Людмила Петрушевская - Московский хор
М.
В домовой книге должны быть фамилии.
О.
Думаю, что их там не будет. Федягин был человек знающий.
М.
Но ордер на кого-то выписывали?
О.
Как-нибудь он подмухлевал. Что-то сделал.
М.
Да.
О.
У меня друзья были бедные, понимаете? Что они уж там кашеварили, из дешёвой соломки, три копейки. Героин им было не поднять. Дороговато.
М.
Вас угощали?
О.
Это должно быть в деле. У вас всё есть.
М.
Я хотела бы слышать правду от тебя.
О.
Всё что я скажу, можете считать неправдой.
М.
Вот что ты передо мной гордишься?
О.
Гордишься, коль никуда не годишься, это сектантка говорила.
М.
У тебя в крови нашли героин.
О.
То ли ещё напишут товарищи опера Федягина.
М.
Ой ли.
О.
Знаете, человек как я, сирота с ребёнком, ищет и ищет как оттянуться, так и напишите в отчёте. Забыть обо всём.
М.
Я понимаю. Когда мне сделали аборт, я потом лежала долго в больнице.
О.
В психушке?
М.
Сестры после аборта перестали со мной общаться, только пинали или щипали. Ну и я надела верёвочный галстук.
О.
Повеситься хотели?
М.
Да повесилась.
О.
Вынули.
М.
А как же я с тобой тут разговариваю?
О.
А может быть, мне всё это снится. Вообще вся моя дурацкая жизнь. Я иногда так думаю. Кошмарный сон. Ты мне снишься, мама. Я хочу уснуть навсегда, пардон, блин.
М.
Мать меня один раз в дурдоме навещала, и один только раз в жизни её прорвало, что когда она мной ходила беременная, тоже удавиться хотела, и надо было, да двое детей бы сиротами остались. И видимо, эта судьба мне передалась.
О.
Да ладно! У вас квартира есть, любимое дело есть. Вы что!
М.
После мамы осталась наша семейная дача, родовое гнездо. Я там всё своими руками делала кроме плотницких работ. И мать специально по завещанию всё оставила только сестрам. Или они её заставили подмахнуть. Я там развела им на даче дивный сад, посадила яблоньки, кусты, цветы, они меня туда не пускают, только весной посадить и осенью убрать. Но я и этому рада! Весенний сад и осенний сад это что-то! Пора схода снега в апреле и пора листопада. Мне даже сентябрь перепадает. Когда они с семьями уезжают в город. А у меня свои маленькие хитрости, я сажаю не только летние цветы, но и осенние: георгины, астры, хризантемы. И когда они уезжают, сад цветёт ещё долго-долго, за исключением того, что они срезают уезжая. И яблоньки я посадила в своё время поздние. Они падают мне в руки. Сестры меня проклинают, но сделать ничего не могут, хотя урожай им всё равно достаётся.
О.
Бедная моя мамка!
М.
Жизнь вообще такая тяжёлая вещь, надо очень много трудиться, чтобы иметь хоть какой-то заслуженный покой.
О.
Скажите, моя тётя и двоюродная сестра в Америке, они там хорошо живут?
М.
Они не откликнулись.
О.
Моя тётя по матери в Минске хорошо живёт?
М.
Она не откликнулась.
О.
Могу к ней свободно съездить.
М.
Сначала надо трудоустроиться, заработать на поездку, дожить до отпуска, и тогда можно поехать. Мы хлопочем тебе о месте в общежитии на Макаронной фабрике на улице Лобачика.
О.
У меня же специальность швея-мотористка. Как это я буду работать на макаронах? Снова учиться?
М.
А что такого?
О.
У меня уже третий разряд.
М.
Таких рабочих мест нету. Уже давно идёт импорт одежды из Китая, Турции, с Украины, из Белоруссии, там дешёвая рабочая сила. Москва не шьёт. А шьют очень задёшево в Вологде, в Иванове постельное бельё. На это не прожить. Я узнавала. Потом, из колоний многие выходят с этой специальностью, куда вас девать.
О.
Я вернусь на зону, потому что найду и убью на вокзале Федягина.
М.
Я бы его тоже кое-кого охотно убила, но, к сожалению, убивать даже убийц кошек это преступление.
О.
Найду, найду его. Я на зоне читала граф Монтекристо. Про меня.
М.
Дадут пожизненное, да на зоне и убьют при попытке к бегству.
О.
И хорошо. Жизнь будет прожита не напрасно.
М.
Жизнь можно прожить не напрасно и другим способом. Помогая другим. Любовь.
О.
В каком смысле?
М.
Любить всех далёких людей. Помогать им. Ближним трудно, тогда надо любить тех, кого не видишь. Детей Африки, детдомовских. Возить им подарки.
О.
И чтобы они потом прилипали, да? С любовью своей.
М.
Я люблю уже своих сестёр, они многому меня научили. Они ссорятся, ругаются, делят дачу всё время, но когда дело заходит обо мне, тут они объединяются, они друг за друга горой. А я ведь при этом чиста! Я ни с кем не ругаюсь, я ни на чьей стороне. Спокойная совесть. Их это бесит. Бедные. Я их обожаю. Они дают мне такую человеческую гордость, когда начинают жаловаться друг на друга и на племянников. Смешные, жалкие тётки. Их не любит никто, ни дети, ни внуки. Мужья вообще давно имеют на стороне подруг. Как я жалею их, Ленку и Ирку.
