Валентин Азерников - Круиз
– Голубенко, – сказала девушка. – Голубенке! Но только не супруги. Однофамильцы!
– Не супруги?… – Гобели был обескуражен. – А вы уверены, что не ошибаетесь? Нет?
– Абсолютно, – резко сказала девушка.
Гобели посмотрел на молодого человека. Тот, усмехаясь, пожал плечами.
– Да… – Гобели поцокал языком. – Накладка. Надо ее поправить.
– Наконец! – сказала девушка. – Дошло.
– Поскольку вы не хотите ее исправить… – Гобели лукаво поглядел на девушку. – Нет?
– Ну знаете!… – она даже покраснела.
Молодой человек засмеялся.
– …Поэтому придется исправлять нам. Я приношу вам наши извинения, – сказал Гобели девушке. – А вам, – обернулся он к молодому человеку, – наверное, не надо? Нет? – И он хитро прищурился.
Тот снова засмеялся.
Засмеялся и Капустин.
– Очень смешно, – обиженно сказала девушка. – Все уже отдыхают, а я…
– И вы отдыхаете. Да, – сказал Гобели. – Что такое отдых? Новые впечатления. Вы уже были замужем? – спросил он у девушки.
– Нет, слава богу, – в сердцах ответила она.
– Ну, значит, вы уже отдыхаете…
Гобели постучал в дверь каюты Капустиных.
– Можешь войти, – услыхал он женский голос и толкнул дверь.
На диване, укрывшись пледом, лежала Светлана Николаевна. Увидев Гобели, она приподнялась.
– Извините, – сказала она и прикрыла голову платком. – Я, кажется, не очень причесана. Я думала, это…
Гобели смотрел на нее, грустно усмехаясь.
– Не узнала? Не узнала…
– Простите?…
– Неужели я так изменился?
– А вы разве?… Мы знакомы?
– Изменился, значит. Ты тоже, конечно. Я сначала не узнал даже. Не сразу. Но потом… Эти глаза… И голос… А я поседел.
Капустина смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Он гуляет, – успокоил ее Гобели. – Не волнуйся. И потом, в чем дело? Моя обязанность справляться у пассажиров, сцене одна. Она присела к роялю и повторила, аккомпанируя себе, последний куплет.
Капустин тихо поаплодировал. Неля вздрогнула, посмотрела в темный зал:
– Ой, кто это?
– Я, – сказал Капустин.
– Кто, не вижу?
Капустин подошел к ней.
– А вы кто, товарищ?
– Я? – усмехнулся Капустин. – Я товарищ, как вы справедливо заметили.
– Вы что, пассажир?
– В вашем вопросе слышно пренебрежение работающего человека по отношению к бездельнику.
– Товарищ пассажир, завтра вечером мы будем рады видеть вас здесь, а сегодня… сегодня, извините, у нас репетиция, и вы нам мешаете.
– Ну вот, и вам тоже. Всем я мешаю. Скажите, а вы скоро кончите?
– А что?
– Вы не могли бы… – Он посмотрел на нее снизу вверх. – Для начала не могли бы вы снизойти, что ли. В таком положении я вынужден робко просить, и тут уж никакой надежды.
Она спустилась.
– А на что вы надеетесь?
– Остаться здесь. Когда вы уйдете.
– Зачем?
– Мне негде ночевать. Нет, у меня есть каюта, билет, все в порядке, не пугайтесь, я не заяц. Но понимаете, тут такая дурацкая история… Ко мне по ошибке поселили женщину.
– Какую женщину?
– Хорошую. Красивую даже. Но как бы это сказать поточнее?… Чужую.
– Не понимаю, вы что, шутите?
– Я – нет. Судьба шутит. Мы оказались с ней однофамильцы. Не с судьбой, с женщиной. Они подумали, наверное, что это двое мужчин или две женщины, словом, двое однополых. Поэтому вы бы меня очень выручили, если бы разрешили остаться тут до утра.
– Это невозможно. И не во мне даже дело. Пожарник не разрешит.
– Кто?
– Пожарник.
– Вы извините, но по-русски правильно – пожарный, а не пожарник.
– Какая разница?!
– Вам, может, никакой, а им, пожарным, неприятно, когда их так называют.
– Ну хорошо, пожарный. Так вот он проверяет все салоны, и все равно вас… И мне еще достанется. Так что, если не хотите сами идти к капитану, пусть ваша однофамилица сходит. Вернее, даже не к капитану, а к пассажирскому помощнику.
– Этого-то я и не хочу, – сказал Капустин и, кивнув ей на прощание, пошел к выходу.
Гобели проходил по верхней палубе. Около бассейна он остановился. На надувном матраце мирно покачивался на воде Капустин. Кажется, он спал. Гобели покашлял деликатно, Капустин не реагировал. Тогда он позвал:
– Товарищ Капустин…
– Что? – Капустин сел, моргая.
– Множество извинений, но… но вы спали, кажется.
Капустин потер глаза.
