Александра Бруштейн - Голубое и розовое
Маруся. Уфажафаснафаяфа! Ужафаснафаяфа!..
Наседая на Катю с «фуфайскими» выкриками, Женя и Маруся вытесняют ее из зала.
Блюма. Она обидится.
Женя. Ну и пускай! Она все Мопсе на хвосте тащит…
Со смехом и щебетом влетают Рая и Зина.
Рая. Слышали новость?
Зина. У Наврозовой скарлатина!
Маруся. Счастливая! Это одной болезни четыре недели, да две недели карантин!
Рая и Зина подлетели к Жене. Обе отвернули уголки своих фартуков. При этом у Раи обнаружился приколотый с изнанки к фартуку голубой бантик, у Зины — розовый.
Рая. Голубое!
Зина. Розовое! Розовое! Розовое!
Женя (отвернула уголок своего фартука; у нее бантика нет). Ну вот! Опять забыла!
Рая (прыгая и приплясывая). Проиграла, проиграла! Плитку шоколада!
Женя. Каждый день проигрываю!.. Сколько я тебе всего проиграла, Зина?
Зина. Пятьдесят четыре плитки!
Рая. И мне шестьдесят восемь!
Маруся (вдруг просияла). Ура!.. Ура-а-а-а!
Женя. Что такое? Под ложечкой засосало?
Маруся (восторженно). Я ведь с Наврозовой на одной парте сижу!..
Зина. Ну так что?
Маруся. А у нее скарлатина!.. А я, может, от нее заразилась!.. (Бросается обнимать подруг.) Побегу сейчас в лазарет!..
Маруся убегает счастливая, сталкивается в дверях со входящей в зал Катей.
Катя (захлебываясь сенсацией). Слышали новость?
Женя (отмахиваясь от нее). Слышали!
Катя. Ну, какую?
Женя. А вот эту самую…
Катя. Нет, вы скажите, какую новость вы слышали?
Женя. Нификафакуфуюфу!
Рая и Зина (подхватили). Нификафакуфуюфу! Нификафакуфуюфу!..
В зал входят, держась под руки, Хныкина и Шеремет, обе из выпускного класса, с лиловыми бантами.
Зина. Моя пришла! Моя дуся!
Рая. И моя! Женя, видишь, та черненькая из седьмого? Это Тоня Хныкина… Я ее уже третий день обожаю!
Зина. А моя беленькая… Аля Шеремет… Она мне вчера улыбнулась, ей-богу!
Рая. Пойдем, Зина… (Пошла, обернулась.) А ты, Женя, не забудь: мне пятьдесят четыре плитки шоколада…
Зина. И мне шестьдесят восемь…
Во время последующей сцены Зина и Рая ходят под руки неотступно позади Хныкиной и Шеремет, не сводя обожающих глаз с их затылков.
Женя (кивает им вслед). На службу пошли, дурынды! Ходят, как нанятые, за обожаемыми своими!..
Блюма. Вы проиграли им сто двадцать две плитки шоколада?
Женя. Это им за голубое и розовое. А сейчас прибегут Ярошенко и Певцова — с ними я в синее и желтое играю и, наверно, столько же им проиграла… Всего будет пудов пять шоколаду!.. (Смеется.) Блюмочка, какие это в Африке берега есть? Золотой Берег, Слоновой Кости? Ну?
Блюма. Золотой Берег, Слоновой Кости, Невольничий Берег…
Женя. Вот-вот! Я туда и поеду, на Невольничий… Продамся там в невольники, куплю пять пудов шоколаду, расплачусь за голубое и розовое, за синее и желтое.
Блюма (с искренним огорчением). Так зачем же вы в это играете, Женя?
Женя. Ты думаешь, я им взаправду пять пудов шоколаду проиграла? Дурочка!..
Блюма. Значит, вы им этого отдавать не должны?
Женя. Ну конечно, нет! Вот с Певцовой я в белое играю. Так мы не на шоколад, а так: если она подойдет и скажет «белое», а у меня белого бантика нету, так я ей этот дом проиграла. А если у нее белого бантика нету, ну, значит, она проиграла мне соборную колокольню.
Блюма. Так зачем же в это играть? Я не понимаю.
Женя (невесело). Надо же во что-нибудь играть… А что же, француза обожать? Ленточки на карандаш ему навязывать? Или (кивнула на Зину и Раю) за старшими бегать, в затылок им смотреть?..
Шеремет (гуляя по залу, обернулась к идущей позади Зине). Да, а кто же это мне обещал стихи в альбом написать?
