Жан-Клод Каррьер - Царь Птиц
УДОД. Чтобы избежать похода, птицы изыскивали многочисленные оправдания. Чтобы убедить их отправиться в путь, Удод рассказывал им многочисленные притчи. Но чаще всего страх птиц был сильнее желания пуститься в дорогу.
Селезень отходит от остальных птиц и возвышает свой голос, говоря:
СЕЛЕЗЕНЬ. Нет, нет и нет! Идите, если ходите, я — Селезень, никуда не пойду. Я есмь сама чистота, я же живу в воде. Кто так держится на воде, как я держусь на воде? Я без сомнения обладаю чудесными силами. Нет, я никуда не пойду!
Куропатка присоединяется к Селезню и говорит:
КУРОПАТКА. Я тоже не двинусь с места. Я, Куропатка, моя жизнь — это драгоценные камни. Любовь к драгоценностям зажгла в моём сердце огонь. Эта любовь привязала меня к горе, где я нахожу камни. Мне никак невозможно покинуть эти места.
СЕЛЕЗЕНЬ. Моя пища и жилище моё в воде. Если и появляется в моём сердце печаль, я тут же смываю её водой. Я не люблю сушу. Как же оставить мне воду?
КУРОПАТКА. Я ем камни и сплю на камнях. Я люблю камни, ибо они вечны. Либо я нахожу камни, либо умираю!
Селезень и Куропатка оставляют совещание.
Удод обращается ко всем остальным сильным словом, говоря:
УДОД. Послушайте меня. Симург загорожен вуалью. Если он едва появится из-за неё, лицо его сияет, как солнце, и он отбрасывает на землю многочисленные тени. Эти тени и есть птицы. Вы все. Вы только тени Симурга. Какая вам разница: жить или умереть? Если бы Симург не хотел показаться, то и теней бы никогда не было. А тени есть. Но так как в лицо ему прямо взглянуть невозможно, то он создал зеркало, чтобы отражаться в нём.
ГОЛУБЬ. Что это за зеркало?
УДОД. Это зеркало — твоё сердце.
ВТОРОЯ ТРОПИЧЕСКАЯ ПТИЧКА. Почему ты всегда говоришь загадками?
УДОД. Не ответил ли я уже?
Между птицами растёт оживление и возбуждение. Удод спрашивает, говоря:
ЦАПЛЯ. У меня больше нет терпения ждать, но мне страшно. Что же это за царь, объясни!
УДОД. Посмотри на эту царевну.
Входит царевна, за которой следует служанка.
УДОД. Однажды, во время прогулки царевна увидела раба неописуемой красоты. С этого мгновения сердце её перестало быть ей подвластно.
Появляется раб. Царевна поражена, но раб её не видит. Служанка спрашивает царевну (одна из птиц задаёт вопрос, а Удод отвечает вместо царевны):
СЛУЖАНКА-ГОЛУБИЦА. Что с тобой, царевна?
ЦАРЕВНА-УДОД. Мной одолевает любовь. Я готова отказаться и от чести моей и от самой жизни.
СЛУЖАНКА-ГОЛУБИЦА. Любовь к рабу?
ЦАРЕВНА-УДОД. Я знаю. Мы не можем быть вместе. Но если я не поговорю с ним, то умру от стенаний.
СЛУЖАНКА-ГОЛУБИЦА. Что именно хотелось бы тебе, царица?
ЦАРЕВНА-УДОД. Хотелось бы мне насладиться его присутствием, но так, чтобы он об этом не знал.
СЛУЖАНКА-ГОЛУБИЦА. Мы тайным образом приведём его к тебе сегодня же ночью. Даже сам раб не узнает ничего.
Служанка подходит к рабу и повествует, говоря:
СЛУЖАНКА-ГОЛУБИЦА. Я пришла секретно к рабу, будто мне самой захотелось развлечься. Я спросила у него две чаши вина. В его чашу я всыпала порошок, от которого раб скоро потерял чувства. Когда наступила ночь, раба тайно доставили в спальню царевны.
Лицо раба закрывают вуалью.
СЛУЖАНКА-ГОЛУБИЦА. Раба посадили на золотой трон, украсили чело его жемчугом. В полночь он открыл глаза и обрёл зрение.
С раба снимают вуаль. Он в полном недоумении. Сокол произносит слова за него, говоря:
СОКОЛ. Где я? Что это за дворец? Откуда взялся ковёр? Откуда эти свечи с янтарным ароматом? И эта музыка?
В это время входит царевна. Раб поражён её красотой.
СОКОЛ. Кто ты? Я ослеплён красотой твоего лица.
Царевна приближается к рабу, берёт его руку.
СОКОЛ. Я поражён. Во мне нет больше ни разума, ни жизни. В мире этом отныне нет меня, и, тем не менее, пока нет и в другом.
ЦАРЕВНА-УДОД. Ты хочешь пить?
СОКОЛ. Меня мучает жажда.
ЦАРЕВНА-УДОД. Вот вино.
