Ричард Шеридан - Дуэнья
Дон Антоньо. А разве я не менее злополучен? Завтра твой отец принуждает Луису выйти за Исаака, португальца. Но проводи меня, мы что-нибудь придумаем, я уверен.
Дон Фернандо. Мне пора домой.
Дон Антоньо. Ну что ж, прощай.
Дон Фернандо. Скажи, Антоньо, если бы ты не любил мою сестру, честь и дружба не позволили бы тебе отбить у меня Клару?
Дон Антоньо (поет).
Дружбе всякий знает цену,
Знаю я, и знаешь ты.
Но во имя красоты
Небеса простят измену.
Как присяга, но не боле,
Дружба связывает нас.
А веленья милых глаз
Равносильны божьей воле.
(Уходит.)
Дон Фернандо. У Антоньо всегда какая-то легкомысленная манера отвечать мне, когда я его спрашиваю об этом, и она мне очень подозрительна. О проклятие! Что, если Клара его все-таки любит?
ПЕСНЯМного раз ее нежность узнав.
Все не верит ей сердце мое.
Я несчастнее всех, если прав,
Если нет – недостоин ее.
О, какие страданья нам ревность несет!
Только бедный ревнивец ревнивца поймет!
Свет улыбок ее дорогих
Сердцу ярче небесных светил.
Но, как только они для других,
Я терзаюсь, что их не ценил.
Все страшней и жесточе я муку терплю:
Чем коварней она, тем сильней я люблю.
(Уходит.)
Картина третья
Комната в доме дона Херонимо.
Входят донья Луиса и дуэнья.
Донья Луиса. Но скажи, дорогая моя Маргарита, очаровательная моя дуэнья, ты думаешь, это нам удастся?
Дуэнья. Повторяю вам, я совершенно уверена. Но надо немедленно приниматься за дело. Вещи приготовлены в вашей комнате, а в остальном мы должны положиться на судьбу.
Донья Луиса. Так, значит, мой отец поклялся, что не увидит меня, пока я не дам согласия на то, чтобы…
Дуэнья. Я сама слышала, как он говорил своему приятелю, дону Гусману: «Завтра я ее спрошу раз навсегда, согласна ли она выйти замуж за Исаака Мендосу. Если она будет колебаться, я дам торжественную клятву не видеться с ней и не разговаривать, пока она не вернется к повиновению». Это его собственные слова.
Донья Луиса. И, зная, как он всегда упрямо стоит на своем, ты и придумала этот способ устроить мой побег. Но ты заручилась поддержкой моей горничной?
Дуэнья. Она – соучастница наша во всем. Но помните: если нас ожидает успех, вы уступаете мне все права на маленького Исаака.
Донья Луиса. От всей души. Завладей им, если можешь, и я сердечно пожелаю тебе счастья. Он в двадцать раз богаче моего бедного Антоньо.
АРИЯМеня богатой свет зовет,
Богатств не много у тебя.
О милый мой, не знай забот:
Тебе я все отдам, любя.
Поверь, что ты мои мечты
Привлек лишь тем, что это ты.
Когда твоей руке, мой друг,
Навеки вверю я мою,
Забудь, любимый мой супруг,
Все то, что я тебе даю,
И знай, что ты мои мечты
Привлек лишь тем, что это ты.
Дуэнья. Я слышу, сюда идет дон Херонимо. Скорее дайте мне последнее письмо, которое я вам принесла от Антоньо! Как вам известно, оно должно явиться причиной моей отставки. Я сбегаю запечатать его, как будто оно еще не вручалось. (Уходит.)
Входят дон Херонимо и дон Фернандо.
Дон Херонимо. Ты, я полагаю, тоже распевал серенады? Нарушать мирный сон соседей гнусным пиликаньем и непристойным дуденьем! Срам какой! Хороший пример ты подаешь сестре! (Донье Луисе.) Но я пришел заявить вам, сударыня, что я больше не потерплю этих полуночных волхвований, этих любовных оргий, которые похищают чувства через слух, – как египетские бальзамировщики готовят мумии, извлекая мозг через уши. Во всяком случае, вашим резвостям настал конец: скоро сюда явится Исаак Мендоса, а завтра вы станете его женой.
Донья Луиса. Никогда в жизни!
Дон Фернандо. Право, сеньор, я удивляюсь, как вы можете желать себе такого зятя.
Дон Херонимо. Сеньор, вы очень любезны, что делитесь со мной вашим мнением. Прошу вас, что вы можете возразить против Исаака Мендосы?
Дон Фернандо. Прежде всего он – португалец.
Дон Херонимо. Ничего подобного, милый мой. Он отрекся от своей родины.
Донья Луиса. Он еврей.
Дон Херонимо. Тоже неверно: уже полтора месяца, как он христианин.
Дон Фернандо. Прежнюю веру он променял на имение, а новой еще не успел принять.