– Да. И вы, кажется, меня разбудили. Если только мне это все не снится.
– Но, простите, здесь не положено спать. У вас есть каюта.
– Я люблю спать на свежем воздухе.
– А вдруг вы со сна перевернетесь? И захлебнетесь? Отвечаем за вашу жизнь мы. Если уж вам так хочется спать на воздухе, положите матрац на палубу.
– Тут меньше качает. Даже если будет шторм, матрац все равно останется неподвижным, не так ли?
– В это время года штормов не бывает.
– Ах, погода переменчива, как женщина. Сейчас тихо, а через минуту… Мы же с вами это знаем…
Гобели помолчал, а потом спросил:
– А кого из полководцев звали Николаем, вы помните?
– Нет. Но я вспомню, если мне не будут мешать…
Гобели покачал головой и пошел…
Светлана Николаевна подошла к краю бассейна, оглянулась. Никого не было.
– Олег! – негромко позвала она.
Капустин приподнялся.
– А, ты… Настучал уже… ябеда. Правильно ты его бросила.
– Прекрати глупить. Идем. Я найду себе место.
– К чему такие жертвы? Мне здесь очень нравится. Как в колыбели. И в противопожарном отношении…
– Тебе что, посмешищем хочется стать? Чтоб все на нас пальцами показывали? Идем. – Она попробовала дотянуться до матраца, но Капустин стал грести руками и матрац отъехал на середину бассейна.
– Что за мальчишество?! Вылезай давай! Тебе мало, что тебя этот видел, ты хочешь перед всей группой покрасоваться? Идем, я прошу тебя…
– О… Это что-то новое… Вернее, старое. Меня снова просят. О, дорогая, конечно, твоя просьба… – он шумно погреб к борту.
Она протянула ему руку. Он взял ее за руку, стал подниматься. Но тут матрац перевернулся, и он упал в воду, увлекая за собой Капустину.
– Ой! – закричала она. – Я же утону, здесь глубоко!…
Он, отфыркиваясь, подплыл к ней.
– Не бойся, держись за меня. Здесь мелко. Видишь, я стою. Да подожди, не дергайся… Вытянись на воде… – он подвел под нее руки и пошел с ней к борту.
Он помог ей вылезти. Мокрый халат облепил ее тело.
– Ты простудишься, – сказал Олег Григорьевич, не глядя на нее.
– И хорошо, – сказала она, тоже отвернувшись. – Поболею всласть.
– Пойдем. – Он помог ей подняться, и они пошли на некотором расстоянии друг от друга, словно боясь прикоснуться.
Утром уборщица обнаружила в холле спящего на двух сдвинутых креслах Капустина.
– Товарищ… – постучала она ему по плечу.
Капустин рывком сел.
– Что? Где горит?
– Где горит? – испуганно переспросила уборщица и оглянулась.
– А-а… – пришел в себя Капустин. – Нет, уже не горит. Потушили уже.
– Где?
– Там. Во сне.
– Господи, напугал… – сказала уборщица. – А чего это вы тут спите?
– Там это… сосед храпит. Сил нет.
– Толстый, наверное?
– Да, очень. Вот такой, – и Капустин показал – какой.
В это время открылась дверь каюты и выглянула Светлана Николаевна. Посмотрев на Капустина, стоящего с разведенными в стороны руками, и на уборщицу, она сказала нежно:
– Дорогой, я уже проветрила, можешь заходить…
За завтраком Капустины хмуро молчали.
За соседним столиком тоже молча сидели четверо преферансистов. Подошел официант с кофейником.
– Кофе?
– Я – пас, – сказал один.
– Я – вист, – сказал другой.
Теплоход пришвартовался к румынскому порту Констанца. Играла музыка. Туристы спускались по трапу, рассаживались по автобусам.
Кремнева считала выходящих. Когда по трапу сошел последний турист, она сказала Гобели:
– Четырех не хватает.
Недостающих она нашла в одном из салонов, где те сосредоточенно играли в преферанс. На столике около каждого лежали румынские леи.
– Товарищи, вам что, – сурово спросила Кремнева, – отдельное приглашение? Так отдыхать дома можно.
– Нельзя, – сказал тот, кто сдавал. – Там на рубли, здесь – на валюту.
В холле гостиницы Кремнева раздавала ключи от номеров.
– Капустины… – она протянула им ключ.
Сначала никто из них не брал его, предоставляя это другому, потом оба протянули руки одновременно.
Капустины вошли в свой номер, огляделись. Поставили сумки: он к одной стене, она – к другой. Кровати были соединены вместе.
– Так, – сказала она. – Этого еще не хватало. Помоги раздвинуть, что ли…
– Не утруждайся, – ответил он, взял свою сумку и вышел.
Внизу он встретил Нелю.
– Ну как? – спросила она. – Все устроилось? С вашей однофамилицей.
– Более или менее. Вы не хотите погулять перед сном? Если, конечно, я не нарушаю ничьих планов.