Зина (даже задохнувшись от счастья). А я, Алечка, написала… (Достает альбом, который заложен у нее за нагрудником фартука.) Вот!
Шеремет и Хныкина разглядывают в альбоме стихи, написанные Зиной.
Хныкина. Это ты сама сочинила?
Зина (смущенно). Сама.
Шеремет (читает). «… Когда умру, когда скончаюсь, ты на кладбище приходи и у креста моей могилы на память розу посади. И вспомни, как тебя любила, что сердце здесь похоронила…» (Милостиво глядя на зардевшуюся Зину.) Очень мило. (Жене.) А ты, Шаврова, мне тоже что-нибудь напиши. Ты, говорят, много стихов знаешь. (Дает Жене альбом.)
Женя (перелистывает). Я альбомных не знаю… (Показала что-то Блюме.) Блюма, видишь?
Шеремет (выхватила альбом из рук Блюмы). Не трогай!..
Блюма (растерянно). Почему?
Шеремет. У тебя, наверно, руки грязные… Так ты, Шаврова, напиши… (Подает Жене альбом.)
Женя (враждебно отталкивая альбом). Нет. Не напишу. Подавись своим альбомом! (Взяла Блюму за руку.)
Катя. Вы, Алечка, не обращайте внимания… Шаврова уж такая… Мы ее дворником зовем…
Шеремет. А я и не обращаю… Есть на кого!.. (Пошла, напевая.) «… Вчера вас видела во сне… И тихим счастьем наслаждалась…»
Хныкина (уходя с ней, подхватила). «Когда бы можно было мне, я б никогда не просыпалась!..»
Шеремет и Хныкина уходят. Рая, Зина и Катя идут за ними. Пауза.
Женя. Блюма, а почему ты уроки здесь учишь, а не дома?
Блюма. Я вам скажу, Женя, только вы другим не говорите: видите, какие они!.. Мне дома очень трудно учиться: тут к папе заказчики ходят, тут и я, и старший брат тоже…
Женя. А твой брат хороший?
Блюма. Мой брат такой хороший, просто рассказать нельзя какой!.. Мы с ним очень дружим. Он мне все-все рассказывает. Даже чего папе не говорит, а мне — все! Папа у нас тоже хороший!
Женя. Да… А у меня вот, как дедушка умер, никого, только Нянька… Мой дедушка тоже хороший был… Он меня всему учил… И не про собак бесхвостых, нет!
Блюма. Ваш дедушка здесь жил, в этом городе?
Женя. Нет, он был полковой доктор… Мы все время с полком кочевали. Сколько я, Блюма, городов видела, сколько людей!
Блюма (робко положила руку ей на плечо). Вам, Женя, здесь плохо, да?
Женя (голос дрогнул). Плохо. Когда меня сюда заперли, я никак привыкнуть не могла… А тебе, Блюма, тоже плохо?
Блюма без слов склонила голову.
Они жабы, да? А почему ты всем говоришь «вы»? Надо говорить «ты»!
Блюма (тихо). Это, Женя, не все любят.
Женя. Мне не смей «вы» говорить. Хорошо?
Блюма. Хорошо.
Женя. Ну, скажи сейчас: «Ты, Женя, дура».
Блюма. Нет. Ты, Женя, умная.
Женя. И если они тебя будут обижать, я им такого Алкивиада покажу! (Сжала кулаки.)
Входит Маруся.
Маруся (подходит очень мрачная). И все вранье…
Женя. Что «вранье»? Как ты смеешь, Маруська?
Маруся. Вовсе у Наврозовой не скарлатина. Простая ангина… (Села между Блюмой и Женей на подоконнике.) А я уж обрадовалась — буду в лазарете лежать, книжку читать!..
Женя. Какую книжку?
Маруся. Мне в приемный день брат принес — «Капитанская дочка». Пушкина сочинение. Потихоньку сунул, никто не видал… Ты это читала, Блюма?
Блюма. Да. Вы только другим не говорите, они смеются… Мой брат в типографии работает, наборщиком… Он оттуда разные книги приносит — с вечера до утра…
Женя. А вы мне про эту капитанскую дочку расскажете, Маруська, Блюма, а?
Маруся. Так ведь я не дочитала еще! Я только первую половину!
Женя. А Блюма пускай другую половину доскажет.
Дальнейший разговор девочек не слышен, видно только, как Маруся оживленно рассказывает. В зале становится многолюднее, ходят парами, тройками, останавливаются группами. Возвращаются в зал Хныкина и Шеремет и идущие за ними по пятам Рая и Зина.