Донья Луиса. Изображая как бы глухую стену между церковью и синагогой или белые страницы между ветхим и новым заветом.
Дон Херонимо. Что еще?
Дон Фернандо. Но самая замечательная в нем черта – это его страсть к обману и всяческим хитростям.
Донья Луиса. Хотя в то же время дурак настолько в нем преобладает над жуликом, что, говорят, он обыкновенно сам становится жертвой своих проделок.
Дон Фернандо. Вот именно: как неумелый канонир, он по большей части в цель не попадает и при откате орудия получает ушиб.
Дон Херонимо. Что еще?
Донья Луиса. Короче говоря, он обладает наихудшим из пороков, который может быть у супруга, – он мне не нравится.
Дон Херонимо. Зато ты ему нравишься. А в браке достаточно, чтобы довольна была одна из сторон, – взаимной любви не требуется. Можешь быть кислой, сколько тебе угодно, – он человек сладкий. Самые лучшие яблоки дает именно прививка к дичку.
Донья Луиса. Я ненавижу его как жениха, а как мужа ненавидела бы в десять раз больше.
Дон Херонимо. Не знаю, замужество обыкновенно производит удивительные перемены. Но, чтобы с этим покончить, желаешь ты его или нет?
Донья Луиса. Это единственное, в чем я способна вас ослушаться.
Дон Херонимо. Дорожишь ты покоем своего отца?
Донья Луиса. Да, и не хочу, чтобы он вечно мучился сознанием, что сделал несчастной свою единственную дочь.
Дон Херонимо. Отлично, сударыня! Так слушайте же меня. Отныне я с вами не вижусь и не разговариваю, пока вы не вернетесь к послушанию. Никаких возражений! Вам отводятся эта комната и ваша спальня. Выходя из дому, я всякий раз буду запирать вас на ключ, а когда я дома, ни одна живая душа не сможет к вам проникнуть иначе, как через мою библиотеку. Посмотрим, кто кого переупрямит! Прочь с глаз моих! И сидите там, пока не уразумеете, в чем состоит ваш долг. (Выталкивает ее за дверь.)
Дон Фернандо. Мне кажется, сеньор, в деле такого рода следовало бы считаться с чувствами моей сестры и отнестись с большим вниманием к дону Антоньо, с которым меня связывает тесная дружба.
Дон Херонимо. Вот это, несомненно, превосходнейшая рекомендация! Должен покаяться, что я недостаточно с ней считался.
Дон Фернандо. Нет человека на свете, которого я с большей охотой назвал бы своим зятем.
Дон Херонимо. Очень может быть. И если у тебя когда-нибудь окажется сестра, которая в то же время не будет приходиться мне дочерью, то я уверен, что не стану возражать против такого свойственника. А пока попрошу прекратить этот разговор.
Дон Фернандо. Поверьте, сеньор, только внимание к моей сестре заставляет меня говорить.
Дон Херонимо. Если так, сеньор, то впредь из внимания к вашему отцу придержите ваш язык.
Дон Фернандо. Слушаю, сеньор. Я только попросил бы вас подумать о том, что бы вы испытывали в молодые ваши годы, если бы кто-нибудь противился вашему чувству к матери той, с кем вы так суровы.
Дон Херонимо. Должен сознаться, что я питал нежнейшие чувства к дукатам вашей матери, но и только, милый мой. Я женился на ней из-за денег, а она вышла за меня из послушания своему отцу, и мы были счастливейшей супружеской четой. Любви мы друг от друга никогда не ждали, а потому никогда не знали и разочарований. Если у нас и случались размолвки, то ненадолго, потому что мы не настолько любили друг друга, чтобы ссориться. А когда бедная женщина умерла, я, знаешь, не стал бы возражать против того, чтобы она была жива, и я желаю всем вдовцам в Севилье иметь возможность сказать то же самое. Пойду достану ключ от этой комнаты. Поэтому, любезный сын, если ты намерен прочесть своей сестре наставление, дабы укрепить ее в строптивости, оно должно быть кратким. Так что не теряй времени, слышишь? (Уходит.)
Дон Фернандо. Боюсь, что мой друг Антоньо действительно мало на что может надеяться. Но у Луисы есть упорство, а отцовские угрозы, надо думать, только усилят ее чувство к нему. В житейских делах мы относимся неприязненно к тем, кто даже нечаянно навлек на нас несчастье; но в делах сердечных – не то, и женщина никогда так пламенно не любит мужчину, как если ей пришлось пострадать ради него.
Шум за сценой.
Так! Что там за переполох? Это мой родитель сражается с дуэньей… Я предпочитаю свернуть с дороги. (Уходит.)
Возвращается дон Херонимо с письмом в руке, таща за собой дуэнью.
Дон Херонимо. Я поражен! Я ошеломлен! Что за неслыханное предательство и коварство! Вы – сообщница Антоньо и глава заговора, подготовлявшего побег моей дочери! Вы, которую я поместил в этом доме в качестве пугала!
