марш играли…
Нюнин(кричит). Эй, музыканты! Марш!
Музыка минуту играет марш.
Лакей(докладывает). Господин Ревунов-Караулов!
Жигалов, Настасья Тимофеевна и Нюнин бегут навстречу.
Входит Ревунов-Караулов.
Настасья Тимофеевна(кланяясь). Милости просим, ваше превосходительство! Очень приятно!
Ревунов. Весьма!
Жигалов. Мы, ваше превосходительство, люди не знатные, не высокие, люди простые, но не подумайте, что с нашей стороны какое-нибудь жульничество. Для хороших людей у нас первое место, мы ничего не пожалеем. Милости просим!
Ревунов. Весьма рад!
Нюнин. Позвольте представить, ваше превосходительство! Новобрачный Эпаминонд Максимыч Апломбов со своей новорожд… то есть с новобрачной супругой! Иван Михайлыч Ять, служащий на телеграфе! Иностранец греческого звания по кондитерской части Харлампий Спиридоныч Дымба! Осип Лукич Бабельмандебский! И прочие, и прочие… Остальные все — чепуха. Садитесь, ваше превосходительство!
Ревунов. Весьма! Виноват, господа, я хочу сказать Андрюше два слова. (Отводит Нюнина в сторону.) Я, братец, немножко сконфужен… Зачем ты зовешь меня вашим превосходительством? Ведь я не генерал! Капитан 2-го ранга — это даже ниже полковника.
Нюнин(говорит ему в ухо, как глухому). Знаю, но, Федор Яковлевич, будьте добры, позвольте нам называть вас вашим превосходительством! Семья здесь, знаете ли, патриархальная, уважает старших, любит чинопочитание…
Ревунов. Да, если так, то конечно… (Идя к столу.) Весьма!
Настасья Тимофеевна. Садитесь, ваше превосходительство! Будьте такие добрые! Кушайте, ваше превосходительство! Только извините, у себя там вы привыкли к деликатности, а у нас просто!
Ревунов(не расслышав). Что-с? Гм… Да-с.
Пауза.
Да-с… В старину люди всегда жили просто и были довольны. Я человек, который в чинах, и то живу просто… Сегодня Андрюша приходит ко мне и зовет меня сюда на свадьбу. Как же, говорю, я пойду, если я не знаком? Это неловко! А он говорит: «Люди они простые, патриархальные, всякому гостю рады…» Ну, конечно, если так… то отчего же? Очень рад. Дома мне одинокому скучно, а если мое присутствие на свадьбе может доставить кому-нибудь удовольствие, то сделай, говорю, одолжение…
Жигалов. Значит, от души, ваше превосходительство? Уважаю! Сам я человек простой, без всякого жульничества, и уважаю таких. Кушайте, ваше превосходительство!
Апломбов. Вы давно в отставке, ваше превосходительство?
Ревунов. А? Да, да… так… Это верно. Да-с… Но позвольте, что же это, однако? Селедка горькая… и хлеб горький. Невозможно есть!
Все. Горько! Горько!
Апломбов и Дашенька целуются.
Ревунов. Хе-хе-хе… Ваше здоровье!
Пауза.
Да-с… В старину все просто было и все были довольны… Я люблю простоту… Я ведь старый, в отставку вышел в 1865 году… Мне семьдесят два года… Да. Конечно, не без того, и прежде любили при случае показать пышность, но… (Увидев Мозгового.) Вы того… матрос, стало быть?
Мозговой. Точно так.
Ревунов. Ага… Так… Да… Морская служба всегда была трудная. Есть над чем задуматься и голову поломать. Всякое незначительное слово имеет, так сказать, свой особый смысл! Например: марсовые по вантам на фок и грот! Что это значит? Матрос небось понимает! Хе-хе… Тонкость, что твоя математика!
Нюнин. За здоровье его превосходительства Федора Яковлевича Ревунова-Караулова!
Музыка играет туш.
Ура.
Ять. Вот вы, ваше превосходительство, изволили сейчас выразиться насчет трудностей флотской службы. А разве телеграфная легче? Теперь, ваше превосходительство, никто не может поступить на телеграфную службу, если не умеет читать и писать по-французски и по-немецки. Но самое трудное у нас, это передача телеграмм. Ужасно трудно! Извольте послушать. (Стучит вилкой по столу, подражая телеграфному станку.)
Ревунов. Что же это значит?
Ять. Это значит: я уважаю вас, ваше превосходительство, за добродетели. Вы думаете, легко? А вот еще… (Стучит.)
Ревунов. Вы погромче… Не слышу…
Ять. А это значит: мадам, как я счастлив, что держу вас в своих объятиях!
Ревунов. Вы про какую это мадам? Да… (Мозговому.) А вот, если идя полным ветром и надо… и надо поставить брамсели и бом-брамсели! Тут уж надо командовать: салинговые к вантам на брамсели и бом-брамсели… и в это время, как на реях отдают паруса, внизу становятся на брам и бом-брам-шкоты, фалы и брасы…