Они пьют. Потом они ложатся на ложе и предаются любви, в то время как служанка продолжает, говоря:
СЛУЖАНКА-ГОЛУБИЦА. Всю ночь огонь вина искрился в пламени свечей. Ночь напролёт раб не сводил очей с царевны. Всю ночь царевна слезами обливалась, даря ему любовь.
Царевна осторожно отстраняется от раба.
СЛУЖАНКА-ГОЛУБИЦА. Раб пребывал в своём виденье до рассвета. Когда снотворный порошок вновь усыпил его, раба перенесли в то место, где он был прежде.
Он просыпается рядом с другим рабом, который ещё спит. Раб вскрикивает. Другой раб тоже просыпается и, вскочив, спрашивает его, говоря:
ВТОРОЙ РАБ. Но что с тобой?
РАБ. Где мы?
ВТОРОЙ РАБ. Как это, где мы?
РАБ. Что произошло? Помоги мне!
ВТОРОЙ РАБ. Ночь кончилась, кричать нет смысла.
РАБ. Увы! Увы!
ВТОРОЙ РАБ. Но перестань! Что с тобой?
РАБ. То, что я видел, никто не увидит, никогда и никто!
ВТОРОЙ РАБ. Что же ты видел? Хотя бы расскажи!
РАБ. Не могу. Я в смятении. То, что я видел, я видел в другом теле. Я ничего не слышал, и вместе с тем, я слышал всё. Я ничего не видел и, тем не менее, я всё видел.
ВТОРОЙ РАБ. Тебе снился сон!
РАБ. Не знаю, снился ли мне сон, не знаю, был ли я пьян.
Раб поднимается.
ВТОРОЙ РАБ. Куда ты идёшь?
РАБ. Я не знаю, куда я иду. Мне нужно пуститься в путь. Я должен идти. Он торопливо уходит.
Птицы безумно возбудились от этого рассказа. Они расхаживают туда и сюда, некоторые взлетают, как бы готовые уже пуститься в путь.
Тут вступает Попугай, который кричит:
ПОПУГАЙ. Минуточку! Минуточку!
УДОД. Что ты хочешь, Попугай?
ПОПУГАЙ. Злыдни заперли меня в железную клетку, такого милого попугайчика, каким я являюсь!
УДОД. Ну и что?
ПОПУГАЙ. Ну так вот, я тоже хотел бы подняться до крыла Симурга, но я не могу. Я в клетке.
Удод отворяет клетку.
Попугай выходит и обретает свободу. Он поёт некоторое время. Потом встречает Павлина, пугается и забивается обратно в клетку.
ПОПУГАЙ. Меня с самого утра кормят только сахаром. На мне, полюбуйтесь-ка, золотое ожерелье. Мне хватает и клетки. Я люблю клетку.
УДОД. У тебя нет никакого представления о счастье. Ты не миндаль, а только скорлупа от миндаля.
Павлин развернул колесом свой хвост. Удод его спрашивает, говоря:
УДОД. А ты?
ПАВЛИН. Что я?
УДОД. Ты хочешь отправиться в путь?
ПАВЛИН. Нет, не хочу. Я птица не такая же, как все остальные. Меня изгнали из моего царства, теперь, в изгнании, я дожидаюсь щедрого сердца, которое вернёт мне трон. Бог с ним, с Симургом. Взгляните на мои сто тысяч радужных цветов!
УДОД. Я вижу радугу и вижу к ним впридачу пару кривых ног.
Стыдясь своих ног, Павлин пытается их скрыть. Птицы смеются. Им на посмешище павлин, нахохлившись, выходит. Удод говорит ему, пока тот ещё здесь:
УДОД. В море царство твоё — капля. Зачем тебе капля, если можно стать морем?
Заметив Воробья, который пытается незаметно улететь, он останавливает его, говоря:
УДОД. Куда ты летишь, Воробей?
ВОРОБЕЙ. Я?
УДОД. Да, ты, который убегал с таким нетерпением!
ВОРОБЕЙ. О, я… я такой слабый. Я хрупкий, как волосок. У меня и муравьиной-то силы не будет. Мной овладевает желание увидеть Симурга, но в немощи моей, как же смогу я до него добраться? Я погибну в дороге.
Входит человек, который идёт медленно. Удод указывает на него.
УДОД. Помнишь этого человека?
ВОРОБЕЙ. Нет.
УДОД. Был такой святой, человек непорочный и удаляющийся от зла, который обладал как умением, так и мудростью. Это был человек несравненный, знамя мира. В день казни он произнёс только такие слова: «Я есмь истина». Тогда, в качестве наказания, ему отрубили руки и ноги. Кровь хлестала из его тела так, что он побледнел. Тогда человек, подняв глаза, потёрся об отрубленные руки свои, говоря: «Кровь оживляет лицо человека, воспользуюсь ей, чтобы лицо моё стало полным жизни. Я не хочу показаться бледным никому. Иначе подумают, что я испугался. Я хочу быть красным. Тогда палач повернётся ко мне и увидит, что перед ним мужественный человек. Мир — только труп небытия. Чего буду я бояться?»