О.
Семья! Семья! Когда родители да бабы с дедами да тётки-дядья, и дети тут же, здесь и начинается самая зона. Делят всё, злятся, гадят, разводят сплетни. А как появился кто-то в стороне — всем скопом ненавидят чужого.
М.
Интересно, откуда вы это знаете?
О.
Моя мама переехала из Минска, где её мама имела вторую семью, в Москву, где её отец тоже имел вторую семью и тоже ещё одну дочь. И ни там ни там мою маму не пускали в дом. Тем более со мной. Ненавидели друг друга, но против нас объединялись и даже по телефону решали, что она, то есть моя мама, решила всех доить, приводит с собой незаконнорожденную дочь и просит, чтобы она пожила. Эта фраза маму дико смешила. Она всего один раз пыталась меня оставить у своего отца, потому что надо было лечь в больницу на первую операцию. Но они меня не взяли. Подруга мамина взялась со мной пожить. Посторонний человек меня кормил, стирал с меня, держал в чистоте. Вот эта самая тётя Люба. А свой дедушка не принял. Ни бабка в Минске.
М.
А я, вот что интересно, так их люблю, что завещала свою квартиру им на двоих.
О.
Правильно. Чтобы никто чужой не убил или не посадил за квартиру, как Федягин. А то мало ли что. У нас сидела такая недоказанная убийца одинокого старика. Она-то сидела, а её кореш продал тут же её фирму и уехал за границу, всё.
М.
Ну вот слушай. Один раз я тоже поехала отдохнуть, перепала бесплатная путёвка от Владимира Георгиевича в дом-музей Тургенева. Этим Владимир Георгиевич вызвал гнев всего остального фонда. В разгаре лета! Чудо. Передала ключи от своей квартиры сестрам, отвезла на дачу, даю Ирке, чтобы её сын Олег у меня пожил, цветочки бы пополивал и кота бы подкормил. Елена тут же потемнела, ревнует, а почему это Олег? Маринке тоже бы надо подготовиться к поступлению на заочный. Хорошо. Говорю, ладно: если Олег Иркин не сможет пожить у меня, раз в день Пушку менять подстилку в лотке и добавлять корм, а из крана у меня всегда течёт свежая водичка — тогда пусть живёт Маринка. У меня был котик, чудесный мальчик, Пушок. До сих пор не могу его забыть. Я приезжаю через десять дней отдохнувшая, с вареньем, целый рюкзак банок земляничного наварила, ходила по лесам. Грибов насушила, мяты набрала. Короче, радостная и с тяжёлым грузом. Сейчас, думаю, с Олежкой варенья сестрам пошлю. Раз! Дверь закрыта на цепочку, на звонок не открывает никто. Несёт табачной гарью, вонищей какой-то. Алкоголем. Пушок не выбежал навстречу, как всегда. Я в тревоге. Через час ожидания обратилась к соседу, как раз он вернулся с работы. Он топориком поддел, цепочку сорвал. Вхожу. Моя чистенькая квартирка обратилась в вокзальный сортир! Всюду грязь, грязное бельё, мой диван как клоака, на моём белье спит посторонний мужчина. На кухне сидит Олежка пьяный-препьяный, там у него раскладушка, полная грязного барахла. Ну как так можно! Спрашиваю Олега, где кот Пушок, он меня матом в ответ, иди туда-то. Я ведь просила только, чтобы пожил Олег и кота постерёг. Господи, какой был кошмар потом! Обе на меня вызверились, что я милицию вызвала того мужика выскребать, он не хотел уходить, а Олежка им очень дорожил, оказывается. Из-за Олежки они мне и запретили на дачу приезжать. Я всё равно месяц выждала, в сентябре поехала, там ведь мои вещи на веранде. Только приехала, чайник поставила, соседка в дверь: а кто это тут? И, видимо, позвонила сестрам, приехал муж Ольги, отвратный тип, и сказал, это кража со взломом, мы тебя посадим. У нас пропали ценные вещи, какие? Спрашиваю, какие? Я только что приехала, два часа назад, вот мой билет с цифрами часа и минут, как я могла взять и увезти? Тут до Москвы сорок пять и больше минут езды, до станции пятнадцать минут да ждать поезда, глухая платформа Сорок третий километр, я и возвратиться бы сюда не успела. Главное, что у вас пропало? Деньги, говорит. Вот те на, приехали, Вы что, съехали с дачи в Москву, холодильник увезли, а деньги оставили? Он кричит: убирайся, мы тебя посадим. Вызову поселковую милицию. Во как. Убирайся. И вещей не разрешил своих же забрать. А я на исходе в дверях говорю: как бы вам не ошибиться, а то лишу наследства, вам не достанется всё равно, я вас моложе и так и так вас переживу при вашем алкогольном образе жизни, а вот ваших детей лишу — он покраснел как свёкла и начал ещё хуже орать.
